Чтение 19–й страницы книги ~Иностранка~

- Что я?

- Ты как?

- По-разному.

- Не вышла замуж?

- Нет.

- Родители здоровы?

- Это тебе лучше знать.

- Ах, да, конечно... Вроде бы здоровы .. Почему бы нет?.. Особенно
папаша... Я их года полтора не видел...

- Я примерно столько же... А ты как?

- Я? Да ничего. Пою... Лауреат всего на свете... Язву приобрел...

- Зачем она тебе понадобилась?

- Как это?

- Да я шучу... Ты не женился?

- Нет уж. Узы Гименея, извини, не для меня. Тем более, что всех
интересует лишь моя сберкнижка... Кстати, что там с алиментами?

- Да ладно... Спохватился... Ты лучше скажи, мы встретимся?

И снова наступила пауза.

Проснулся Рафа. Деликатно поспешил в уборную.

А Разудалов все молчал. Затем уныло произнес:

- Я, в общем-то, не против... Знаешь что? Тут есть кафе в отеле "Рома".
Называется "Мариас"...

- Это значит - "У Марии", "У Маруси".

- Потрясающее совпадение. Ты приезжай сюда к одиннадцати, завтра. Я тут
сяду у окна. А вы пройдете мимо...

"Господи, - подумала Маруся, - лауреат, заслуженный артист, к тому же
член всего на свете. Сына повидать боится. Это ж надо!"

- Ладно, - согласилась Муся, - я приеду.

- Угол Тридцать пятой и Седьмой. В одиннадцать.

- Договорились. Слушай...

- Ну?

- Я синий бант надену, чтобы ты меня узнал.

- Договорились... Что? Да я тебя отлично помню.

- Пошутить нельзя?..

- Учти, я тоже изменился.

- То есть?

- Зубы вставил...

Полдень в центре города. Горланящая пестрая толпа. Водовороты у дверей
кафе и магазинов. Резкие гудки. Назойливые крики торгашей и зазывал. Дым от
жаровен. Запах карамели...

Угол Тридцать пятой и Седьмой. Брезентовый навес. Распахнутые окна
кафетерия при маленькой гостинице. Бумажные салфетки чуть трепещут на ветру.

За столиком - мужчина лет пятидесяти. Тщательно отглаженные брюки.
Портсигар с изображением Кремля. Обшитая стеклярусом рубашка, купленная на
Диленси. Низкие седеющие бакенбарды.

Он заказывает кофе. Нерешительно отодвигает в сторону меню. Валюту надо
экономить.

Папиросы у него советские.

К мужчине приближается девица в униформе:

- Извините, здесь нельзя курить траву. Полиция кругом.

- Не понимаю.

- Здесь нельзя курить траву. Вы понимаете - "траву".

Мужчина не силен в английском. Тем не менее он понимает, что курить
запрещено. При том, что окружающие курят.

И мужчина, не задумываясь, тушит папиросу.

Негр в щегольской одежде гангстера или чечеточника дружески ему
подмигивает. Ты, мол, не робей! Марихуана - двигатель прогресса! Разудалов
улыбается и поднимает чашку. Налицо единство мирового пролетариата...

Стрелка приближается к одиннадцати. За стеклом универмага "Гимблс" -
женщина в нарядном белом платье. Рядом мальчик с округлившейся щекой: внутри
угадывается конфета. Он твердит:

- Ну, мама... Ну, пошли... Я пить хочу... Ну, мама... Ну, пошли...

Маруся видит Разудалова и думает без злобы:

"Горе ты мое! Зачем все это надо?! Ты же ископаемое. Да еще и
бесполезное..."

Маруся с Левушкой решительно проходят вдоль окна. Их будущее - там, за
поворотом, в равнодушной суете нью-йоркских улиц. Прошлое глядит им вслед,
расплачиваясь с официанткой.

Прошлое застыло в нерешительности. Хочет их догнать. Шагает к двери.
Топчется на месте.

Есть и некто третий в этой драме. За Марусей крадучись упорно следует
невыспавшийся Рафаэль.

Ночной звонок смутил его и растревожил. Он боится, что проклятый
русский украдет его любовь.

Он выследил Марусю. Ехал с ней в метро, закрывшись "Таймсом". Прятался
за кузовом грузовика. Теперь он следует за ней упругим шагом мстителя,
хозяина, ревнивца.

Черные очки его хранят весь жар манхеттенского полдня. Шляпа - тверже
раскаленной крыши. Терракотовые скулы неподвижны, как борта автомашин.

