мужчины, провожающего шикарную женщину, люди расступались сами. Белкина
вошла во вкус. Делать ей что-либо самой не требовалось, она была лишь
сторонним наблюдателем, ну, в крайнем случае, участницей. Муму делал
работу - ту, за которую платили ей.
- Киевский так Киевский. Почему-то вся мразь собирается именно на
вокзалах, словно это отстойники какие-то, - рассуждала Белкина, уже сидя в
машине. Она курила длинную черную сигарету и поэтому немного смахивала на
валютную проститутку, которая катит на точку вместе с сутенером. Но
слишком дешевой смотрелась машина для такой парочки.
До Киевского добрались быстро. Теперь следовало наведаться в
подземный переход. Герой афганской войны оказался человеком приметным и
шумным. О том, что он на рабочем месте, Дорогин и Белкина поняли уже на
первых ступеньках, даже не увидев инвалидной коляски. Они услышали хорошо
поставленный бас, который перекрывал шум толпы:
- Вот, отец, смотри, мое удостоверение, боевой орден...
- А где же сам орден? - послышался писклявый голос ветерана Великой
Отечественной.
- Как где - пропил, - без тени смущения ответил афганец.
- Боевую награду?
- Не продал, а пропил, отец. Замачивали, в стакан положил и вместе с
водкой проглотил.
- По-моему, это наш клиент, - сказал Муму. Белкина согласно кивнула.
В переходе находились и другие попрошайки, бомжи, но по сравнению с
героем они выглядели бледно, люди не обращали на них внимания. Возле же
инвалидной коляски столпилось человек пятнадцать.
Белкина рванулась было прорваться поближе, но Дорогин остановил ее:
- Давай присмотримся.
- Ясно.
Варвара тут же поняла, что Дорогин прав. Нужно присмотреться к
человеку, понять слабости, наклонности, и тогда он станет более покладист,
если станешь говорить с ним на близком и понятном ему языке.
Участник Великой Отечественной отвалил, так ничего и не дав участнику
афганской войны.
- Мои-то ордена до сих пор со мной.
- Какие у тебя ордена? Одни юбилейные, - вдогонку басил "афганец". -
Небось при кухне или штабе отсиживался, а настоящие герои... Уж я-то, дед,
знаю. Они или без рук без ног, или в сырой земле свой покой нашли.
По выражению лица участника Великой Отечественной стало ясно: афганец
попал в точку, но признать это старик не мог.
- Эх ты, пьянь, позоришь Советскую армию!
- Вали, вали отсюда, дед!
Публика, как ни странно, заняла сторону афганца, " и после этой фразы
мелочь посыпалась в донельзя засаленную, грязную ушанку, на которой
поблескивала кокарда с красной звездой. "Афганец" времени зря не терял,
ощупал взглядом людей, выбирая очередную жертву. Его расчет был прост:
затеять легкий скандал или спор, тогда люди собираются вокруг. А если есть
слушатели или зрители, значит, с ними придут и деньги.
"Афганец" выгреб из шапки содержимое, оставив лишь пару пятирублевых
монет, засыпал купюры за пазуху и взглядом мгновенно зацепил женщину лет
тридцати пяти, явно провинциалку, с тяжелой хозяйственной сумкой.
- Красавица, - воскликнул он, - я бы тебе сумку поднес, да видишь,
ноги в Кандагаре потерял. В окружение мы попали, "духи" нас гранатами
забросали. У меня гангрена началась...
- Вы мне?
- Тебе. Ты одна тут красавица.
Женщина засмущалась, заморгала, но не могла себя заставить двинуться
дальше, из вежливости нужно было дослушать исповедь афганца до конца.
- Я бы мог твоим мужем стать, я же сильный мужчина.
Женщина застопорила проход, и быстро начала собираться толпа.
"Афганец" стал говорить еще громче и прочувствованнее:
- Я бы стал твоим мужем, ты была бы моей женой, мы с тобой танцевали
бы... - и он похлопал рукой по сиденью, затем крутанул колеса, совершив
несколько головокружительных па, опять похлопал ладонью по сиденью. - Кто
знает, как судьба сложилась бы, не будь войны проклятой... В тебе сколько
росту, красавица?
- Метр семьдесят, - растерялась провинциалка. - А что?
- Мы были бы хорошей парой. У меня рост метр восемьдесят четыре..,
был.., с ногами... - грустно добавил он с мастерской театральной паузой,
голос у него дрогнул. - А сейчас, видишь, - желваки заходили у него на
щеках, и зрителям показалось, что сейчас из голубых бесхитростных глаз
брызнут чистые горячие слезы.
Но "афганец" сдержал себя, он лишь рукавом прикрыл глаза.
Расплакиваться в десятый раз за день было "в лом", особенно с "бодуна".
Женщина уже лезла в кошелек.
