моей ладони и пожаловалась на духоту. Я кивнул, поднялся и пошёл к выходу.
видимо, не только в винах. Тем более - если работал в серьёзном банке,
который заботится ещё и о воспитании вкуса. И - не только у сотрудников, но
и у жён.
разлёте носков. А голова при ходьбе - ленивясь и отставая от корпуса -
клонилась мягко то в одну сторону, то в другую. И держала её Катя выше.
Профессиональней. Так, чтобы взгляд скользил по макушкам голов.
же, рыскали глазами по телефонным.
застать их вдвоём в тесноте, ограждённой от мира стеклянными витринами.
глазом и призналась, что от нас именно, от меня с Катей, скрывать не станет:
никуда уже сегодня самолёт не вылетит; поморочат пассажирам горшки ещё парой
объявлений о задержке, а поздней ночью перенесут рейсы на утро. Сослалась по
секрету на финансовый резон. Потом рябым глазом подмигнула ещё раз и
предложила нам, молодым, забронировать номер - пока не поздно! - в
аэропортовской гостинице.
сделать это за нас. Причём, - два номера. Дама громко удивилась, но я был
признателен ей уже за то, что она причислила меня к молодым. Выложив ей
банкноту и сам, я поправил Катю: три номера! Теперь удивилась она. Но без
слов.
куда прикажете деваться Анюте?
стемнело, -- и кивнула за крутящуюся дверь.
идти не пожелала. Направилась было туда, но раздумала: там, мол, наверно,
так же душно. Я догадался, что в её голове не одно только шампанское
раскачало качели. В одну сторону - про "надо их разыскать", а в другую - про
"не надо".
перед нами уже свернулось в убывшем свете. Даже олеандры затаили дыхание. То
ли на предстоящую ночь, то ли на всю предстоящую зиму.
только потому, что их слишком много, а потому главным образом, что все они
скапливаются в зданиях и забывают про природу.
осматривают друг друга, говорят слова, кушают, производят движения, думают
даже - но никто не обращает внимания на эти деревья. И действительно: ни эти
пальмы, ни те же олеандры ничего не делают, но в них, может быть, не меньше
чувства и смысла. И даже какого-то прошлого или будущего.
где?
небрежней, чем в ресторане. В середине пути она сказала, что скинула бы
туфли, но боится лягушек. Они тоже мерзкие.
темнело. Я продолжал думать об Анне. Теперь уже - именно о ней.
Безотносительно к себе, Гурову, Кате, Богдану, Цфасману или кому-нибудь ещё.
Безотносительно даже к доценту Гусеву. Я думал о том, что у неё есть своя
судьба и эта судьба развивается. По её собственной прихоти, по прихоти
судьбы.
Атлантик-Сити. Про то, что когда я сразу же устал там от обилия красок,
света и людей в здании казино, то тоже вышел к морю на безлюдный зимний
бордуок. А там, у самых перил бульвара, над водой, стояла пожилая некрасивая
женщина. Я её ни о чём не спрашивал, но она сказала, что родилась в этом
городе и хочет снимать о нём фильм. О тех временах, когда тут не было этого
безумия. Пока ещё людей не тянули туда "оушен, эмоушен энд лот оф
промоушен". И пока, мол, ещё на этом бульваре было печально.
обдумывать ответ, но она захотела ответить сама: потому, что после печали
есть куда идти. Вообразив, будто думаем мы одинаково, я добавил, что она
права: я сам, мол, недавно решил, что от счастья уходить некуда.
неизвестного.
Чему-то своему, наверно. Тому хотя бы, что лента искрится.
перила деревянного коридора, уходящего - на подпорках - дальше в море.
людьми.
хотя его и не знал. Ночь застала его в пустыне с одинокой хижиной. Воткнув в
землю жердь, чтобы знать в каком направлении возвращаться, он остался в
хижине на ночлег. Кто-то переставил жердь в другое место - и бедуин вернулся
в чужой дом. Но очень похожий: похожая бедуинша, похожие бедуинята и похожая
луна над крышей. Бедуинская. И он остался жить в том доме, как в своём. И
прекрасно жил, если не считать смутной догадки, что истинный дом в другом
месте.
метрах под перилами. Мелко и придирчиво море суетилось внизу, пытаясь
определить точную границу между собой и сушью.
о себе. Я вспомнил из прожитых лет такое же море. Не совсем - почти такое.
То ли во мне, то ли во всей природе печаль и радость по-прежнему входили
друг в друга, но я не разобрался в другом: откуда радость - от узнавания или
неузнавания? Показалось зато, что разобрался в главном: всё, что
наличествует, наличествует чтобы воскресить чего нету.
Мне почудилась, будто эта тень покрыла собой и Анну с Гуровым.
32. А ты кидай свои слова в мою прорубь
чем-то очень неподвижным и кислым. Но когда мы вошли в ресторан, нам
открылась странная сцена. За столами почти никто уже не сидел: обступив со
всех трёх сторон площадку перед берёзовой картой России, люди сбились в
сплошную толпу. Она улюлюкала, хлопала в ладоши, притаптывала и поминутно
взрывалась в хохоте. Анна и Гуров вместе с Олей и музыкантами щурились под
яркими юпитерами и вовсю тешились.
пыталась перекричать хриплым голосом и гитару с контрабасом, и громкий
гогот. Странной картина была из-за того, что происходило за музыкой - между
взбесившимися вентиляторами.
столбе - крутились сотни зелёных банкнот, а в самом центре этого неистового
вихря размахивали руками и толкались Анна с Гуровым. Кроме острых лучей
света обоим кололи глаза хлеставшие по лицу волосы и бумажные листы.
если при несносной жаре вырваться из тесной комнаты наружу - под нежданный
ливень. Потом я, как показалось, угадал смысл: Гуров вроде бы пытался
вылавливать банкноты и запихивать их себе в подмышки, из-за чего ему
приходилось принимать потешные позы, а Анна, напротив, отчаянно сражалась за
то, чтобы спасённые им листы выбить обратно в буйную круговерть.
только толпа, но - и сам Гуров, что каждый же раз заново лишало всякого
резона его новую попытку урвать у зелёного вихря как можно больше банкнот.
Не понимала этого действа и Катя: хлопала глазами и озиралась по сторонам.
тогда со свистом и визгом бросались к ней одни и те же люди, толкаясь
локтями и полушутливо ругаясь, но уже зная доподлинно, что криво лыбившийся
гарсон отберёт у счастливца добычу и примкнёт её к аккуратно сложенной в
кулаке пачке стодолларовых листов.
вернуться в зал - музыканты заиграли неизвестную ему, гарсону, песню, а
девушка слушала, слушала, а потом поднялась, вынула из сумки зелёную пачку,
Адамов Григорий
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Лондон Джек
Мурич Виктор
Посняков Андрей