Вот Рафаэль идет под окнами кафе. Встречается глазами с Разудаловым и
думает при этом:

"Революция покончит навсегда с врачами, адвокатами и знаменитостями..."

Разудалов, в свою очередь, беззвучно произносит:

"Ну и рожа!"

Добавляя про себя:

"Оскал капитализма!.."

Муся с Левушкой прошли вдоль овощного ряда. Чуть замедлили шаги у
магазина "Стейшенери". Повернули к станции метро.

За Мусей с неотступностью кошмара двигался безумный Рафаэль. Очки и
шляпа придавали ему вид кинозлодея. Локти утюгами раздвигали шумную толпу. В
нем сочетались хладнокровие кинжала и горячность пистолета.

Левушка тем временем остановился у киоска с надписью "Мороженое".

- Нет, - сказала Муся, - хватит.

- Мама!

- Хватит, говорю! Ведь ты же утром ел мороженое.

Левушка сказал:

- Оно растаяло давно.

Маруся потянула сына за руку. Тот с недовольным видом упирался.

Вдруг над головами убедительно и строго прозвучало:

- Стоп! Мария, успокойся! Лео, вытри слезы! Я плачу!..

И Рафаэль (а это был, конечно, он) небрежным жестом вытащил
стодолларовую бумажку.

Через две минуты он уже кричал:

- Такси! Такси!..

Ловите попугая!

Прошло около года. В Польше разгромили "Солидарность". В Южной Африке
был съеден шведский дипломат Иен Торнхольм. На Филиппинах кто-то застрелил
руководителя партийной оппозиции. Под Мелитополем разбился ТУ-129. Мужа
Джеральдин Ферраро обвинили в жульничестве. А у нас в районе жизнь текла
спокойно. Фима с Лорой ездили в Бразилию. Сказали - не понравилось. Хозяин
фотоателье Евсей Рубинчик вместо новой техники купил эрдельтерьера. Лемкус,
голосуя на собрании баптистов, вывихнул плечо. Натан Зарецкий гневно осудил
в печати местный климат, телепередачи Данка Росса и администрацию сабвея.
Зяма Пивоваров в магазине "Днепр" установил кофейный агрегат. Аркадий Лернер
приобрел на гараж-сейле за три доллара железный вентилятор, оказавшийся
утраченным шедевром модерниста Кирико. Ефим Г. Друкер переименовал свое
издательство в "Невидимую книгу". Караваев написал статью в защиту
террориста и грабителя Буэндиа, лишенного автомобильных прав. Баранов,
Еселевский и Перцович обменяли ланчонет на рыболовный катер.

Муся не звонила с октября. Ходили слухи, что она работает в каком-то
непотребном заведении. Мол, чуть ли не снимается в порнографическом кино.

Я раза два звонил, но безуспешно. Телефон за неуплату отключили.
Странно, думал я. Как могут сочетаться порнография и бедность?!

Говорили, что у Муси, не считая Рафаэля - пять любовников. Один из них
- полковник КГБ. Что тоже вызывало у меня известные сомнения. Без телефона,
я считал, подобный образ жизни невозможен.

Говорили, что Маруся возвращается на родину. И более того - она давно в
Москве. Ее уже допрашивают на Лубянке.

Характерно, что при этом наши женщины сердились. Говорили - да кому она
нужна?! Так, словно оказаться на Лубянке было честью.

Говорили и про Рафаэля. Например, что он торгует героином и марихуаной.
Что за ним который год охотится полиция. Что Рафаэль одновременно мелкий
хулиган и крупный гангстер. И что кончит он в тюрьме. То есть опять же на
Лубянке, правда, местного значения. Допустим, в Алькатрасе. Или как у них
тут это называется?..

Мои дела в ту пору шли неплохо. Вышла "Зона" на английском языке. На
радио "Свобода" увеличилось число моих еженедельных передач. Разбитый
"Крайслер" я сменил на более приличную "Импалу". Стал задумываться о покупке
дачи. И так далее.

Чужое неблагополучие меня, конечно, беспокоило. Однако в меньшей
степени, чем раньше. Так оно с людьми и происходит.

Я все чаще повторял:

"Достойный человек в мои года принадлежит не обществу, а Богу и
семье..."

И тут звонит Маруся. (Счет за телефон, как видно, оплатила.)

- Катастрофа!

- Что случилось?

- Все пропало! Этого я не переживу!