на то воля богов, то получишь ты все, о чем мечтал. Расскажи мне все без
утайки, и клянусь, тебе не придется сожалеть об этом.
несколько дней подряд разучивал с ним Тагет.
демон. - Ты ответишь: Много лет назад прослышал я о славном Великом Тайном
Ордене Закуски и с той поры не мог ни пить, ни есть спокойно, всякий час
помышляя о целях и задачах Ордена. О, неужто воистину такое возможно,
чтобы мечта моя сбылась и стал я паладином Ордена сего?"
разложение начинается с пренебрежения ритуалами. Сперва начнут сокращать
тексты традиционных разговоров, потом перестанут чтить параграф 7 пункта
"б" Устава: "Посуду моет тот, кто ниже рангом", а там, глядишь, и корку
хлеба заныкают? Нет-с, как хотите, господа паладины и унтер-паладины, а
нарушать вам никто не позволит. Пока жив Тагет, во всяком случае.
сверкающему парчой Тагету "много лет назад прослышал я... и т.д.", великан
с ужасом понял, что все забыл. Помнил только голую суть.
запылала в маленьких бесцветных глазках демона. Цепенея от страха, Пузан
простер к нему руки.
старый...
Согласно традиции, неофита встречали исполнением гимна, и сейчас оба бога
старательно фальшивили, закатывая от усердия глаза и широко раскрывая рты.
любопытством. Великолепный и коварный, как великий визирь, Тагет, путаясь
в парчовом халате, подобрался к магистерским коленям. Ларс наклонился, и
Тагет, время от времени бросая быстрые, цепкие взгляды на великана,
принялся что-то шептать на ухо Магистру. Великану казалось, что от страха
он валится в какую-то пропасть. Наконец, Тагет замолчал. Разенна
выпрямился и посмотрел прямо на великана.
сызмальства...
Магистр. Слишком многое ему уже открыто о жизни нашего тайного братства.
Разгласит. Может быть, отрубить ему голову?
по-настоящему испугался. Он переводил жалобный взгляд с маленького демона
на этруска и готов был уже с воем упасть на колени. Великий Магистр
поморщился.
пропитания. Ты же не станешь отрицать, хранитель традиций, что сказав "а",
неизбежно придется говорить "б"? Если мы убьем великана, значит, дабы не
нарушать Устава, мы вынуждены будем его съесть...
треск, после чего великан, тихо охнув, опустился обратно на сундук. Ларс
изучающе посмотрел на потолок, потом перевел взгляд на великана.
своей преданности орденским традициям немного сгустил краски.
Великану же он сказал: - Брат Пузан, отныне все присутствующие здесь -
твои братья. Кавалер Второй Степени Сефлунс, кавалер Первой Степени
Фуфлунс, бакалавр Тагет и Великий Магистр Ордена Закуски Ларс Разенна (он
приложил ладонь к сердцу) рады видеть тебя, брат. Земля Ордена - твоя
земля. Хлеб Ордена - твой хлеб.
Тагет, как бы потрясенный. - Я поздравляю тебя, Пузан.
взорвалось. Великан подскочил, едва не своротив при этом потолочную балку.
Стеная, он выбрался из хибары.
Кристаллом не пользовались много лет, он был в обиде на людей и лишь
недавно, после долгих уговоров и угроз положить его в концентрированную
серную кислоту ("Кипящую", - ядовитым голосом добавлял Тагет, высовываясь
из-под локтя Разенны) снова начал работать. Сейчас он был настроен на
Ахен. В глубине небольшого шарика что-то стреляло. Поскольку была ночь,
разглядеть, кто стреляет и зачем, не представлялось возможным.
Ларс, не вмешивайся. Один раз уже нарушил Устав, хватит. Пусть сами
разбираются.
убирая кристалл обратно в сундук.
неприбрано, повсюду стояли миски с немытой посудой, грязные металлические
кружки. На душе у Великого Магистра стало муторно. Как все этруски, он был
чудовищно ленив, что входило в явное противоречие с другой его типично
этрусской страстью: он любил, чтобы все вокруг сверкало чистотой.
видом озираясь по сторонам, приказал: - Помоешь посуду.
Третьей Степени. А по Уставу, посуду моет тот, кто ниже рангом, понял? Кто
у нас в Ордене теперь ниже всех рангом?
Орден кого попало! Пузанка, тебе Устав читали?
Что я должен делать? Посуду мыть?
заладил: Устав, Устав...
проснулись почти одновременно. В темноте кто-то, ругаясь, яростно застучал
кремнем. Тоддин бросил горящий факел командиру, который ловко поймал его
на лету, и, кое-как обуваясь, заорал на всю башню: "Тревога!"
раздавал указания своим людям. Его длинные растрепанные волосы развевались
на ветру. У дверей Бьярни оставил двух часовых, которые немедленно
зарядили мортиру и начали ждать, вглядываясь в темноту. Остальные с
криками бросились вверх по улице.
рана опять начала болеть, и он знал, что она не даст ему покоя до утра.
Синяка стоял у окна, тревожно глядя в ночь. Потом позвал:
громко сказал:
входа в башню грозно закричали "Стой, кто идет?" После чего празднично
зазвучала сочная многоголосая ругань.
разгоряченный и потный, обтирал ладонью лицо и торопливо рассказывал
Хильзену:
самоубийство? - предположил Хильзен, морщась.
молодого человека.
Кроме тебя, конечно, думать никто не умеет...