похожий на игрушку: маленький, неподвижный, круглоголовый, круглоглазый,
в комбинезоне. От изумления и унизительной беспомощности он оцепенел.
Глядя на доллар, он словно видел штабеля, поленницы тюбиков, бесконечные
и устрашающие; внутри у него все скручивалось от сытого, острого отвра-
щения. "Я больше не хочу", - сказал он. И подумал: "Никогда больше".
слышал ее долгий, судорожный выдох Ну вот оно промелькнуло у него в го-
лове. Но она его даже не встряхнула. Она держала его крепко, но не тряс-
ла - словно рука сама не знала, что ей хочется сделать. Ее лицо было так
близко, что он чувствовал на щеке ее дыхание. Он и не глядя знал, как
сейчас выглядит это лицо. "Ну и рассказывай! - прошептала она. - Расска-
зывай! Негритянский гаденыш. Ублюдок негритянский!"
ума. Она уже не строила никаких планов. Теперь она действовала по наитию
- как будто за те дни и бессонные ночи, когда под личиной спокойствия
она вынашивала в себе страх и ярость, все ее душевные силы сосредоточи-
лись в интуитивном постижении зла, от природы безошибочном, как у всех
женщин.
ния. Как будто у нее было вдоволь времени, чтобы осмотреться и рассчи-
тать. В поисках выхода ее взгляд, ум, мысль сразу уперлись в сторожа,
сидевшего в дверях котельной. Тут не было ни расчета, ни замысла. Она
просто выглянула из себя, как пассажир из вагона, - и, нисколько не уди-
вившись, увидела этого грязного человечка в очках со стальной оправой,
сидящего на плетеном стуле в закопченных дверях котельной с раскрытой
книгой на коленях - фигуру привычную, почти данность, о существовании
которой она знала уже пять лет, ни разу по-настоящему на нее не взгля-
нув. На улице она бы его не заметила. Прошла бы мимо, не узнав, хотя он
был мужчиной. А теперь жизнь казалась ей простой и прямой, как коридор,
и в конце коридора сидел он. Она отправилась к нему сразу - уже шагала
по грязной дорожке, еще не осознав, что идет.
нях. Подойдя ближе, она увидела, что это-Библия. Но только заметила -
как заметила бы муху у него на ноге. "Вы тоже его ненавидите, - сказала
она. - Вы тоже за ним следите. Я видела. Не отпирайтесь". Он посмотрел
на нее, сдвинув очки на лоб. Он не был стариком. Это не вязалось с его
должностью. Он был крепкий мужчина, в соку, - такому полагалось бы вести
деятельную трудовую жизнь, но время, обстоятельства-или что-то еще -
подвели его, подхватили крепкое тело и швырнули сорокапятилетнего чело-
века в тихую заводь, где место - шестидесяти-шестидесятипятилетнему. "Вы
знаете, - оказала она, - знали раньше, чем дети стали звать его Нигером.
Вы с ним появились тут в одно время. Вы тут и месяца не проработали,
когда Чарли нашел его у нас на ступеньках, в ночь под рождество. Скажите
мне". Лицо у сторожа было круглое, дрябловатое, довольно грязное, в
грязной щетине. Глаза совершенно прозрачные, серые, совершенно холодные.
И при этом - совершенно безумные. Но женщина этого не замечала. А может
быть, ей они не казались безумными. И вот в закопченной дверной коробке
они смотрели друг на друга, безумные глаза - в безумные глаза, и разго-
варивали, безумный голос - с безумным голосом, - спокойно, тихо, отры-
висто, как два заговорщика. "Я за вами пять лет наблюдаю. - Ей казалось,
что она говорит правду. - Сидите здесь, на этом стуле, и наблюдаете за
ним. Вас тут нет, пока дети в доме. Но стоит им выйти на двор, как вы
тащите к двери стул и садитесь, чтобы следить за ним. Следить и слушать,
как дети зовут его Нигером. Вот чем вы заняты. Я знаю. Вот для чего вы
здесь - чтобы следить и ненавидеть. Вы были готовы к его появлению. Мо-
жет быть, сами его подкинули, оставили на ступеньках. Все равно: вы зна-
ете. И мне надо знать. Когда он расскажет, меня уволят. И Чарли может...
он... Скажите мне. Сейчас же скажите".
пробьет Господень час. Знал. Я знаю, кто послал его туда, - знамение и
наказание за скотство.
же. Я видела, какими глазами вы на него смотрите. Наблюдала за вами.
Пять лет.
свету Божию? Ходячей скверной сделал его перед лицом Господним. В устах
младенцев Он не прячет. Ты слышала их. Не я им велел это говорить - под-
зывать по законному естеству его анафемского племени. Я им не говорил.
