одной улицы, ни одной площади, придумывая все новые и новые маршруты,
комбинируя их так, чтобы не спрашивать дорогу у встречных. К концу вечера
план так хорошо запечатлелся у него в голове, что город казался знакомым,
словно Фреду и впрямь приходитесь бродить по его улицам, посещать музеи,
любоваться памятниками и пейзажами.
кабинете не было, и его заместителю представился отличный случай
удовлетворить свое пристрастие к велеречивым спичам. Нудно и длинно Шлитсен
разглагольствовал о чувстве ответственности, которым должен проникнуться
Шульц, вылетая сегодня в Мадрид, о высочайшей чести, которая ему оказана
тем, что такая важная миссия возложена на него, об историческом значении
самого факта получения документов.
Нунке не вошел в кабинет. Этот, к радости Фреда, мгновенно перевел разговор
на деловые рельсы.
заместителя о чувстве благодарности, которое должно жить в груди каждого
немца, если тому...
вылететь в любой момент, это значит, вы обязаны каждую минуту быть готовым
выехать на аэродром.
но и не прибедняйтесь: возможно, придется угостить человека, который
привезет багаж...
принялся упрекать Шульца в беспечности, как начальник школы неожиданно
вернулся.
спросил он у Фреда уже совсем другим, дружеским тоном.
моей жене исполняется... надцать лет - не станем раскрывать женские тайны!
Она очень увлекается гобеленами. А Мадрид, говорят, славится ими. Выберите
на свой вкус... Нунке положил перед своим подчиненным пятидесятидолларовую
бумажку.
Шлитсен, поторапливайтесь, через четверть часа самолет должен быть в
воздухе!
Незнакомец, не обернувшись, поднял руку в знак приветствия и тотчас
замурлыкал какой-то модный мотив. Это очень раздражало Шлитсена - всю дорогу
он мрачно молчал. Даже в момент посадки ограничился лишь коротким
напоминанием:
высокий, но узкоплечий и узкогрудый молодой человек с маловыразительной,
однако довольно нахальной физиономией. Во всяком случае держался он развязно
и тотчас заговорил фамильярным тоном:
по-приятельски: я вам - Фред, вы мне - Гарри. Эти цирлих-манирлих перед
путешествием, когда можно гульнуть... Вы не возражаете?
отправляемся не на прогулку, и ждут нас не развлечения, а дела, возможно,
даже опасные.
но не переношу, когда переступают дозволенные вежливостью границы.
Очень устал за день.
глаза. Он и впрямь надеялся заснуть, но сон бежал, как ни старался Фред
отделаться от назойливых мыслей.
давать задание человеку новому, незнакомому с местными условиями, да к тому
же не владеющему испанским языком. За документами такой важности следовало
бы поехать Шлитсену или даже самому Нунке. Верно, документы не столь уж
важны, если их поручено... Тут-то, верно, и зарыта собака! Если же бумаги не
такие важные, как о них говорят, то их мог получить и привезти один Гарри,
этот недотепа, которого дали ему в помощники. Вернее сказать, не в
помощники, а в наблюдатели. Именно так! Проверка политической
благонадежности Генриха-Фреда или испытание его деловых качеств? Скорее
последнее. Хотя... Позорное поражение, вместо мирового господства, отрезвило
многих немцев. Такой опытный проныра, как Нунке, не мог не учитывать этого.
А Шлитсен и подавно: он, возможно, и не знает о взаимоотношениях Генриха фон
Гольдринга с такой важной персоной, как Бертгольд, отношениях, служивших
раньше для Генриха, а теперь для Фреда самой надежной аттестацией, крепким
щитом, за которым можно чувствовать себя в безопасности...
показывали четверть одиннадцатого.
чемодан, он уверенно пошел вперед, время от времени оглядываясь, не отстал
ли попутчик. Выйдя с аэродрома на площадь, он так же уверенно свернул налево
и подошел к большой черной машине, стоявшей немного в стороне. Небрежно
поздоровавшись с шофером и жестом пригласив спутника садиться, Гарри бросил:
пассажиров.
улицам они едут, но машина мчалась с такой скоростью, что дома с ярко
освещенными пятнами окон и еще более яркими витринами стремительно убегали
назад, фонари уличного освещения сливались в одну сплошную линию.
построили, очевидно, совеем недавно, она, кажется, не значилась в
путеводителе. Впрочем, проверять это не было времени.
администратором и, войдя в лифт, нажал кнопку четвертого этажа.
двухкомнатном номере: аккуратно повесил на плечики чистые рубашки и
светло-сиреневый, модного покроя костюм, приказал налить в графин свежей
воды, бросить туда лед и принести бутылку вина.
Фреду и стал переодеваться. - В ресторан пойдем?
бренди плюс хорошенькая певичка сразу прогоняют сон и усталость. Ручаюсь!
представились друг другу.
величают только по имени... Так прислать что-нибудь?
Фред расстелил постель и стал медленно раздеваться. Только теперь он в
полной мере почувствовал, что отравление сигаретой не прошло для него даром.
Видно, не пожалел тюремный человеколюбец этой чертовщины, подмешанной в
табак. Чуть не усыпил навеки!
Так приятно было вытянуться во весь рост и расслабить мышцы. В самолете сон
был тревожным. Перед глазами прыгали страницы путеводителей, словно
телеграфная лента, разворачивались строчки черных букв. Между словами не
было интервалов, и он не мог понять смысла фраз. Теперь же его сморил сон,
глубокий, крепкий, без сновидений.
непривычные для уха звуки. Спросонья он не мог понять, откуда они. Казалось,
где-то рядом расположен зоопарк, все его обитатели чем-то взволнованы и
проявляют недовольство каждый на свой лад: клекотом, свистом, хрюканьем,
хрипением.
чтобы понять: Браун перебрал в ресторане и теперь расплачивался за это
кошмарами, душившими его. О том, что Гарри был сильно пьян,
свидетельствовали и разбросанные повсюду вещи: пиджак небрежно свисал с
кресла, рубашка и галстук валялись на ковре, одна туфля лежала в проеме
двери, ведущей в спальню. Вторую Браун даже не снял, просто расшнуровал, да
так и свалился прямо на одеяло.
помощи нескольких тумаков, но на полпути остановился. Напрасные старания! Ни
тумаками, ни кружкой холодной воды, вылитой на голову, Брауна не отрезвить.
комнату досыпать на диване.
Черепнин Владимир
Херберт Фрэнк
Никитин Юрий
Посняков Андрей
Мороз Александра
Шилова Юлия