Чтение 19–й страницы книги ~Человек по имени Беда~

было, ибо подпирали все новые и новые беглецы.

Из каждой улицы, что вливалась в площадь Наву, выкатывались с ревом и
грохотом танки. Попробовали было люди в сторону Зират-Шин броситься -
поздно. Оттуда уже жерло выпирает. Заметались, давя и топча друг друга.

В том углу, где рабские бараки помещались, десятки людей повалило на
проволоку, что до сих пор под током стояла. Зашипела плоть, заплясала,
будто живая. Кричали в толпе и плакали от ужаса, однако спасения не было -
кто возле проволоки оказался, все на проволоке погибли.

Орали в бессильном страхе, солдат из будки караульной выкликая:

- Ток!.. Мудилы!.. Ток!

Пока решали солдаты, будет им что от начальства за самоуправство
эдакое, пока с рубильниками возились...

Наконец, отрубили ток. И тотчас обвисли мертвецы и дергаться
перестали, будто успокоились наконец.

Бэду же мимо пронесло и прямо к станции метро потащило. Как в дверях
не раздавило - того не понял. Эскалаторы не работали - стояли,
переполненные народом. Не сорвались - и то чудо. Толпа хлынула вниз, в
катакомбы.

И прянула, встреченная автоматным огнем. На синий кафель станции
"Площадь Наву" брызнула кровь. Кто уцелел, пал на плиты, руками голову
прикрывая. А люди с площади все прибывали и прибывали. Наконец иссяк их
поток - танки подошли вплотную к самой станции и перекрыли входы. Все, кто
успел войти до этого, оказались заперты на эскалаторах и платформе.

И тут отворилась неприметная дверка с надписью "ПОСТОРОННИМ ВХОД
ВОСПРЕЩЕН" и Петр, перекрывая своим ревом крик множества глоток, заорал:

- Сюда!

Очертя голову, спотыкаясь, мчались люди к этой дверке, слепо и
безоглядно поверив в спасение свое. Бэда вскочил на ноги (до этого лежал
лицом вниз) и тоже побежал к Петру. Его толкали и отпихивали, торопясь
ворваться в убежище. С другого конца станции к беглецам уже подбегали
солдаты.

Бэда ухватился пальцами за косяк двери, стараясь проникнуть внутрь,
но тут его ударили прикладом по переносице и отшвырнули в сторону. Дверка
между тем захлопнулась и с внутренней стороны кто-то быстро заложил засов.

Солдат, оттолкнувший Бэду, начал бить прикладом по переговорному
устройству и, ругаясь, требовать, чтобы ему отворили.

Из переговорного устройства разгневанно рявкнул Петр:

- Здесь храм! Право убежища!.. Понял ты, дерьмо?

Солдат в ярости разбил переговорное устройство и выстрелил в
металлическое забрало, откуда доносился голос Петра. Но никакого Петра
там, конечно, уже не было.

С попавшей в ловушку чернью солдаты разобрались сноровисто и без
долгих разговоров. Женщин и детей - кто на вид младше четырнадцати
казался, ибо документов ни у кого не спрашивали - прикладами отогнали к
эскалаторам. Мужчин же выстроили на платформе, лицом к рельсам, и одного
за другим пристрелили.

Пиф шла по площади Наву, будто оказавшись посреди своего видения, где
воздух был густым и твердым, хоть ножом режь, а стены домов и деревья
тягучими, как резина. Но здесь все было настоящим. Дома, чахлые липы на
краю площади, солдаты, мертвецы. Мертвецов было больше всего.

Пиф приблизилась к станции. Путь ей перегораживал танк. На броне
сидел солдат и жевал кусок булки с растаявшим маслом.

Он рассеянно смотрел на женщину, которая шла мимо, вдруг опомнился и
вскочил:

- Куда? Стой!

Пиф послушно остановилась.

- То-то, - сказал солдат, снова усаживаясь.

Пиф подошла поближе.

- Привет, - сказала она.

Он снова насторожился.

- Документы есть? - спросил солдат.

Пиф вытащила из кармана джинсов удостоверение младшей жрицы Оракула.
Солдат посмотрел на удостоверение, на фотографию, на Пиф.

- Держи. - Он вернул ей удостоверение. - Как ты через оцепление
прошла?

- Не знаю... Там что, оцепление?

- Конечно.

- Не знаю, - повторила Пиф. - Мне надо туда, на станцию.

- Не положено.

- Там один человек...

- Не положено, говорят тебе.

- Мне было видение, - сказала Пиф.

- А мне-то что, было у тебя видение или не было, - сказал солдат. -
Мне начальство велело не пускать никого, вот и все тебе видение,
красавица. Булки хочешь?

