Все трое уставились в неведомые дали. Кьетви снова взял барона за руку и потащил в глубину дома. Они стремительно прошли по узкому коридору, освещенному чадной масляной лампой, и оказались в закопченной кухне.
Половину кухни занимала плита, сплошь уставленная котелками, кастрюлями и ведрами. Повара на кухне не было. Кьетви толкнул барона к перевернутому ящику, и мальчик неловко плюхнулся на шершавые доски. Осторожно подобрав ноги, он смотрел, подрагивая пушистыми ресницами, как капитан шарит по кастрюлям, зависая то над одной, то над другой емкостью. Сейчас он был похож на стервятника, кружащего над полем боя. Он снял крышку, и барона окутал сладкий запах картошки, тушеной с луком. Он громко глотнул. Ему так и не удалось поесть за все это время. Разнося по камерам то, что лейтенант именовал «завтраком», он держал слово и капусту из ведра не вылавливал.
Верзила прижал крышку к кастрюле, перевернул ее и встряхнул. Барон слегка вытянул шею. Верзила поставил перевернутую крышку, на которой пирамидкой лежали пять лоснящихся картофелин, ему на колени. Барон поднял глаза.
— Жри, — сердито сказал Кьетви. — Фон-барон. — И он плюнул на пол, тут же затерев плевок ногой.
Барон впился в картошку с детской непосредственностью. Верзила, примостившись на соседнем ящике, задумчиво высвистывал патриотическую мелодию. Внезапно он спросил барона:
— Из-за стены пришел, значит?
Барон, не переставая жевать, кивнул.
— Ну и что там, за стеной, делается?
Барон замер с набитым ртом. Тесная и грязная кухня, заросшая жирной копотью, заставленная давно не чищеной посудой, вся эта казарма, перенаселенная, живущая по странным и недобрым законам, весь этот город с его многочисленными перегородками и стражниками на каждом углу, — все это внезапно схлынуло, и перед глазами у него встал подвижный зеленый горизонт, холмы и медленные равнинные реки, через которые переброшены лавы. Он словно увидел просторный двор, где чудаковатый старик обучал его искусству фехтования, свою комнату и стол с медным подсвечником в виде кобры, и теплые желтые пятна солнца по утрам возле кровати.
Кьетви внимательно смотрел на него, ожидая ответа. Барон, давясь, заглотал картошку и сказал:
— Там… там, господин капитан, все. Ветер, вода. Небо синее близко. Там мир.
Он искоса метнул взгляд на свирепый профиль Кьетви. Тот покусывая нижнюю губу, словно удерживаясь от гримасы.
— Слушай, барон, — произнес он с некоторым нажимом. — Постарайся про это никому не рассказывать.
Барон слегка улыбнулся.
— Вы, наверное, думаете, что я больной? — сказал он.
Кьетви отмолчался. В мальчишке действительно было что-то нездешнее, хотя поверить в то, что за стеной живут люди, он не мог.
— Ребята покажут тебе твою койку, — буркнул Верзила. — Писать умеешь?
— Умею, — ответил барон.
Кьетви не удивился.
— Вот и хорошо, — сказал он. — Тогда я писаря поставлю в строй, а тебя — на его место.
«Писарь — вот гадость», — подумал барон. Он не знал, что эта должность, о которой мечтала добрая половина роты и которая была закрыта для большинства из-за поголовной неграмотности Каскоголовых.
— Я теперь тоже буду в вашем Ордене? — спросил барон.
— Если заслужишь, — нехотя отозвался Кьетви. — Ты за третьей стеной, это уже большая честь.
— За третьей стеной? — переспросил барон.
— Ну да, в квартале воинов. В Шлеме Бриона.
— А кто это — Брион?
— Это был герой. Великий герой древности. Он проник в логово злобного чудовища, которое своим зловонным дыханием отравляло пол и луга, так что гибли птицы и выгорали травы. Оружие для Бриона сковали из обломков мечей знаменитых бойцов. И когда Брион отрубил дракону голову, то клинок растворился в ядовитой крови…
Барон сказал задумчиво:
— Почему-то у многих такое странное отношение к драконам и великанам… Я думаю, что ваш Брион был просто браконьером.
Кьетви поперхнулся.
— Малыш, это предание записано у нас в Уставе!
— Я не хотел обидеть вас, — искренне сказал барон. — Но я близко знаю одного дракона. Вы же не видели драконов?
— Хвала великому Одину — нет, — с чувством ответил Кьетви.
— Если я останусь жив, — сказал барон вполне серьезно, — я познакомлю вас. Он чудный.
Кьетви вздохнул и, и поднимаясь на ноги, коснулся его волос.
— Бедный ты парень, — сказал он.
25
Барон сидел за столом возле стойки с холодным оружием, прямо под надписью: «Исполнительность — душа дисциплины» и, изнемогая от скуки, писал протокол. Дежурный солдат у входа избегал встречаться с ним глазами. С тех пор,как барон утвердился в должности писаря по распоряжению самого Верзилы Кьетви, жизнь стала солдатам не в радость. Стол поставили прямо у входа. Многолетний опыт научил их тому, что любимчики командира занимаются слежкой за остальными-прочими. Никогда прежде в роте таковых не было. И вот писарь отправлен во взвод тяжелых пикинеров, а этот зануда юных лет шуршит бумажками, с тоской поглядывая на холодное оружие. При нем даже в карты не переброситься. И разговоры все слышит.
