еловых лап белым колючим облаком, покрываюшим седоков душистым покрывалом. У
Юрия замёрзли ноги, хотя он, по совету Инги, надел две пары шерстяных
носков. Под меховым покрывалом, однако, было тепло, Инга счастливо дышала у
его щеки, припав к плечу и улыбалась без конца своим мыслям.
скрип открываемой двери, и сани подкатили к большому бревенчатому дому. На
ярко освещённом электрической лампочкой крыльце стояла в накинутом на плечи
тулупе высокая женщина в валенках. Негнушимися ногами Юрий прошагал к ней и
приложился губами к протянутой руке.
невиданно тонким обращением в их таёжной глуши. "Я Полина Олеговна, - важно
сказала она, приглашая гостей в дом. - Милости прошу. Столько дочка о вас
писала хорошего, Юрий Ефремович..."
телевизор, стереорадиола. Юрия поразила целая стенка книг с дефицитными
подписными изданиями. Откуда это в таком медвежьем углу столько книг и,
главное, электричество, подумал Юрий. Игнат Ильич вдруг сказал: "Тут уже
десяток лет охотится муж Примкниготорга. Дочке нашей столичную библиотеку
обеспечил. Инга, представляете, всё это перечитала! Золотая у ней
головка..." "А электричество? Что-то я столбов не приметил." "Нет, ток у нас
свой." "Дизель-генератор? А почему его не слышно?" "А вот и нет! Неужели вам
Марк Семёнович не похвастался? Это ведь он всё это нам наладил три года
назад. Дал мне чертежи, а я всё по ним заказал у умельцев на авиазаводе в
Арсеньеве. И вот с тех пор живём что в твоей столице. Ни керосиновой лампы,
ни столбов-проводов в райцентр. Аккумулятор круглые сутки заряжается и от
ветра, и от солнца. У нас тут солнце двести девяносто дней в году, а ветер
все триста. Ветряк у меня на сопке стоит уникальный. Его мои друзья фрегатом
прозвали. На каждой лопасти парус. А солнечный свет мне в специальный
колодец трёхметровая линза собирает. Она заполнена водой или льдом - вон
там, на поляне. Почистил раз-два в месяц линзу от снега, и она опять как
новенькая. У нас даже электроутюг и стиральная машина работают. Не говоря о
свете, телевизоре и холодильнике. Золотая голова у парня..."
вдруг? - удивилась мать. - Какая разница?" "А такая, что Юра у меня еврей, и
он мне только что сделал предложение, а папа..." "Что папа? - засмеялась
Полина Олеговна. - Он же у нас и не интересовался никогда. А у меня у самой,
между прочим, бабушка по маме еврейка, Фаина Мордехаевна аж!"
ведь ты никогда и не спрашивал." "Ну, вы даёте, - хохотала Инга, не отлипая
от Юрия. - Так я у тебя, оказывается, Хаечка, Юрик! Надо же, ехал чёрт-те
куда, а попал к своим..." "Все мы тут свои, советские, - примирительно
сказал лесник. - Ладно, время позднее, пьём чай и спать. А завтра после
баньки отметим событие. Куда? - рявкнул он на Ингу. - Отдельно! Покажешь
брачное свидетельство, тогда..."
голубой ели в сияющем на солнце пушистом снежном колпаке. За ней золотились
сугробы на огороде. За огородом туго бил в ослепительно синее небо белый дым
над едва видимым отсюда срубом. Юрий открыл дверь на осторожный стук и сразу
задохнулся от горячего душистого поцелуя невесты. Инга была в нарядном синем
платье с розой у ворота и казалась похудевшей и усталой.
девушки. - На тебе, как говорится, лица нет..." "Зато ты выглядишь у меня
как огурчик, женишок... Отдохнул от невесты и доволен?.." "Я не понимаю..."
"Не понимаешь? И очень плохо, что ты меня по-прежнему не понимаешь... Разные
мы с тобой всё-таки, Юрик. Я вот без тебя жить не могу, всю ночь на часы
смотрела, когда тебя увижу... А ты, я смотрю, и не вспомнил..."
любезничать. Умываться и завтракать. Мы с Савельевым уже заждались вас."
"Где у вас умываются?" "Настоящие мужчины..." "Я понял!" Юрий набросил свой
кожушок на спортивный костюм, сунул босые ноги в суконные боты и выбежал на
улицу. Инга со смехом выскочила за ним, едва успев сменить туфли на белые
валенки. Снег слепил со всех сторон. Юрий сбросил кожушок, снял
"олимпийскую" рубашку и стал, вскрикивая, натираться снегом.
снега, обрушенного безжалостной Ингой на его голую спину с потревоженной
еловой лапы. Тотчас нежные руки закутали его пушистым полотенцем, стали
яростно растирать со всех сторон, надели на вытянутые руки "олимпийку",
накинули на плечи кожушок и поволокли под руку к дому.
сигаретой, городской доцент. - Что это там дымит?" "А это вам, Юрий
Ефремович, папа баньку топит... Надеюсь, не возражаете?.." "Мне?" "А вы
эгоист. Чем это вы лучше других? Может и мне." "Вместе?.." "А вам бы как
хотелось?" "Я и мечтать не смею... До печати из ЗАГСа." "Иногда сбываются и
несбыточные мечты. Не я ли вам как-то обещала... Помните?" "Ты даже не
представляешь, что ты со мной натворила своим дурацким замечанием!" "Потом
расскажешь. А пока - завтракать. У моих тут такие чаи! Такой мёд!.. У нас
тут всё настоящее и экологически чистейшее. Как и твоя невеста, кстати.
