мне наибольшее доверие, - ее чаще всего приводят люди, далекие от такого
рода спекуляций, - 135 000, то есть погибло больше, чем в Хиросиме. Впрочем,
никто не знает, сколько было в Дрездене народа, когда происходила
бомбардировка, - ведь там скопилось множество дезертиров с разваливающегося
русского фронта, а беженцы из разбомбленных городов прибывали день за днем.
обыкновенных подвалах - было столько, а определить, все ли в этом подвале
погибли, было так сложно, что жертв просто кремировали, устраивая гигантские
погребальные костры, - просовывали в подвал огнемет, тела жгли, не считая и
не пытаясь опознать. Родственники и друзья беженцев, стекавшихся тогда в
Дрезден, теперь обычно не знают про судьбы этих людей: пропал под конец
войны, вот и все. В городе было полно поляков, угнанных на работы.
Родственники и друзья этих поляков теперь могут сказать про них лишь одно -
был угнан в Германию и не вернулся.
Дрездене почти не найти было физически крепких мужчин в возрасте от
шестнадцати до пятидесяти лет, даже искать было бы глупо. Все, относящиеся к
этой категории, дрались, умирали, дезертировали, капитулировали где-то
далеко от Дрездена. Замечательный немецкий писатель Гюнтер Грасс, который
войну пережил ребенком, однажды спросил у меня, когда я родился. Отвечаю: в
1922-м. А он говорит: мужчин вашего возраста в Германии сейчас совсем нет, и
в Австрии тоже, и в Советском Союзе. Если он преувеличил, то ненамного.
Дрездена, несомненно, были эсэсовцы, военные преступники или их родичи,
гордившиеся - какая мерзость! - сделанным этими преступниками, были
гестаповцы и им подобные. Всем им поделом досталось, еще легко отделались.
Не исключено, что поделом досталось вообще всем немцам, погибшим при налетах
на Дрезден, - кроме детей и подростков. Я спрашивал у другого замечательного
немецкого писателя, у Генриха Белля, какая самая опасная черта в немецком
характере, и он ответил:
удовлетворения я не испытывал, перетаскивая из подвалов и складывая в
штабеля для погребальных костров трупы, а родственники и друзья стояли,
смотрели. Может, думали: так мне и надо, что занимаюсь этой работой под
наведенным дулом автомата, ведь устроила все это та армия, в которой и я
сражался. А впрочем, кому дано знать, о чем они думали? Может, и думать ни о
чем не могли. Я вот не мог.
искусства. Воздвигали монумент из дыма и огня, чтобы увековечить ярость и
надрывное отчаяние столь многих, чья жизнь оказалась исковерканной, разбитой
из-за немыслимого самомнения, жестокости, алчности Германии. Строители этого
монумента, англичане и американцы, воспитывались, подобно мне, в духе
пацифизма, ставшего реакцией на первую мировую войну.
Японии. Когда их построили, а потом взорвали, оставив на память одни лишь
груды пепла, я находился у себя дома в Индианаполисе, - армейская служба для
меня кончилась. И хотя мне своими глазами довелось видеть, во что
превращается земля после таких творческих актов, я воспринял те две башни
как творение искусства. Неподражаемое!
гражданское население, заранее предупредив, а когда и не предупредив,
объявляя или не объявляя войну, и для большинства из нас это просто символ
государственной мощи, вроде Колокола свободы*.
американских колоний от Британии./
- у меня, кстати, тоже приемная дочь, - кто рискнет малодушно заявить, что
дело это серьезное, по крайней мере, не пустяковое? От "Нью- Йорк Таймс" вы
такого не дождетесь. И от "Вашингтон пост". И от Макнейла, Лерера, Брокоу,
Рэзера, Дженнингса*. И от меня.
телевидению./
подвергнуть Ханой прочесывающим бомбардировкам, начавшимся на Рождество, -
считают серьезным, мудрым дипломатом, приверженцем гуманных решений. И я так
считаю.