Перед бароном стоял Каскоголовый, которого задержал патруль возле мокрушинских бараков. Солдат из роты Кьеттви, распевая в нетрезвом виде песни патриотического содержания (на патриотизм он впоследствии напирал как на смягчающее обстоятельство) метал ножи в пьяного же рабочего с Восточного Берега. Оба они просто погибали от хохота. При появлении патруля рабочий скрылся, а Каскоголовый был задержан, разъяснен и доставлен в роту. Писарю надлежало взять у него показания и довести их до сведения командира.
Барон в глубокой тоске смотрел на покрасневшее лицо с туповатыми прозрачными глазами навыкате. Каскоголовый пялился куда-то в угол и беззвучно шевелил губами. Солдат поглядвал на него с тайным сочувствием.
Барон вздохнул и приступил к допросу.
— Кто первый начал драку?
— Мы не дрались, господин писарь, — монотонно произнес солдат.
— Зачем же ты кидал в него ножи, чудо?
— Это были не просто ножи, — пояснил солдат, мрачнея. — Это были «миллиметрики». Надо попасть ножом в стену в миллиметре от головы.
— Ты наделал в стене барака зияющих дыр, — скучным голосом сказал барон. — У Верзилы уже было объяснение с подрядчиком.
Солдат пожал плечами.
— Делов-то, — от души сказал он.
— А куда делся твой приятель?
— Он мне не приятель. Гад он. Растворился в воздухе, как последний мерзавец. — Солдат склонился к столу, заглядывая барону в глаза. — Ведь бедуины — они такие: вот они здесь — и вот их уже нет, господин писарь.
— Отодвинься, — сказал барон.
Солдат обиделся.
— Напрасно, — сказал он с укоризной. — Я поем сейчас пшена и снова буду как не с похмелья…
Барон дописал последнюю фразу: «…и оказывал сопротивление при задержании, упираясь ногами в мостовую» и отбросил перо. Солдат продолжал зависать над столом.
— Все, — сказал барон. — Иди. Я доложу.
Каскоголовый побрел в сторону кухни.
— Ну и дерьмо же ты, — сказал дежурный от двери.
Барон присел на краешек стола, сминая бумаги.
— Это ты мне?
— Тебе-тебе, — сказал дежурный. — Сопляк. Беги, жалуйся Верзиле. Дерьмо собачье.
Он плюнул. Барон смотрел на него словно издалека. Почему-то в эту минуту он ощущал себя очень старым. Надо бы разозлиться, подумал он. Он подозревал о том, что в роте его ненавидят, но до поры до времени его это мало интересовало. Ему нужно было попасть за четвертую стену? за пятую? — сколько их там? — чтобы добраться до тех, от кого зависит течение городской жизни, и вытрясти, выколотить из них Хальдора. Но сейчас перед ним стоял содрогающийся от ненависти солдат и с этим нужно было считаться.
— Хочешь убить меня? — спросил барон, подумав.
— Хочу, — тотчас ответил он.
Барон повернулся к стойке и взял в руки первый попавшийся меч. Мечи были здесь плохие, это он сразу увидел.
— Попробуй, — сказал барон.
Солдат пожалел о своей смелости через несколько минут. Он не подозревал о том, что этот щуплый тринадцатилетний подросток окажется серьезным противником. Обезоруженный, загнанный в угол. он отчаянно скосил глаза на клинок, который слегка касался его горла. Глядя на холодное, неподвижное лицо барона, можно было подумать, что в мальчишку вселились демоны и что сейчас эта крепкая детская рука одним движением загонит металл прямо в пульсирующую ямку между ключицами.
Но барон неожиданно опустил руку с мечом и отвернулся. Его терзала острая жалость к этому перепуганному солдату, который был старше его лет на десять.
— Господин писарь, — хрипло сказал солдат, — не говорите Верзиле…
— Ладно, — сказал барон.
Солдат перевел дыхание и тут же снова перестал дышать. В дверях безмолвно высился Верзила Кьетви — с побелевшими губами, неподвижный, с яростью в светлых глазах. Солдат с ужасом, почти суеверным, смотрел на капитана. Кьетви шагнул с порога, оттолкнул барона и дважды резко ударил солдата по лицу, после чего треснул его головой о стену и отпустил. Солдат тихо сполз на пол. Кьетви для верности пнул его сапогом и повернулся к барону.
Мальчик отступил на шаг и поднял меч. Серые глаза, почти черные в полумраке комнаты, сморели хмуро и бесстрашно.
— Господин капитан, — сказал он негромко, — я не позволю бить себя.
Кьетви дернул уголком рта.
— Почему этот подонок напал на тебя? — спросил он, мотнув головой в сторону солдата, безропотно утиравшего кровь из-под носа. Барон увидел на разбитом лице страх и злобу, и ему стало противно.
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Прозоров Александр
Зыков Виталий
Максимов Альберт
Шилова Юлия