Чтение 19–й страницы книги ~Возвращение в Брайдсхед~

-- Это, безусловно, гораздо больше, чем я заслуживаю.

-- О, у меня есть и более безнадежные случаи. Ллойд Джордж, и кайзер, и
Олив Банке.

-- А это кто?

-- Ее исключили из монастыря в прошлом семестре. За что, я точно не
знаю. Что-то она такое писала, преподобная матушка у нее нашла. А знаете,
если бы вы не были агностиком, я бы попросила у вас пять шиллингов заплатить
за черную крестную дочь.

-- В вашей религии меня теперь ничем не удивишь.

-- О, это один миссионер-священник в прошлом году придумал. Вы
посылаете каким-то монахиням в Африку пять шиллингов, и они крестят
черненького ребеночка и дают ему ваше имя. У меня уже есть шесть черных
Корделий. Мило, правда?

Когда Брайдсхед с Себастьяном освободились, Корделию отправили спать.
Брайдсхед вернулся к нашему разговору.

-- Вы, конечно, правы, я понимаю,-- сказал он.-- Вы относитесь к
искусству как к средству, а не как к цели. Это строго теологический подход,
но для агностика необычный.

-- Корделия обещала молиться за меня,-- сказал я.

-- Она девять дней молилась за свою свинью,-- заметил Себастьян.

-- Для меня все это крайне непривычно,-- признался я.

-- Кажется, мы ведем себя неподобающим образом,-- заключил Брайдсхед.

В тот вечер я впервые осознал, как мало я, в сущности, знаком с
Себастьяном и почему он все время старался не допускать меня в свою другую
жизнь. Он был словно друг, с которым сошлись на пароходе в открытом море; и
вот теперь мы прибыли в его родной порт.

Брайдсхед и Корделия уехали; в парке убрали палатки и флаги;
вытоптанная трава снова постепенно зазеленела; месяц, начавшийся в блаженной
лени, теперь стремительно приближался к концу. Себастьян уже ходил без
палочки и забыл о своем увечье.

-- Я считаю, что вы должны поехать со мною в Венецию,-- сказал он.

-- Денег нет.

-- Это я уже обдумал. Там мы будем жить на папин счет. Дорогу мне
оплачивают адвокаты -- спальный вагон первого класса. На эти деньги мы оба
можем доехать третьим.

И мы поехали; сначала медленным дешевым пароходом до Дюнкерка, сидя всю
ночь под безоблачным небом на палубе и следя, как серый рассвет занимается
над песчаными дюнами;

затем, трясясь на деревянных скамьях, в Париж, где поспешили к "Лотти",
приняли ванну и побрились, пообедали у "Фойо", где было жарко и наполовину
пусто, сонно побродили по магазинам и еще долго должны были сидеть в
каком-то кафе, пока не настанет время отправления нашего поезда; потом
пыльным теплым вечером шли на Лионский вокзал к отходу почтового на юг; и
опять деревянные скамьи, вагон, в котором полно бедняков, едущих в гости к
родственникам и снарядившихся в дорогу так, как принято у бедняков в
Северной Европе: с бесчисленными узелками и с выражением покорности
начальству на лицах, и матросов, возвращающихся из отпуска. Мы спали
урывками, под толчки и остановки, среди ночи сделали пересадку, потом снова
спали и проснулись в пустом вагоне, а в окнах мелькали сосновые леса, и
вдали маячили горные вершины. Новые мундиры на границе, кофе и хлеб в
станционном буфете, вокруг нас люди, по-южному живые и грациозные, и опять
путь по широкой равнине, а в окнах вместо хвойных лесов -- виноградники и
оливковые рощи, пересадка в Милане, чесночная колбаса, хлеб и бутылка
"Орвието", купленные с лотка (мы потратили почти все наши деньги в Париже);
солнце в зените и земля, затопленная зноем, вагон, наполненный крестьянами,
приливающими и отливающими на каждой станции, и тошнотворный запах чеснока в
жарком вагоне. Наконец вечером мы приехали в Венецию.

На вокзале нас ожидала сумрачная фигура.

-- Папин слуга Плендер.

-- Я встречал экспресс,-- сказал Плендер.-- Его светлость думал, что вы
по ошибке сообщили не тот номер поезда. Этот поезд значится только от
Милана.

-- Мы приехали третьим классом. Плендер вежливо поцокал языком.

-- Вас дожидается гондола. Я с багажом приеду сразу же вслед на
vaporetto1. Его светлость отправился в "Лидо". Он не

1 Катер (итал.).

был уверен, что вернется к вашему приезду, то есть когда мы еще
предполагали, что вы приедете экспрессом. Теперь он уже должен быть дома.

Он подвел нас к дожидавшейся лодке. Гондольеры были в бело-зеленых
ливреях с серебряными бляхами на груди. Они улыбнулись и поклонились.

-- Palazzo. Pronto1.

-- Si, signore Plender2. И мы отплыли.

-- Вы здесь бывали?

-- Никогда.