Такие не только в столицах, ни в одном городе не растут..."
вашим веником... - вспомнил Юрий тот комаринный флирт в сентябре, когда
направлялся по глубокому снегу, щурясь от ослепительного голубого сияния
сугробов, к извергающей дым бревенчатой бане в конце двора.
узкой реки. Юрий вошёл в предбанник и растерялся среди чистых деревянных
скамеек и вешалок на стенах. В приоткрытую дверь виднелись уходящие под
чёрный потолок полки, на нижней стояли два алюминиевых тазика. В обоих
лежали берёзовые веники. Такие же душистые сооружения висели по стенам
предбанника. Наконец-то он увидел наяву, как они не похожи на мучавшую его в
снах метлу и домашний веник...
парилку? В любом случае, человеку тут следует раздеться догола, иначе, что
это за баня?.. Но как можно себе это позволить, если изнутри дверь не имеет
ни крючка, ни засова? Он выглянул на скрип снега и увидел, что Инга не
спеша, танцующей походкой идёт к нему. Она была в малахае, отцовском тулупе
и валенках. Войдя, она прикрыла за собой дверь, по-волчьи светя в
наступившем полумраке широко расставленными удивительного цвета глазами.
ли пришли, Юрий Ефремович? Раздевайтесь, вы в бане!" "Так ведь тут даже
запора нет, - растерянно показал он пальцем на дверь. - Как же я могу
раздеваться?.." "А нам никто не помешает, - небрежно сказала она, набирая
воду в ковшик и добавляя в неё что-то ароматное из бутылки. - Я своих
предупредила, что мы здесь. А больше тут на десятки километров вокруг ни
души. Кто же может придти? Так что не стесняйтесь. Приобщайтесь к нашей
русской культуре, вы, инстраннец в родной стране..." "А... ты?" "Я? Ну я-то
тут дома. Мне стесняться не пристало..."
за ногу валенки, а потом небрежно раскрыла кожух, ослепив его белизной и
совершенством юного тела. "Нравлюсь?" - победно-взволнованно спросила она,
поворачиваясь перед ним. "Очень, - выдохнул он, не отрывая от неё взгляда. -
Я просто...не верю своим глазам!..." "Вот как! Ну, это поправимо, если кто
не верит глазам. Разрешается пощупать, - она поймала его руку и положила на
свою левую грудь. - Держите крепче, а то выскользет! - звонко хохотала Инга.
- Придётся опять ловить... веру в происходящее!" "Так вам же больно..." "Мне
гораздо больнее, когда ты вот так робеешь, - жарко выдохнула она, пристроив
его вторую руку на правую грудь и поднимая по своему обыкновению руки на
затылок, прогибаясь в талии. - Вот так! Смелее! Ого!! А ну ещё раз!.. Ай!..
Нет-нет... Ещё чуток... Ой!! Ну.. ты даёшь, доцент! - она поспешно вцепилась
в его руки. - Я же не резиновая кукла... Интересную моду себе завёл - живым
студенткам сиськи отрывать!.." "Простите, Инга, но вы ведь сами..."
"Заживёт, - смеялась она, поспешно раздевая его и потирая грудь. - Вот я вам
сейчас за это так отомщу! Прошу раздеться, лечь и смиренно принимать
справедливое возмездие за всё!" Ой... это у него что?.. - мысленно
воскликнула Инга. - А... Я уже догадалась... Еврейские штучки?.. Нет, я ему
мстить не буду! Такого красавчика я ещё не видывала... Кто же такую прелесть
обидит? Я его даже вот так ладошкой прикрою, чтобы веником не задеть... Зато
по всему остальному...
Получите-ка за это - по ногам, Юрий Ефремович! Теперь по торсу, по впалому
животу... Ладно, повернитесь, а то я ненароком руку уберу, а мне вашего
прелестника надо беречь, я добрая женщина. Н-ну, Юрка, а вот теперь держись!
Это тебе за полотенце по беззащитной голой девушке с завязанной головой в
еврейской республике!.. А вот так за невнимание ко мне после кубовой!...
После бассейна!.. Когда сам полез целоваться и сам охладел на месяцы!... Вот
так вас за это! По вашей тощей, простите, заднице, Юрий Ефремович. А теперь
по вашей изумительной треугольной спине...теперь снова по жопе, чтоб больше
не задавался, доцент, перед влюблённой студенткой!!"
хочешь потискать? Потискаешь, не бойся, я терпеливая. Успокойся, мне-то уже
не больно. А вот ты у меня уже стал совсем красным. Ты просто терпеливый,
или осознал, что тебя давно пора выпороть за все твои садистские фокусы?
Больно?" "Больно, но удивительно приятно, что именно ты меня стегаешь...
Нет, действительно, всё горит. Ты у меня не слабенькая... И - не добренькая,
а?" "Я не добрая?!" "А Бурятова кто чуть насмерть не пришиб? Если бы не я,
тебе бы вышку дали... за убийство с особой жестокостью..." "А прелестника
твоего кто... веником не тронул? Не я? Ладно, живите, Юрий Ефремович. Будем
вас лечить. Встать и быстро за мной, ну же, а то я снова тонуть буду!" "Так
я же голый..." "А я, по-твоему, какая? Не бойся, у нас не принято
подглядывать. Да за ёлками из дома и не видно нихера." "Инга!.." "Не буду,
Лукин Евгений
Корнев Павел
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Корнев Павел
Шилова Юлия