не поймете нас, вам многое будет казаться здесь очень чудным. А они...
они вроде придатка какого-то и уж, конечно, останутся с нами, пока мы их
не похороним или они нас. Время от времени один из них исчезает. Как
кошки, знаете. И Дику стоит иногда больших денег и трудов разыскать бег-
леца и вернуть его. Вот, например, Терренс Мак-Фейн, он анархист-эпику-
реец, если вы знаете, что это такое. Он мухи не убьет. У него есть кошка
- я ему подарила - чистейшей персидской породы, совсем голубая, и он
старательно вылавливает у нее блох, но так, чтобы, боже сохрани, не при-
чинить им вреда, потом сажает их в склянку и выпускает в лесу во время
своих долгих прогулок, когда он устает от людей и уходит общаться с при-
родой.
он отправился в Египет, конечно, без гроша в кармане, чтобы докопаться
до истоков алфавита на самой его родине и таким образом найти формулу,
объясняющую космос. Добрался пешком до Денвера, вмешался в уличную де-
монстрацию ИРМ [5], требовавшую свободы слова или чего-то в этом роде, и
попал в тюрьму. Дику пришлось нанимать адвоката, платить всякие штрафы -
словом, приложить очень много усилий, чтобы вызволить его и вернуть до-
мой.
работать. Он южанин и говорит, что у них в роду никто не работал, а на
свете всегда найдется достаточно крестьян и дураков, которых от работы
не оторвешь. Поэтому он и бороду носит. Бриться, по его мнению, совер-
шенно лишнее занятие, а значит - и безнравственное. Помню, как он сва-
лился на нас с Диком в Мельбурне... какой-то неистовый бронзовый человек
прямо из австралийских зарослей. Он будто бы производил там какие-то са-
мостоятельные исследования не то по антропологии, не то по фольклору.
Дик знавал Аарона в Париже и заверил его, что, если он вернется в Амери-
ку, пища и кров будут ему обеспечены. И вот он здесь.
говор и следить за играющей на ее лице улыбкой.
отрицает труд. Он из старинной калифорнийской семьи, его родные страшно
богаты; но они отреклись от него, а он от них, когда ему было лет пят-
надцать. Они считают его сумасшедшим, он же уверяет, что они могут свес-
ти с ума кого угодно. Он и в самом деле пишет замечательные стихи - ког-
да пишет; но он предпочитает мечтать и жить в лесу с Терренсом и Ааро-
ном. Он давал уроки приезжим евреям в СанФранциско, откуда Терренс и Аа-
рон и вызволили его, или забрали в плен, - уж не знаю, что вернее. Он у
нас два года и, как ни странно, очень поправился за это время. Дик щедр
до нелепости и посылает им много припасов; однако они предпочитают раз-
говаривать, читать или грезить, чем стряпать. Они только и обедают
по-настоящему, когда сваливаются на нас, как сегодня.
рон пригласил Терренса, а потом оба пригласили Лео. Дик рассчитывает на
то, что со временем должны появиться еще трое, и тогда у него будут свои
"семь мудрецов" из "Мадроньевой рощи". Дело в том, что их лагерь распо-
ложен в роще земляничных деревьев. Это очень красивое место - каньон,
где множество родников... Да, я ведь вам начала рассказывать про индуса.
Он своего рода революционер. Учился и в наших университетах, и в Швейца-
рии, Италии, Франции; был в Индии политическим деятелем и бежал оттуда,
а теперь у него два пунктика: первый - новая синтетическая философия,
второй - освобождение Индии от тирании англичан. Он проповедует индиви-
дуальный террор и восстание масс. Вот почему здесь, в Калифорнии, запре-
тили его газету "Кадар", или "Бадар", не знаю, и чуть не выслали его из
штата; и вот почему он сейчас посвятил себя целиком философии и ищет
формулировок для своей системы.
Ну вот, - Паола вздохнула и тотчас улыбнулась своей прелестной улыбкой,
- теперь я вам, кажется, все рассказала, и вы со всеми знакомы. Да, на
случай, если вы сойдетесь поближе с нашими "мудрецами", особенно если
встретитесь с ними в их холостой компании, имейте в виду, что ДарХиал -
абсолютный трезвенник; Теодор Мэлкен иногда в поэтическом экстазе напи-
вается, причем пьянеет от одного коктейля; Аарон Хэнкок - большой знаток
по части спиртного, а Терренс Мак-Фейн, наоборот, в винах ничего не
смыслит, но в тех случаях, когда девяносто девять мужчин из ста свалятся
под стол, он будет все так же ясно и последовательно излагать свой эпи-
курейский анархизм.
