Там, мол, и обслуживают лучше, чем в "Праге" или "Арбате", и зал большой,
и танцевать удобно вокруг фонтана. Словом, первый редут был взят Чачиным
сразу.
болтали о пустяках, Лялечка почему-то заговорила об осенних модах,
вспомнила зачем-то Находкина и Верховенского. Имя Челидзе даже не было
названо. Но Чачин не настаивал. Ужин предстоял долгий.
к вашему счастью, не замужем. Можете делать предложение. Руки и сердца,
как говорили в древности.
во-вторых, я не собственность. Да и замуж выходить пока не собираюсь. Живу
у родителей. Они у меня сейчас в Иране. Отец представитель Экспортфильма,
мать дает уроки музыки в советской колонии. Вот и живу одна свободно и
весело. Относительно весело, конечно, никому отчета не нужно давать. А в
квартире все должно блестеть, ни пылинки: отец иногда налетает из
Тегерана, не предупредив телеграммой, и очень сердится, если заметит следы
вечеринок. Так что в гости ко мне не напрашивайтесь - это надо еще
заслужить.
понравилось.
застольная болтовня о том о сем - ни о чем. Анекдоты, сплетни, магнитофон.
Это вам не повезло: два марочника друг с другом поцапались неизвестно
из-за чего. Я эти марки терпеть не могу. Хотя забыла: вы тоже из оных.
говорят, церкви реставрирует. Но работ его я не видела: в мастерскую к
себе он не зовет.
Челидзе собственная машина, - с показной завистью сказал Чачин.
случаю. Потом отремонтировал ее на станции технического обслуживания. А
сейчас она блестит как новенькая и дает на трассе, когда гаишников нет, по
сто шестьдесят. Вообще, удачливый человек Жорка. Вы с ним дружите - не
прогадаете. А поссоритесь - остерегайтесь. Я и сама его боюсь иногда, если
он не в духе. А человек полезный, уйму денег зарабатывает, и не только
советских.
Лялечка не заметила промаха:
конечно, а от богатых родственников из Америки. И не у него, а у Ягодкина.
охотно, с вызовом: девчонка, а вот, пожалуйста, - могу многое рассказать.
коллекционер-филателист. Сие вам известно, конечно. А Жора Челидзе
помогает ему пополнять коллекцию. Находит ему клиентуру, то есть людей,
уезжающих за границу. Хороший зубной техник всем нужен - и таким, как вы,
и помоложе вас, если зуб выбит. И тут, как говорится, услуга за услугу. Он
- золотую коронку или мостик, а ему - почтовые марки из наиболее
редкостных. Он вам и адрес назовет, где марку достать, и саму марку
опишет. А у него валюты навалом.
цыпленка табака, лениво поглядывая на свою собеседницу. А Лялечка,
отставив цыпленка, уже не умолкала.
парижскую выставку. "Нужный человек, - сказал мне Жора, - он тебе будет
полезен". Помню, я спросила: "А сколько лет этому человеку?" Жора сказал.
Я засмеялась и ответила, что моим зубам без единой червоточинки зубной
техник едва ли понадобится. "Но у него есть валюта, - сказал Жора, -
смотри не прогадай". Так я и попала в поликлинику к Ягодкину. Он оказался
не стариком, а просто пожилым человеком, вполне терпимым, - не для
романов, конечно, хотя пассия у него красивее меня в десять раз, но для
застольных встреч за ужином вполне на уровне. Тут-то он и попросил меня
оказать ему небольшую услугу. Он, мол, коллекционер марок и обменивается
ими со своими коллегами за рубежом. А посылать их почтой рискованно:
письма из Советского Союза в капиталистических странах вскрываются, и
конверт может прийти к адресату пустым. Поэтому он и просит провезти с
собой одну из новых советских марок, скажем, в кошелечке, куда не будут
заглядывать никакие таможенники, и послать ее письмом по такому-то адресу.
