похожим на этюдник.
хитрую коробочку.
достал отмычки и, любовно перебирая их в руках, покосился на скважину.
размышлял Гард, наблюдая за работой Фукса. - Конечно, это возможно.
Обыкновенное самоубийство или эта... как ее?.. Переход в газообразное
состояние. Но тогда документы должны быть на месте. Если бы Чвиз захотел
унести с собой в могилу секрет всей этой штуки, он уничтожил бы не только
чертежи, но прежде всего саму установку..."
представляете, какие нервные люди строят эти сейфы. Ты их открываешь, а
они поливают тебя из огнемета. Просто кошмар, а не работа.
дверцу. В черном чреве сейфа не белело ни одной бумажки.
посмотрел на Кербера, - пригласить эту... как ее зовут... ну, лаборантку.
благородного полупоклона, - я хотел бы задать вам вопрос: вы первой
обнаружили записку, оставленную профессором Чвизом?
6. ТРИДЦАТЬ РОКОВЫХ МИНУТ
ни от вопроса, который он задал, ни от полученного ответа, поскольку
вообще терпеть не мог так называемых дежурных слов, не продвигающих
следствие хотя бы на дюйм вперед. Но, повинуясь своей старой привычке, он
вскинул голову и строго посмотрел на Луизу: - Итак, вы говорите, в
понедельник? В котором же часу?
любопытством посмотрела на Гарда.
обычно носят клерки из отдела мелких ссуд, причем одна пуговица на левом
рукаве пиджака могла вот-вот оторваться. Это обстоятельство не ускользнуло
от внимательного взгляда Луизы и позволило ей вслух, причем в довольно
милых выражениях, сказать Гарду о том, что, если бы она была его женой,
он: никогда не терял бы пуговиц, не говоря уже о том, что не носил бы
полосатые галстуки, которые Луиза считала консервативными.
усилие, чтобы выжать из себя слова, более свойственные инспектору полиции,
нежели джентльмену, ведущему светскую беседу.
интересует, какое впечатление произвел на вас профессор Чвиз, когда вы его
видели в последний раз...
последний разговор с Чвизом.
прежде он никогда не интересовался ни моим прошлым, ни будущим, а тут
вдруг задал мне нелепый вопрос, замужем ли я. Кроме того, он задержал меня
в лаборатории после работы, а это у нас не принято, хотя отлично знал, что
я тороплюсь, и разрешил мне уйти лишь в половине шестого, а если говорить
точнее, то в семнадцать двадцать пять вечера.
вечер.
и тут же подумал, что если бы его бывший учитель и шеф, ныне покойный
Альфред-дав-Купер, узнал о таком вопросе, то наверняка сказал бы:
"Стареешь, Гард, стареешь".
быть, вы позволите мне пришить вам пуговицу?
Гарда, как будто от нее зависел дальнейший ход следствия. Вероятно, они
прислушивались к разговору, и Гард решил пощадить Луизу. Чутьем опытного
сыщика он понял, что невзначай приподнял покрывало с какой-то скорее всего
маленькой личной тайны Луизы, которую он из чисто профессиональных
соображений обязан был теперь открыть для себя - да простит его
Альфред-дав-Купер! - хотя пятью минутами раньше у него и в мыслях не было
затягивать так долго допрос лаборантки.
которую, кроме него, больше никто не был способен во всем полицейском
управлении, галантным жестом предложил ей пройти в соседнюю с лабораторией
комнату.
Там стояло всего одно кресло, высокое и старомодное, как трон, и Гард
предложил его Луизе. Сам он присел на край низкого журнального столика,
удивительно нелепого в сочетании с этим древним креслом, и его глаза
оказались почти на уровне рук Луизы, положенных на колени. Руки чуть-чуть
дрожали, но Луиза сохраняла на лице спокойное выражение и, как заметил
Гард, даже успела мельком взглянуть на себя в круглое зеркало,
прикрепленное над умывальником. В комнату заглянул кто-то из помощников
Гарда, но инспектор попросил оставить его на время в покое.
чтобы Луиза это поняла. Она еле заметным движением руки, на которое
способны только женщины, что-то поправила в своей прическе.
позднее как вчера вечером ужинал вместе с этим Питером в "Лармене", а
сегодня с утра уже успел сыграть с ним партию в гольф.
хотя бы объяснить причины, по которым вы не желаете мне ответить.
у нее выступили слезы. - Прошу вас, не думайте ничего дурного... Но я не
хочу, чтобы он оказался втянутым в эту историю. Я скрываю от Питера, что
служу лаборанткой и... что вообще служу.
интерес к тайне Луизы у него пропал.
выражение лица профессора Миллера. Кербер стоял к Миллеру вполоборота и с
таким видом, который ясно давал понять, что сожалеет о случившемся, но
поделать ничего не может. У Гарда не оставалось сомнения в том, что
чрезвычайное сообщение исходит именно от Кербера, и он сразу подошел к
нему:
контрольного циферблата, я подумал, что тут какое-то недоразумение.
пятнадцать минут. Между тем лично я отдал распоряжение обесточить весь
институт получасом раньше.