имени, Паолу же неизменно "миссис Форрест", хотя она и звала их по име-
нам. И это казалось вполне естественным. Эти люди, почитавшие в мире
весьма немногое - они не уважали даже труд, - бессознательно чувствовали
в жене Форреста какое-то превосходство, и называть ее просто по имени
было для них невозможно. Грэхем вскоре убедился, что у Паолы действи-
тельно особая манера держаться и что самый непринужденный демократизм
сочетается в ней с не менее естественной недосягаемостью принцессы.
нате, заменявшей гостиную. Паола позволяла себе смелые выходки, и никто
не удивлялся, словно так и быть должно. Пока общество размещалось и уса-
живалось, ей сразу удалось всех оживить и превзойти своей веселостью. То
здесь, то там звенел ее смех. И этот смех очаровывал Грэхема. В нем была
особая трепетная певучесть, которая отличала его от смеха всех других
женщин, он никогда такого не слышал. Из-за этого смеха он вдруг потерял
нить разговора с молодым мистером Уомболдом, утверждавшим, что Калифор-
ния нуждается не в законе об изгнании японцев, а в законе о ввозе по
крайней мере двухсот тысяч японских кули и в отмене восьмичасового рабо-
чего дня для сельскохозяйственных рабочих. Молодой Уомболд был, нас-
колько понял Грэхем, потомственным крупным землевладельцем в Уикен-
бергском округе и хвастался тем, что он не поддается духу времени и не
превращается в помещика только по названию. Возле рояля, вокруг Эдди Мэ-
зон, столпилась молодежь, оттуда доносилась синкопированная музыка и об-
рывки модных песенок. Терренс Мак-Фейн и Аарон Хэнкок завели яростный
спор о футуристической музыке. Грэхема избавил от японского вопроса
Дар-Хиал, провозгласивший, что "Азия для азиатов, а Калифорния для кали-
форнийцев".
от Дика, и была настигнута им в ту минуту, когда пыталась спрятаться за
группу гостей, собравшихся вокруг Уомболда.
уже вместе с ней упрашивал индуса, чтобы тот протанцевал танго.
тывая руки и ноги, пародию на танго, назвав эту импровизацию "циническим
апофеозом современных танцев".
желудь, - приказала Паола.
зание, которое ему угрожало, мрачно покачал головой.
подхватили Эдди Мэзон и остальные девушки.
еще не слышал ее.
блеснуло лукавство; он затопал ногами, сделал вид, что встает на дыбы,
заржал, довольно удачно подражая жеребцу, потряс воображаемой гривой и
начал: - "Внемлите! Я - Эрос! Я попираю холмы!.."
звуке ее голоса чуть зазвенела сталь.
упрямый ребенок.
нас с тобой, Паола. Меня научили ей нишинамы.
проговорила, обернувшись к Грэхему, Паола.
нул себя ладонями по бедрам и, не отпуская жену, начал новую песню.
щенное Адам. Отцом мне был койот, матерью - луна. А это Йо-то-то-ви, моя
жена, первая женщина из племени нишинамов. Отцом ей был кузнечик, а ма-
терью - мексиканская дикая кошка. После моих они были самыми лучшими ро-
дителями. Койот очень мудр, а луна очень стара: но никто не слышал ниче-
го хорошего про кузнечика и дикую кошку. Нишинамы правы всегда. Должно
быть, матерью всех женщин была дикая кошка - маленькая, мудрая, грустная
и хитрая кошка с полосатым хвостом".
возмутились, а мужчины шумно выразили свое одобрение.
себе Паолу и изображая дикаря. - Ио-то-то-ви у меня невелика. Но не бра-
ните ее за это. Виноваты кузнечик и дикая кошка. Я - Ай-Кут, первый че-
ловек, не браните меня за мой дурной вкус. Я был первым мужчиной и уви-
дел ее - первую женщину. Когда выбора нет, берешь то, что есть. Так было
с Адамом, - он выбрал Еву! Ио-то-то-ви была для меня единственной женщи-
ной на свете, - и я выбрал Ио-тото-ви".
реста, властно обнимавшей Паолу, почувствовал какую-то боль и обиду; у
него даже мелькнула мысль, которую он тотчас с негодованием подавил:
"Дику Форресту везет, слишком везет".
Лукьяненко Сергей
Земляной Андрей
Ильин Андрей
Лондон Джек
Суворов Виктор
Посняков Андрей