Они дознались. Им было сказайо, но сказано не мной. Я только ждал Его
часа, когда Он рассудит, что пришла пора открыть это Его тварям. И те-
перь она пришла. Вот оно, знамение - и обратно явствено через женский
срам и блуд.
лю. И Он объявил. И ты жди. Придет пора, и Он объявит свою волю тем, ко-
торые приказывают.
лись, дышали ровно.
сказали мне. Потому что вы знаете. Может, это и есть Его путь - чтобы вы
сказали мне, а я оказала ей. - Ее безумные глаза были совершенно спокой-
ны, безумный голос - спокоен и терпелив: только руки не унимались.
чувствуешь тяжесть Господней милостивой руки. А я пять лет под ней хо-
дил, дежурил, ждал Его срока - потому что мой грех тяжельше твоего. -
Хотя он смотрел ей прямо в лицо, он ее будто не видел - глаза не видели.
Широко раскрытые, ледяные, фанатические, они казались незрячими. - Про-
тив того, что я сделал, и какими страданиями искупил, твой грех и бабьи
страдания - все равно что мушиный навоз. Я пять лет терпел; а кто ты
есть, чтобы с поганым своим бабьим срамом торопить Господа Бога?
дом. Теперь она шла не спеша и страшно зевала. "Надо только придумать,
как убедить ее. Он говорить не станет, не поддержит меня". Она опять
зевнула, раздирая рот; на пустынном ее лице бесчинствовала зевота; но
потом и зевота кончилась. Ей пришло в голову что-то новое. Раньше она об
этом не думала, но теперь ей казалось, что думала, знала с самого нача-
ла, - ведь это так справедливо: его не только уберут; он будет наказан
за страх и тревоги, которые ей пришлось из-за него пережить. "Его отпра-
вят в негритянский приют, - подумала она. - Ну конечно. Что им остает-
ся?"
обнаружила, что дверь конторы осталась в стороне, а она идет дальше, к
лестнице, и начинает подниматься. Она будто следовала за собой по пятам,
чтобы посмотреть, куда она направится. В коридоре, теперь тихом и пус-
том, она опять зевнула - с огромным облегчением. Она вошла в комнату,
заперла дверь, разделась, легла. Задернутые шторы почти не пропускали
света; она неподвижно лежала на спине. Глаза у нее были закрыты, разгла-
дившееся лицо ничего не выражало. Немного погодя она начала медленно
раздвигать и сдвигать ноги, ощущая, как скользят по ним простыни-то
гладкие и прохладные, то гладкие и теплые. Мысли ее витали где-то между
сном, которого она была лишена три ночи, и сном, которому она отдавалась
- раскинувшись перед ним, словно сон был мужчиной. "Надо только убедить
начальницу", - думала она. И вдруг подумала Он будет там, как горошина
среди кофейных зерен.
она услышала сторожа, шедшего по коридору к ее двери. Она не знала, не
могла знать, кто это, но вдруг поняла - по мерным шагам, по стуку в
дверь, которая начала отворяться раньше, чем она успела к ней подско-
чить. Она не отозвалась на стук; она подскочила к двери, навалилась на
нее, стараясь удержать. "Я раздеваюсь! - сказала она жидким измученным
голоском, уже зная, кто там. Он не ответил, продолжая упрямо и ровно да-
вить на отходящую дверь, за расходящейся щелью. "Сюда нельзя! - закрича-
ла она почти шепотом. - Вы же знаете - они..." Ее голос слабел, преры-
вался, был полон отчаяния. Сторож не отвечал. Она силилась остановить,
задержать медленно отходившую дверь. "Дайте одеться, я к вам выйду. Да-
дите?" Она говорила замирающим шепотом, и тон у нее был несерьезный,
легкомысленный - так разговаривают с сумасбродным ребенком или маньяком:
успокаивая, заискивая. "Подождите, ладно? Вы слышите? Вы подождете,
правда?" Он не отвечал. Дверь продолжала медленно и неотвратимо отхо-
дить. Привалившись к - ней в одной рубашке, она была похожа на марионет-
ку в пародийной сцене насилия и отчаяния. Привалившись, застыв, глядя в
пол, она, казалось, была погружена в глубокое раздумье - словно марио-
нетка в разгаре сцены запуталась в самой себе. Потом она повернулась,
отпустив дверь, отскочила к постели, схватила, не глядя, что-то из одеж-
ды и обернулась к двери, комкая вещь у груди, пригнувшись. Он уже стоял
в комнате, - должно быть, видел эту бесконечную паническую возню и спеш-
ку и ждал, когда она кончится.
снял. Опять его серые, холодные, безумные глаза будто не видели ее, даже
не смотрели.
вы бы подумали, что он явился по кошачьему делу. Ты ей сказала?
груди одежду, она как будто медленно валилась на спину.
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Афанасьев Роман
Бажанов Олег
Лукьяненко Сергей
Майер Стефани