Встретился с друзьями. Узнал последние новости.
Хейфец сидит, Виньковецкий уехал. Марамзин
уезжает на днях.
Поговорили на эту тему, Один мой приятель сказал:
печатают? А Христа печатали?!.. Не печатают, зато
ты жив... Они тебя не печатают! Подумаешь!.. Да ты
бы их в автобус не пустил! А тебя всего лишь не
печатают...
Перспективыбыли самые туманные. Раньше мы
хоть в Союз писателей имели доступ. Читали свои
произведения. Теперь и этого не было.
Вообще я заметил, что упадок гораздо
стремительнее прогресса. Мало того, прогресс имеет
границы. Упадок же -- беспределен...
Когда-то мы обсуждали рукописи с низовыми
чиновниками. Журналывели с авторами
демагогическую переписку. Сейчас все изменилось.
Рукописи тормозились на первом же этапе,
Я отнес рассказы в "Аврору" и в "Звезду". Ирма
Кудрова ("Звезда") ответила мне по телефону:
То, что нравится мне, едва ли понравится Холопову.
В "Авроре" произошла совсем уж дикая история.
Лена Клепикова рассказы одобрила. Передала их
новому заведующему отделом -- Козлову. К этому
времени у него скопилось рукописей -- целая гора.
Физически сильный Козлов отнес все это на помойку.
Разве можно такую гору прочесть?! Да еще
малограмотному человеку...
Я получил из "Авроры" экземпляр одного из своих
рассказов. И записку на бланке:
Общественно-политический и литературно-художественный
ежемесячный журнал ЦК ВЛКСМ, Союза писателей РСФСР
и Ленинградской писательской организации
Вот нашла экземпляр, сохранившийся после разбоя,
учиненного Козловым. И это все. Остальное, как вы знаете,
пропало.
Будьте здоровы.
Лена
10 марта 1975 года.
и глупый человек. Напоминает игрушечного Хемингуэя...
Я перелистал ленинградские журналы. Тяжелое
чувство охватило меня. Не просто дрянь, а какая-то
безликая вязкая серость. Даже названия почти
одинаковые; "Чайки летят к горизонту", "Отвечаю за
все", "Продолжение следует", "Звезды на ладони",
"Будущее начинается сегодня"...
значилось: "Личные вещи партизана Боснюка.
Пуля из его черепа и гвоздь, которым Боснюк
ранил немецкого офицера... "
Широко жил товарищ Боснюк...
из дореволюционной жизни. В ней была такая фраза:
"Светлые локоны горничной выбивались из-под ее
кружевного фартука... "
После республиканской газеты это было унизительно.
К счастью, работа оказалась временной.
Тут мне позвонил Воскобойников. Он заведовал
прозой в "Костре". Литсотрудник Галина уходила в
декретный отпуск. Воскобойников предлагал ее
заменить:
времени она снова забеременеет...
Я был уверен, что меня не возьмут. Все-таки орган
ЦК комсомола, А я как-никак скатился в болото.
Опорочил все самое дорогое...
известили, что я должен в среду приступить к работе.
Уверен, что мою кандидатуру согласовывали в обкоме.
Так положено. А значит, обком не возражал.
Видно, есть такая метода -- не унижать до предела.
Не вынуждать к опрометчивым поступкам.
Начинал он с группой очень талантливой молодежи.
С Поповым, Ефимовым, Битовым, Марамзиным.
Неглупый и даровитый, он быстро разобрался в
ситуации. Понял, что угодить литературным хозяевам
несложно. Лавры изгоя его не прельщали. Он начал
печататься.
Его литературные данные составляли оптимальный
вариант. Ведь полная бездарность -- нерентабельна.
Талант -- настораживает. Гениальность -- вызывает
ужас. Наиболее ходкая валюта -- умеренные
литературные способности.
книг. Первые были еще ничего. Но с каждым разом
молодой писатель упрощал свои задачи. Последние
его книги -- сугубо утилитарны. Это -- биографии
вождей, румяные политические сказки. Производил
он их умело, быстро, доброкачественно. Получше,
чем многие другие.
Он растерял товарищей своей молодости.
Беспредельная уступчивость и жажда комфорта превратили
его в законченного функционера.
и к разветвленной шайке литературных мешочников.
Наглухо застрял между этажами,
любого злодейского начинания. За каждым новым падением
следовало искреннее раскаяние. И в конечном
счете -- полное безысходное одиночество.
вельможи, так и художественная богема.
Его угодливая робость вызывала пренебрежение начальства.
Высокий материальный статус законно раздражал бедняков.
К чести его добавлю -- он едва ли заблуждался
на собственный счет. Он знал, что делает. Наглядно
мучился и принимал какие-то решения. Вся жизнь
его свидетельствует -- нет большей трагедии для
мужчины, чем полное отсутствие характера.
Там не было уборной. Находилась мастерская
рядом с вокзалом Так что Воскобойников
пользовался железнодорожным сортиром.
Но было одно затруднение. После двенадцати
ночи вокзал охраняли милиционеры. В здание
пропускали лишь граждан с билетами. Тогда
Воскобойников приобрел месячную карточку до
ближайшей станции. Если не ошибаюсь, до
Боровой. Стоила карточка рубля два. Полторы
копейки за мероприятие.
Воскобойников стал единственным жителем
Ленинграда, который мочился не бесплатно.