Кажется, в Марсель какому-то Жэнэ или Жаннэ, не помню. За это он, мол,
дает мне сто долларов, пятьдесят лично мне, а пятьдесят на покупку для его
пассии всякого бабского барахла. Каюсь, я согрешила. И доллары провезла, и
марку переслала. Обыкновенная, кстати, советская марочка, выпущенная ко
Дню космонавтики. Чистенькая, новенькая, без единой пометки, ну и
переслала я ее по указанному адресу. Пустяк для меня, а он полтинник
отвалил.
пригласил девушку. Танцевать он умел. Все шло чин чином: Лялечка
раскрылась, и можно было, перебросившись словами-пустышками, задать ей уже
колючий вопрос.
для начала.
бумажка Ягодкина, и ваши отношения с Челидзе. Да и связь его с Ягодкиным,
честно говоря, непонятна.
взяла, почему не взять, если дают. Подумаешь, марку переслала по какому-то
адресу - тоже мне преступление. А Жорка обыкновенный хахаль, нежадный и
неревнивый. И что его связывает с Ягодкиным, меня не интересует. Ездил
куда-то недавно, говорит, на какую-то электростанцию под Москвой, и
помчался Ягодкину докладывать. А мы с Раей Немцовой - это пассия Михаила
Федоровича - как раз у него и были в гостях, пили кофе с ликером.
Позавчера, что ли? Ну да, позавчера. Жорка ворвался небритый, темный, как
ночь. "Ты бы хоть побрился, Жорка, - говорит ему Ягодкин, - неудобно ведь
перед дамами". А тот еще более взъерошился и бряк: не до бритья, мол,
теперь, Михаил Федорович, сорвалось дело - не вышло. "А ты у него был?" -
спрашивает Ягодкин. "Конечно, был. Он отказался. Все, - говорит, -
отрезано!" Мы в недоумении, сами понимаете, молчим, слушаем. А Жора
Ягодкину: "Убрали бы вы этих баб, Михаил Федорович, не до гостей нам
сейчас". Ягодкин сжал губы, посмотрел на нас, подумал, а потом вежливенько
так сказал: "Вы бы и вправду прошли в соседнюю комнату, магнитофон
включили, а нам с этим юным хамом надо поговорить как следует". Ну мы и
ушли. А потом Ягодкин объяснил, что речь шла о продаже крупной суммы в
долларах и что покупатель в последнюю минуту отказался. А паникует Жора
напрасно: ничего ему не грозит, никаких долларов нет и не было. Потом ко
мне Жорка пришел злющий-презлющий и говорит, что из-за Михаила Федоровича
он в такое болото залез - не вылезешь. Ведь это он какому-то Еремину
валюту возил, а не Ягодкин. "Тот, - говорит, - чист-чистехонек, от всего
откажется, а мне, дураку, отвечать". - "За что ж тебе отвечать, -
спрашиваю, - если твой Еремин долларов не взял?" - "Так ведь это я ему
предлагал, - кричит, - я! Если он заявит куда следует, Ягодкин вывернется,
а мне сидеть в лучшем случае за спекуляцию иностранной валютой. Ну, не
найдут у меня никаких долларов, а пятнышко на репутации останется. И
вообще, - говорит, - я у нашего Ягодкина в таком капкане сижу, что в пору
хоть без ноги, да уйти". - "Куда ж ты уйдешь?" - спрашиваю. "А у меня
брат, - говорит, - в Тбилиси. Мигом в горную Сванетию переправит.
Захолустье отчаянное, но прожить можно, пока шухер с валютой не уляжется.
И самое страшное, - говорит, - не валюта, а то, что я ее Еремину
предлагал". Я, честно говоря, ничего не поняла, только Жорку с тех пор не
видела. Может, и в самом деле на Кавказ сбежал.
зазвенела чашка о блюдце, можно было судить с взволнованности девушки.
Даже щеки у нее запали. Выложилась, как говорится, до последних глубин
души своей.
- расклеилась я что-то. Пойдемте отсюда. Неподходящее у меня сейчас
настроение.
Лялечки. Сорвалась с обрыва девочка и захлебывается. А девушка неплохая.
Видимо, поняла, что связь с Челидзе была не просто временным увлечением, а
чем-то более серьезным и страшным.
Громыко Ольга
Шилова Юлия
Мороз Александра
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Каменистый Артем