-- Я один раз уже был -- приезжал морем. Но надо приезжать только так.

-- Ессо ci siamo, signori3.

Дворец был не столь грандиозен, как можно было ожидать, с узким
ложноантичным фасадом, замшелыми ступенями и темной аркой из рустованного
камня. Один из гондольеров спрыгнул на берег, привязал чалку к столбу и
позвонил у дверей. Двери распахнулись; слуга в довольно безвкусной полосатой
летней ливрее повел нас вверх по лестнице из полумрака на свет; стены piano
nobile4 в ярких солнечных лучах полыхали фресками школы Тинторетто.

Наши комнаты находились на втором этаже, куда вела крутая мраморная
лестница; окна были загорожены ставнями, и сквозь щели пробивался горячий
солнечный свет; дворецкий распахнул ставни, и открылся вид на Большой канал.
Кровати были завешены москитными сетками.

-- Mostica5 сейчас нет.

В обеих комнатах стояло по маленькому пузатому комоду с тусклым
зеркалом в золоченой раме, и больше никакой мебели не было. Полы -- голые
мраморные плиты.

-- Мрачновато, да? -- сказал Себастьян.

-- Мрачновато? Да вы только поглядите! Я подвел его к окну и к
несравненному виду, открывавшемуся перед нами и вокруг нас.

-- Нет, о мраке тут говорить не приходится... Ужасный взрыв заставил
нас броситься в соседнее помещение. Там оказалась ванная, оборудованная,
по-видимому, в бывшем

1 Во дворец Живо (итал).

2 Да, синьор Плендер (итал ).

3 Вот мы и приехали, синьоры (итал).

1 Бельэтаж (итал ).

6 Москиты (итал.).

274

камине. В ней не было потолка, а стены проходили насквозь через третий
этаж и открывались прямо в небо. Облако пара почти скрыло дворецкого у
старинной колонки. Сильно пахло газом, а из крана бежала тонкая струйка
холодной воды.

-- Плохи дела.

-- Si, si, subito, signori!1

Дворецкий выбежал на лестницу и стал что-то громко кричать вниз, ему
отозвался женский голос, гораздо более пронзительный. Мы с Себастьяном
вернулись к созерцанию вида из наших окон. Между тем переговоры подошли к
концу, появились женщина и мальчик, они улыбнулись нам, бросили свирепый
взгляд на дворецкого и поставили на комод к Себастьяну серебряный таз и
такой же кувшин с крутым кипятком. Дворецкий тем временем распаковывал и
складывал наши вещи и, перейдя на итальянский, толковал нам о непризнанных
достоинствах старинной колонки. Вдруг он насторожился, склонил голову набок,
промолвил: "Il marchese" -- и бросился вниз.

-- Надо принять благопристойный вид для встречи с папой,-- сказал
Себастьян.-- Смокинги не потребуются. Насколько я понимаю, он сейчас один.

Мне не терпелось поскорее увидеть лорда Марчмейна. Когда же я его
наконец увидел, меня прежде всего поразила его обыкновенность, впрочем, как
я убедился позже, нарочитая. Он, видимо, сознавал, что имеет байронический
ореол, считал это дурным тоном и старался по возможности его скрыть. Он
стоял на балконе, и, когда повернулся к нам, лицо его скрыла густая тень. Я
видел только высокую, статную фигуру.

-- Голубчик папа,-- сказал Себастьян,-- как ты молодо выглядишь!

Он поцеловал лорда Марчмейна в щеку, а я, который не целовал своего
отца с тех пор, как вышел из детской, смущенно стоял сзади.

-- А это Чарльз. Ведь верно, папа очень красив, Чарльз? Лорд Марчмейн
пожал мне руку.

-- Тот, кто смотрел для вас расписание поездов, сделал ошибку,-- сказал
он, и голос его был голосом Себастьяна.-- Такого поезда нет.

-- Но мы на нем приехали.

-- Быть не может. В это время есть только почтовый из Милана. А я был в
"Лидо". Я теперь по вечерам играю там в теннис с инструктором. Единственное
время, когда не слишком

1 Здесь, сейчас, сейчас, синьоры (итал).

жарко. Надеюсь, молодые люди, вам будет удобно наверху. Этот дом,
кажется, выстроен в расчете на удобство только для одного человека, и
человек этот -- я. У меня комната размерами с этот зал и очень приличная
гардеробная. Вторую просторную комнату взяла себе Кара.

Я был очарован простотой и свободой, с какими он говорит о своей
любовнице; позднее я заподозрил, что это делалось нарочно, чтобы произвести
на меня впечатление.

-- Как она поживает?

-- Кара? Прекрасно, надеюсь. Завтра утром она будет с нами. Поехала
погостить к знакомым американцам, которые снимают виллу на Бренте. Где мы
сегодня обедаем? Можно поехать в "Луна-отель", но туда теперь с каждым днем
набивается все больше англичан. Вам будет очень скучно, если мы останемся
дома? Завтра Кара непременно захочет повезти вас куда-нибудь, а здешний