использовать его в подобной роли?
представляешь себе, чем должен быть Папара, - наставительно начал Говорек.
- Для тебя он немного римский папа, немного главнокомандующий, а не вождь.
Вождь потому и вождь, что он ведет за собой, тащит, он в первом ряду, он
похож на любого другого солдата, только самый лучший. Вождь-это не
профессионализм, не какое-нибудь чертовски усердное умение руководить,
какого нет ни у кого! Фош был типичный главнокомандующий, собаку в своем
деле съел. В этом отношении у вождя может и маковой росинки во рту не
быть. Его мудрость не от мира сего. Но он и не папа, который словно центр
круга. Все к нему сбегается, все вертится вокруг него. А он ни с места. Ты
бы Папаре запретил даже пальцем шевельнуть.
быть? - резко спросил он.
знает. С первых же слов проект ему не понравился.
тебе говорю, будет.
не выйдет. Вы меня сюда и зазвали затем, чтобы достать людей. Если я не
соглашусь, так и делу конец!
Папара на публике показывается редко. Все больше сидит в помещении партии,
куда никто из его врагов и не попытается прорваться, да еще в
университете, где крутится довольно много его сторонников. Но скоро
перестанут крутиться.
своей кандидатуры. Он взял дежурство на кафедре!
пробудился стратег.
Именно там он пойдет, а как дежурныйпоследним. Тут-то к нему и пристанут.
Вроде бы никто там ему помочь и не сможет. Если сообразят, закроют на
засов двери во двор. И будут сидеть себе с Папарой на лестничной клетке,
запертой со всех сторон, сколько душе угодно. Могут с ним преспокойно
разделаться. Сверху нет никого, а если кто во дворе что пронюхает, начнет
с того, что попытается проникнуть через входную дверь, а у них там, по
другую сторону лестничной клетки, окно. Выпрыгнут в университетский сад,
только их и видели.
мы?
сперва! Все помните ту лестничную клетку?
Женщин там не будет, ни одной. Так вот, - и он обратился к мужчинам, -
сколько дверей на той лестничной клетке? Во двор, это одна, - стал считать
он, - в аудиторию вторая. И все?
окна, которое ты им оставляешь, чтобы у них было откуда прыгать.
вообще-то знаете, что это за дверь?
кабинетом профессора.
указывая всем на источник истины. Затем принялся рассказывать: - Несколько
дней назад я ждал профессора. И чтобы меня никто не опередил, не в зале, а
в приемной, даже не сидя, а стоя, стула там нет. Стою, стену подпираю.
Вижу, что-то белеет. Пододвигаюсь к двери. К той самой. Слышу, шаги за нею.
типа каких-то. Один хромой, ногу вроде бы волочит, шаги какие-то неровные.
Еле тащатся, болтают. "Все о нас понимаю. Ничего туч для меня нового. Сам
в Германии на жуткие вещи насмотрелся, - говорит один. - Вот что меня
только поражает: как это молодые польские фашисты одновременно мш -ут быть
и такими правоверными католиками". А другой, судя по голосу желторотый,
сопляк, в ответ ни больше, ни меньше речь закатил:
будущих вождей. И дело в шляпе. Сегодня они для многих посмешище, но
справиться с ними можно только сегодня. Через год он уже не будет смешон,
до него не доберешься, а через два-не ты до него, а он до тебя доберется!
слишком поздно. Сегодня до Папары еще дотянешься!"
дверь, хотел послушать, что дальше. И понял, какая же она слабенькая. На
одной скобе держится. Говорю вам, труха! Тут профессор: "Вы ко мне?
Пожалуйте!" Через минуту выхожу от него. Помчался через двор, влетаю в
соседнюю аудиторию, куда и ведет эта лестница. Там как раз и дежурит
Папара. Его нет. А вообще-то есть кто? Заглядываю в их читалку. Человек
двадцать.
четверть часа назад? Все. Как раз к открытию. Ищи ветра в поле! Одно
только-выходя, я еще раз оглядел эту забитую дверь со стороны лестничной
клетки. Держится она на честном слове.
размышлял он. - Если такое должно случиться с Папарой, то именно там. А
эти двое, знаешь о них что-нибудь, что по этому поводу думаешь, это что,
пусть и самый предварительный, но план или так, случайная мысль?
должно быть достаточно. Идею пьесы они выдвинули, а если у них нет автора,
то мы его заменим и сыграем, что им хочется, только вот сцену выберем
сами. И режиссура будет наша!
придет Ельский. Днем он вернулся в Варшаву и навязался прийти сегодня. У
него было что ей порассказать.
можно скорее. Все одни только предлоги! С пустыми руками, без новостей и
приключений, он все равно рвался бы к ней. Ну а тем более раз у него,
кажется, есть чем похвастаться.
пораньше". Ельский частенько объявлялся, даже не позвонив предварительно
по телефону. Нередко натыкался тут на товарищей Кристины по организации.
Так случилось с молодым Сачем, который принял Ельского за одного из своих.
Так случалось с Чатковским, который считал Ельского человеком, очарованным
движением, но пребывающим в нерешительности, отдаться ему или нет. "Не
говорите при мне о ваших секретах", - просил он. Ельскому отвечали, что
ему доверяют. Считая его своим, галантно повторяли: "Мы знаем, вы нас не
предадите!"
присягал. Не забывайте, я на государственной службе".
Говорек. А Чатковский успокаивал его: "Вы не первый чиновник в партийных
списках. Прекрасный материал, который умеет держать язык за зубами.
Секретные дела ему не в новинку". Ельского подобный тон раздражал. Ему
хотелось побольше разузнать о движении, и он опасался сделать неверный
шаг. Ельский ценил тот факт, что благодаря Кристине мог наблюдать за ними
прямо в гостиной. В этом он отдавал себе отчет. И все же ему хотелось
вытащить оттуда Кристину.
с нею об этом.
вас работа! Вы даже не знаете, как она вам вредит! - Порой столь пылкие
советы растапливали оковы светских условностей. - Одно дело-быть хозяйкой
политического салона, - поучал он, - другое-клуба.
должное собственной сдержанности, - хотя и умираю от страха за вас. Всякий
день вас могут отколошматить. А арест! - вздохнул он и простонал: - Боже
ты мой!
Кристина. - Вы еще скажете, не к лицу!