стремился научить нас, что жизнь священна. Он полагал, что нельзя истреблять
даже мельчайшие, совершенно ничтожные организмы, если имеется хоть какая-то
возможность без этого обойтись. Вроде бы - какая нелепость, ведь столько
болезней вызываются такими организмами-микробами. Сам доктор Швейцер
истребил их миллиарды, а как иначе? Ведь в противном случае погибли бы его
пациенты.
претерпевали эти микробы, угнездившиеся в пациентах доктора Швейцера, люди в
белых халатах увезли бы меня в психолечебницу Св.Елизаветы. Только вот какое
дело: мы теперь - не одни американцы, но и подданные многих, многих стран,
включая Ливию, - настроены так, словно люди, на которых сбрасывают бомбы,
это те же микробы, и говорить тут не о чем.
невозможности бестолковыми - в них одно не вяжется с другим. Но мне бы не
хотелось, чтобы из этого выступления вынесли чувство, что ничего не было
сказано ясно и четко. И поэтому, уж позвольте, в это варево я добавлю
несколько солидных кусков мяса, иначе говоря, выскажусь с прямотой,
достойной главнокомандующего армией.
давно был бы в могиле, если бы ее не сбросили.
населением? Нет.
представление, и ничего больше.
представление.
весь этот сериал, затеянный Национальным музеем авиации и космонавтики,
освещался очень широко. (Я не в претензии. Просто констатирую факт.) Хотя,
вообще-то, я человек известный. А музей - известное учреждение. И
бомбардировка Дрездена всем известна. Вроде бы, когда так много известного,
какой-нибудь репортер мог бы и заинтересоваться. К тому же из зала вдруг
выступил еще один бывший американский военнопленный, находившийся, как мы с
0'Хэйром, в Дрездене, и подтвердил: все мною сказанное - правда. Моя
семилетняя приемная дочь Лили и жена Джил сидели рядом с этим человеком. Я
попросил Лили встать на кресло, чтобы все увидели, какой это был микроб - та
самая приемная дочь Муамара Каддафи, которую мы отправили на тот свет с
помощью новейшей конструкции ракет класса "воздух - земля". Хотя меня могли
бы и поправить: дочь Каддафи была совсем маленькая, а моей уж скоро восемь.
вестибюле и смотрели мое выступление по телетрансляции), как я считаю, вот
из-за чего: в Вашингтоне, округ Колумбия, те граждане, которые находят
возможным, чтобы наши воздушные силы использовались не по назначению,
рассматриваются людьми, определяющими, какую информацию давать в выпуске
новостей, как политически незрелые - вроде первокурсников, - кто же их
сравнит с Генри Киссинджером, лауреатом Нобелевской премии мира? В общем и
целом мы ведь народ доверчивый, и нам, основываясь на примитивной символике
(лучше быть вверху, а не ползать по земле), нравится думать, будто
превосходство в воздухе знаменует собой и моральное превосходство. (Ведь
Бог-то, в конце концов, где обитает? Уж понятно, не в лощинке какой-нибудь,
где устроили мемориальный комплекс- памятник погибшим во Вьетнаме.) И чего,
кроме подрыва американской уверенности в полном благополучии, можно ожидать,
если я объявляю переполненному залу, что бомбардировки, когда чистенькие,
хорошо воспитанные молодые люди, управляющие ужасно сложными и дорогими
летательными аппаратами, убивают гражданское население, - что такие
бомбардировки ничем не лучше, чем старания самых мерзких полицейских режимов
усовершенствовать политические взгляды подозреваемых в нелояльности, для
чего этих подозреваемых заставляют, арестовав, наблюдать за пытками их ни в
чем не повинных друзей и родственников, будь то младенцы или глубокие
старики?
никаких налетов не было".
во время выступления в Национальном музее авиации и космонавтики, был Том
Джонс, а Джонс, согласно распоряжению начальства, у себя в 106 дивизии
Сертаков Виталий
Махров Алексей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Майер Стефани