Он порылся в липком полиэтиленовом пакете, который лежал рядом, на
броне.

- Спасибо. Что-то кусок в горло не лезет.

- Это поначалу со всеми так, - сказал солдат успокаивающе. И снова
спросил: - Как же ты оцепление прошла?

Этот же вопрос задал Пиф командир танка, младший лейтенант Второй
Урукской Набу-Ирри. Он тоже внимательно изучил удостоверение Пиф, постучал
корочками с надписью "Государственный Оракул" по широкой своей ладони и,
наконец, решился:

- Значит так, Иддин. Бери эту девку и топайте в башню Этеменанки.
Сдашь ее лично его превосходительству генералу Гимиллу. Все-таки пифия,
знаешь ли. Тут шутки шутить не стоит.

Иддину совершенно не улыбалось тащить бесноватую девку к его
превосходительству генералу Гимиллу в башню Этеменанки. Он уныло обтер о
штаны масляные пальцы, сказал "слушаюсь", взял автомат и подтолкнул Пиф
локтем:

- Пошли, что ли.

И пошли: впереди солдат, равнодушно посвистывая сквозь зубы и хрустя
сапогами по битому стеклу; следом Пиф, одурманенная жарой и странной,
чересчур яркой, реалистичностью происходящего (и ведь на самом деле
происходило, не мнилось, не снилось, не чудилось!) Встречавшимся патрулям
объяснял, что конвоирует жрицу Оракула в башню Этеменанки. Кое с кем
останавливался, перебрасывался шутками, прикуривал. Пиф терпеливо ждала,
как ребенок при болтливой няньке. Потом шли дальше.

Едва миновали мост через широченный в этом месте Евфрат, как грохнул
взрыв. У Пиф заложило в ушах и она оглохла. Солдат же покрутил головой,
весело выругался, окурок бросил.

- Во рванули! - сказал он.

Пиф не услышала его. В голове у нее застряло гудение.

Она повернулась туда, куда показывал солдат, и увидела столб дыма и
пыли, медленно оседающий в Евфрат. Воды поглотили и пламя, и дым, и
обломки. Моста Нейтокрис больше не было.

- Идем, - сказал солдат, хватая Пиф за локоть. И потащил за собой
дальше, оглушенную.

Башня Этеменанки господствовала над городом, поэтому генерал Гимиллу,
как и следовало ожидать, оставил там солдат. Те втащили на верхний этаж
пулемет и достали карты, чтобы скоротать время.

На втором этаже спешно разместили рацию.

Генерал же Гимиллу в башне не остался. Дальше двинулся Вавилон
усмирять и к стопам повергать. Потому у солдата, который Пиф привел, сразу
же возникла проблема: то ли по городу бегать и генерала искать (чтобы, как
велено, с рук на руки), то ли сбыть свою обузу здесь и возвращаться на
площадь Наву, к родимому танку...

Решился на второе. Сказал жрице:

- Вот что, красавица. Я тебя здесь оставлю. Ты главное лейтенанту
покажись, чтобы знал, кто ты такая. А после уж от лейтенанта не отходи, а
то неровен час солдаты обидят. Поняла?

Пиф кивнула.

Солдат видел, что она почти ничего еще не слышит после взрыва.

- Головой потряси, уши прочисти, - посоветовал он. И сам головой
потряс для наглядности.

Пиф встряхнулась.

- Я поняла, - сказала она. - Ты иди, я здесь побуду.

- Документ береги, - напоследок сказал солдат. И - руки в карманы,
губы в трубочку - вниз по ступенькам побежал.

Пиф, как никому не нужная вещь, в уголок приткнулась. На какой-то
ящик села. Откуда в башне Этеменанки ящик? Это же храм, главная святыня
города... Но уж видно устроено так, что если вторглись куда солдаты, там
никаких святынь уже не остается.

Посидела, поглядела, как взад-вперед злющий лейтенант ходит, кого-то
распекает, с кем-то по рации препирается. Наскучило ей. Встала, к окну
подошла.

Внизу расстилался Вавилон. Клубы дыма поднимались над кварталами
Шуанна, Туба, Литаму, Новый Туба (пусть горит, вот уж трущоб не жалко),
Карраби и Кандингирра, где начинались уже нарядные загородные виллы...
Евфрат лежал голый - не было уже обоих мостов, а набережная во многих
местах была разворочена взрывами. И незнакомым казался Пиф родной ее
город.

Она отошла от окна и снова забилась в угол. Кругом кипела оживленная
деятельность, ходили люди в сапогах и сандалиях, звучали озабоченные
начальственные голоса, доносились ругань, хохот, выстрелы, потом вдруг