продвинулась еще на один виток.
участник нашей компании.
лежит возле милицейского поста.
памятника стратегической победы нашего лихача были прерваны появлением
официантки с дымящимися чашечками кофе на подносе.
поглядывал на шофера, можно сказать, с ггтеанской, олимпийской
доброжелательностью, поощрительными кивками подчеркивая наиболее сладостные
детали. Казалось, выражение лица его говорило: да, растут у нас хорошие
рассказчики, возможно, и не без нашего влияния.
После этого он взял со стола чашечку кофе.
я тоже кое-что расскажу. Если кто то из вас уже слышал эту историю, ничего,
еще раз послушает. Хороший рассказ, как песня, его много раз можно слушать.
поехать в село Анхара. Дело там у меня была с одним человеком. Такое дело,
которое никак нельзя отложить до утра. Я спускаюсь к дому моего соседа
Тенгиза и оттуда звоню моему племяннику Кемалу. У него машина.
обычно, минут десять мыкал в трубку, а потом говорит:
буйволиными нервами родиться. На выхода нет, машина нужна.
предчувствие. Да и погода плохая... Завтра поедем...
уже шестьдесят лет. И какой ты летчик, если ты уже тридцать лет не летаешь,
а сидишь в диспетчерской? И какой ты племянник, если в год раз не можешь
повезти меня на своей машине?
мокрый снег, но на земле не держится, тает. Сажусь, едем. Только выехали за
город, он вдруг говорит:
едем нормально. Я смотрю на него, а он, как обычно, молчит, вперед смотрит.
И на голове его эта замусоленная беретка, которую я ненавижу. Сколько раз я
ему объяснял, что беретка кавказскому мужчине вообще не идет. Беретка идет
латышам. Эстонцам тоже идет. Нет, он за рулем всегда в беретке. И главное,
никак не снашивается. Уже лет пятнадцать, как только сядет в машину, беретку
надевает. Выходит -- беретку в карман.
корреспондент журнала "Советская милиция". Есть такой журнал в Москве. У
него там товарищ работает, и тот подарил ему такую книжку. Если выпивший
едет за рулем и милиция его останавливает, он им эту книжку сует, и они
только честь отдают.
выпивать. Поговорю с человеком и назад.
проезжать.
оставь мне Я с ними уже восемьдесят лет имею дело. И дома у меня
жена-эндурка, как больной зуб во рту, но, как видишь, я до сих пор жив.
идет.
остановится.
ездить...
села, которое мы должны были проехать, он вдруг останавливает машину и
кивает в окно:
Кемал открывает дверцу и подходит к машине. Обошел, возвращается.
машину. Кивает. Смотрю -- на этот раз "Жигули" валяются в кювете. Он опять
вышел и посмотрел, но людей не оказалось.
потом с ума сходят.
выпьешь.
отравой.
метров на двадцать, и вдруг из-за поворота выскакивает трактор "Беларусь" и
идет прямо на такси. Я уже думал, ударит, но таксист оказался настоящим
джигитом. Увильнул из-под трактора и проехал.
думал -- Кемал увернется, как этот таксист, а он затормозил и стал. Трактор
нас так ударил, что мы отлетели назад метров на десять. Здорово тряхнуло. Но
мы живы, а с Кемала даже его проклятая беретка не слетела. Трактор -- мимо,
и я услышал пенье. Поет, сукин сын!
весь согнулся и правое крыло вдавилось в колесо. Кемал завел мотор, но
колесо не крутится. Крыло его держит.
тут я вспомнил то, что случилось на этой же дороге больше сорока лет назад.
Кенгурска, где были на оплакивании одного человека. Нас, чегемцев, было
человек десять, и женщины с нами были. И вот тогда мы увидели в селе Тамыш
первый трактор. Он пахал поле, а на дороге стояли человек пятьдесят местных
крестьян и смотрели, как он пашет. С нами был охотник Тендел. И Тендел,
когда увидел пашущий трактор, от удивления закричал:
не мог поверить, что трактор -- это тоже машина. Потому что с детства привык
к одной мысли -- пашут на живых! И он от неожиданности решил, что трактор
это такое животное, которое водится в России и теперь его перегнали к нам. И
тогда мы, посмеявшись над словами Тендела, поехали дальше и вступили в это
село, где сейчас нашу машину ударил трактор.
почему-то немного отстал. На дороге валялась доска. Лошадь моя задней ногой
наступила на конец доски и от этого другой конец доски приподнялся и
шлепнулся в лужу, возле которой на корточках сидел рабочий. И эта доска все
лицо его обрызгала грязью.
лошадь идет!
светлые. Но "мать", конечно, я не мог стерпеть! Тогда не мог! Сейчас все
терпим!
камчой по спине. Он завыл, и тут со всех сторон подбежали ко мне рабочие,
кто с лопатой, кто с киркой. Хотели избить. Но я кручусь на своей лошади, не
даю себя ударить, а сам лупцую камчой налево и направо, так что клочья
рубашек летят, и при этом приговариваю:
строите?!
они меня через две-три минуты достали бы, но тут наши заметили, что
случилось, прискакали и разняли нас.
рабочими командовал. Он имел зуб на моего отца. Дело в том, что его отец жил