оберегать жизненно важные (нет, не для здоровья, для выполнения задания
Конторы!) органы. Чем большие успехи я проявлял, тем с большим усердием меня
молотили инструкторы, поочередно вооружаясь то брусками от скамеек, то
лыжными палками, то милицейскими дубинками.
терпеть, когда все в морду, да в морду - я получил трое суток гауптвахты!
безусловный рефлекс защиты: автоматически отвечать ударом на удар. Меня
учили жертвовать целостностью своего организма, здоровьем, жизнью во имя
каких-то еще неизвестных мне высших целей. Меня учили безропотно умирать.
самосохранения, мне разрешили самозащиту.
видам борьбы. Спарринги проходили мгновенно - один-два удара противников в
полной тишине и - подбивай бабки. Ни эффектных выпадов, ни воодушевленных
криков, ни блоков, ни захватов. Один удар - одна смерть! Или одно поражение.
Со стороны это немного напоминало соревнование профессиональных
фехтовальщиков - никаких тебе длинных, красивых боев, к которым привыкли по
приключенческой литературе - сближение, короткий выпад, сирена. Три секунды!
И вся дуэль! Скучно было бы Дюма писать свои романы, а нам, соответственно,
читать, если бы д'Артаньян умел фехтовать на таком уровне.
мне инструктора. - Забудьте про кулаки. Они для уличной потасовки. У вас
есть пальцы. Взгляните на них, оцените их форму. Чем они хуже кинжала или
копья. Прикиньте, вот площадь кулака, вот пальца. При равной силе удара
поражающее действие пальца, за счет точечной площади давления, действенней
по меньшей мере в двадцать раз! Кулаком вы толкаете, пальцем - бьете! Какие
последствия может иметь удар в живот кулака и какой пальца, при одинаковой
скорости полета руки? Что нанесет большее разрушение?
ножом. Одним мгновенным ударом я могу воткнуть тебе палец в шею и вырвать
сонную артерию, могу, через глазницы достичь мозга, могу... Не морщись,
курсант! Тебе многое не понравится из того, чему мы тебя будем учить. Я
предупреждал, мы учим не драться, а убивать! А это далеко не самое
благородное занятие, с таким умением на ринг или на сцену не выйдешь!
пальцем. Сильнее. Еще сильнее! Больно? Это потому, что ты боишься его
сломать. Ты ощущаешь его непрочной плотью, а надо - стальным кинжалом.
Вспомни гвоздь, если ты уверен в себе, если он стоит абсолютно прямо, ты
вбиваешь его одним единственным ударом молотка. Раз - и все! Если нет -
будешь колотить бесконечно и он будет идти вкривь-вкось, будет гнуться и, в
конечном итоге, сломается. Кажется, невозможно вбить в монолитный бетон
дюбель, и не выйдет, сколько бы не пробовал, но монтажный пистолет делает
это одним выстрелом! Тот же дюбель! Значит можно? Все дело в том, как бить!
мышц и тогда он не сломается, не сложится как перочинный ножик при ударе, он
станет монолитен и станет оружием! Главное не бояться, не допускать
сомнения. Хрупка не кость и не сустав - хрупко сознание. Победи его, а с
противником ты справишься.
заставить вбивать палец в горло, в открытые глаза человека. Даже на
манекенах обмякала рука. Но научили - не мытьем, так катаньем!
скачет, что твоя кошечка! А вначале тоже, наверное, не мог!
груши с нарисованными на них лицами. Так вырабатывалась привычка. Все
труднее затормаживался палец в реалистично исполненный зрачок, все жестче
получался удар.
последние моральные барьеры.
подготовки, никаких замахов. Мгновение - удар! Повтори на "муляже".
какая-нибудь!
всех лет учебы это были самые тяжелые для меня занятия. Но поставленной цели
инструкторы добились. Стараясь до минимума свести эти треклятые тренировки,
не получить не дай бог "переэкзаменовку", я работал не за страх, а за
совесть, выполняя любые требования преподавателей. Наверное, на это и был
расчет - чем большими душевными сомнениями терзается курсант, тем дольше он
сам себя мучает бесконечным повторением пройденного другими материалом.
Отличники выскакивали из этой пренеприятной ситуации первыми. И я,
волей-неволей, стал отличником. Не сидеть же мне годами в морге, где каждый
лишний час - наказание!