- Мне не на пропой, красавица, мне на протезы деньги нужны. Только
немцы такие делают. Куплю протезы, вот тогда мы с тобой и станцуем.
Женщина бросила в шапку двадцать рублей. Еще несколько бумажек легло
в грязное нутро ушанки, сыпанулась мелочь, и публика начала рассасываться.
Женщина с тяжелой сумкой заспешила прочь. Лицо у нее было грустное,
слова "афганца" тронули ее до глубины души. Но и двадцатки было жалко,
как-никак почти что доллар.
"Афганец" проделал ту же операцию с содержимым ушанки, затем погладил
живот, где шуршали и позвякивали деньги, на губах мелькнула улыбка. Он
лихо сунул в рот сигарету и заметил Дорогина.
- Эй, браток, - поманил он Сергея, - огонька, может, дашь?
- Варвара, есть зажигалка?
Варвара подала Сергею модную дамскую зажигалку. Сергей поднес огонек
к дорогой сигарете. "Афганец" затянулся, катнул колеса, отъезжая к стене.
- Что ты на меня так смотришь? Вроде мы с тобой не знакомы, не
служили вместе. А дорогие сигареты мне добрые люди подарили, сам-то я
"Приму" или "Беломор" курю.
- Слушай, ты Абебу давно видел? - глядя прямо в глаза, спросил
Дорогин. "Афганец" насторожился.
- Какого Абебу?
- Который Пушкин.
- А, Пушкина! Как же, как же, на прошлой неделе видел. Меня по
Тверской катили, видел, стоит себе на постаменте, голуби на голове пасутся.
- Я не про памятник у тебя спрашиваю, а про эфиопа Абебу.
- На кой хрен, браток, он тебе нужен? - "афганец" нервничал, и это
было заметно, но пока в руках себя инвалид сдерживал. - Люди, люди, -
вдруг закричал он густым басом и рванул на груди рубашку, но несильно -
так, чтобы не высыпались деньги. Рубашка была крепкая, вместо пуговиц
заклепки. - Люди, люди, посмотрите на меня, перед вами герой, о котором
забыла родина! Вспомните хоть вы, хоть частичку своей доброты пожертвуйте
мне на пропитание!
На такой громогласный возглас люди начали оборачиваться, но никто не
подошел. "Афганец" снова уставился на Сергея.
- Мужик, отвали, работать мешаешь!
- У меня дело. Сколько твое время стоит?
- Ты что, хочешь дать денег герою бесчеловечного конфликта?
- Я подумаю. Может, и дам, если, конечно, ты скажешь, где эфиоп.
- Эфиоп его мать знает, - шепотом произнес "афганец" и громко завопил:
- Вот так страна обращается с героями. А я за Россию кровь проливал,
две ноги потерял, восемь операций и полная ампутация. По частям отрезали,
пятьдесят осколков в ногах застряло и в груди... Смотрите, смотрите! -
тыкал себя в грудь бывший гвардии сержант десантно-штурмового батальона
Игорь Морозов.
Этот возглас разбудил у многих совесть, и деньги опять полетели в
ушанку. "Афганец" запел:
У незнакомого аула, на безымянной высоте...
Хотят ли русские войны...
Спросите вы у тех ребят,
Что под утесами лежат...
Песня о Великой Отечественной была удачно переделана под колорит
афганского конфликта. Голос у попрошайки был густой, мясистый, как
докторская колбаса, ночь пролежавшая в воде. Да и акустика подземного
перехода была под стать сцене Большого театра.
После второго куплета "афганец" оборвал песнопение и вновь выгреб
деньги из шапки.
- Ты долго еще здесь сидеть собрался, герой Игорь Морозов?
- Меня друзья заберут.
- Знаю я о твоих дружках, галичанах.
- А тебе дело? Они меня кормят, поят, кров дали.
- Ради кого стараешься? Ради уродов, которые все твои деньги забирают?
- Зачем они мне, деньги. Мне стакан водки и крыша над головой дороже
любых денег. Тут посидишь, с народом пообщаешься, и на душе легче, раны не
так болят. Сижу и вижу, щедрый русский народ, последнюю рубашку снимет, а
калеке поможет. Без галичан мне этого места не видать как своих.., ног.
Галичане появились неожиданно. Они были в кожанках, спортивных штанах
с лампасами, в дорогих кроссовках, черноволосые, небритые, длинноносые,
высокие и широкоплечие.
Белкина даже отступила на пару шагов и зашептала:
- Сергей, пошли! Иначе до юбилея Пушкина, точно, не доживем.
- Погоди, - через плечо бросил Сергей." Галичане привыкли, что стоит
им лишь бросить на кого-то недружелюбный взгляд, и человек тут же
испаряется, как будто его и не было. А этот стоит себе, и выражение лица
спокойное, и взгляд не прячет.
- Ты чего к инвалиду прицепился?