людей под себя. И уперся бы, да себе дороже выходит!
устройства, яды и противоядия, языки угрозы и нападения (из серии - стреляй,
бей, обходи, нападай, справа, сзади и т.п. на полусотне языков стран и
народностей), схроны, физподготовка, но так, чтобы и марафон пробежать, и
подтянуться после того (!) полста раз, и при всем при том мышцу не накачать!
жизни! То есть окончится учеба и сразу на заслуженный отдых. Нет, без юмора,
заслуженный! После такой учебы работа молотобойца покажется отдыхом! И так
не год, не два, не три!
понимании слова, не было. Был "контракт", вроде того, с собственными
похоронами. И подпись под ним, как положено - кровью!
мимику, походку, манеру говорить, стань другим, чем есть. Войди в камеру и в
доверие к сидящему там ЗК, пойми его, узнай всю его жизнь, выведай то, что
не смог следователь, подружись с ним, стань ему необходимым и... лично
приведи приговор в исполнение.
контроль, а это значит каждое мгновение контролировать свою речь, жесты,
помнить то, что ты говорил минуту и месяц назад или один единственный
конечный выстрел. Жирная точка в конце договора.
стиснуты ли сверх положенного скулы, не набухает ли в глазу слезинка. Очень
им интересно, насколько я адекватен в предложенных обстоятельствах. И если
хоть на самую малость поддамся чувствам, меня, несмотря на затраченные на
мою персону годы и средства, спишут в брак. Экзамен не выдержал.
статье и собрат по несчастью. Долгими ночами я вел с ним разговоры. И хоть
там, на воле, он был убийцей, здесь, за каменными стенами изолятора, он стал
лишь человеком, ожидающим смерти. Ожидающим мучительно, бесконечно, с
отчаянием безнадежности и постоянно возвращающейся надеждой на чудо. В этом
ожидании, возможно более страшном, чем сама смерть, он пересматривал и
перекраивал свою жизнь, словно собирался писать ее набело. Но я-то лучше
кого бы то ни было знал, что этого шанса ему не дано. Ведь я был его
палачом. И одновременно был его последним и самым близким другом, ибо ни с
кем до меня он не оставался так надолго с глазу на глаз, ни с кем не делил
изо дня в день кров и пищу, ни с кем не говорил о самом заветном.
сестры и братья, чем даже его мать. Камера смертников располагает к
откровенности, ведь возможно это последние твои беседы, последние сказанные
на Земле слова. Не произнеся их сейчас, ты не сможешь их сказать никогда.
Могут ли быть тайны на краю могилы? Можно скрывать какую-то информацию,
чтобы не навредить себе в дальнейшей жизни?
каждым днем я себя чувствовал все более неуютно. Не только он, но и я
привыкал к нему. Да и можно ли этого избежать, сидя друг против друга в
замкнутом пространстве камеры? С кем еще говорить, к кому еще привыкать? В
такой ситуации любой человек становится полпредом всего человечества. Не
только я, но и он становится мне другом.
предстояло упереть ствол пистолета. Я не мог смотреть на свой палец, который
нажмет курок. Я инстинктивно прятал его во время еды, беседы. Как будто дело
было в пальце! Я пытался убедить себя в том, что он убийца, что он заслужил
наказание, что я не палач, но лишь обезличенная правая кара. Я рисовал в
воображении ужасные картины его преступления. Я пытался накачаться злобой.
Тщетно! Здесь он не был убийцей, здесь он был жертвой. Моей жертвой!
разыгрывать идиотский фарс заданной легендой роли! Если бы я был уверен, что
в камеру не пролезли чужие глаза и уши! Но я был уверен в обратном! И
говорил не что хотел, а что должен был и делал то, что надлежало, а не
казалось верным.
вещей!". Ждали с одинаковым ужасом и он, и я. В своей противоположности мы
были равны. Тот ожидаемый выстрел был одинаково смертельным для обоих. Ни
он, ни я не знали, когда это произойдет. Порой, наблюдая его мучения, слыша
его ночные, сдерживаемые стоны и всхлипы, я желал привести приговор в
исполнение как можно скорее. Из милосердия. Иногда, хотел отказаться от
своей роли, пусть даже ценой пожизненного невыхода из этой камеры. Меня
мотало из стороны в сторону, как дерево в бурю.
безответный вопрос мой друг-сокамерник.