кормушке, а как известно, там, где слишком тесно становится от лихих людей,
всегда возрастает риск.
через него мощным мутным потоком, словно унесли с собой куда-то его
сущность, его "я". Он даже внешне изменился - высох, резко поседел, а его
глаза, когда-то тепло-карие, с затаенной доброй смешинкой, теперь почти
постоянно горели нехорошей алчной чернотой. Катя видела и чувствовала все,
что происходило с мужем, пыталась даже говорить с ним, плакала - но он не
понимал, чего она от него хочет, и только раздражался.
для тебя все! А ты меня же за это и... Ну да, я меньше стал внимания тебе
уделять, но ведь мы уже на финише... Сейчас все силы надо в последний рывок
вложить... Немножко ведь осталось... Совсем чуть-чуть...
финиша...
дело" затягивало в свою воронку все новых и новых свидетелей и обвиняемых.
Словно мор пошел по деловой Москве, каждую неделю Вадим рассказывал Катерине
о новых арестах, странных "самоубийствах" и нелепых "несчастных случаях",
уводивших из жизни серьезных людей, многие из которых были Кате хорошо
знакомы. К ней пришло стойкое предчувствие беды, оно накрыло Катерину
плотным черным крылом невидимого огромного ворона. И если раньше она
старалась не слишком поддерживать разговоры о предстоящем отъезде на Запад,
которые начинал Вадим, то теперь сама стала торопить мужа, а Вадим Петрович
словно ничего не понимал и не чувствовал. Он лихорадочно "докручивал" одни
операции и тут же начинал новые, как заведенный, повторяя жене:
чуть-чуть!
того как стало известно об аресте того самого работника МИДа, на даче
которого она впервые увидела Гургена.
ломала руки, дрожала, словно в лихорадке, и повторяла, выкрикивала в лицо
мужу, что ей уже ничего не надо, что ей страшно, и если она сойдет с ума от
страха или что-нибудь с собой сделает, то уже никакие деньги ничего не
исправят.
Петровича последние два года. Он словно очнулся от морока, от колдовского
наваждения и стал прежним. Гончаров стал спешно готовить документы к
отъезду, успел даже сделать Кате синий служебный паспорт. Это было
последнее, что он успел сделать. 14 сентября на Кутузовском проспекте
неведомо откуда взявшийся грузовик превратил в кашу служебную "Волгу", в
которой ехал Гончаров. Водитель грузовика с места происшествия сбежал, но
через несколько часов его труп был идентифицирован милицией на одной из
станций метро - свидетели показали, что он сам бросился под поезд.
гробу. Отупевшая от горя и транквилизаторов Катерина воспринимала
происходящее через какую-то дымку. Она не плакала, ее словно выморозило всю
изнутри. Очнулась она только тогда, когда очередную речь над гробом,
заваленным цветами, стал говорить Гурген, державшийся на похоронах как
распорядитель на очередном коктейле. Катя подняла на него глаза, и так силен
был заряд неприязни в ее взгляде, что Гурген запнулся, закашлялся и скомкал
конец своей фальшивой скорбной речи. Все остальное время, пока шла
гражданская панихида, пока опускали в могилу гроб и забрасывали его землей,
Катя затылком чувствовала на себе недобро-удивленный, тяжелый взгляд
Гургена.
представился, но она сразу узнала его странный плавающий акцент. Сказав
несколько пустых слов соболезнования, Гурген перешел к сути:
нада платить, эта запавидь порядошных лудей, да...
словно дверь захлопнул:
руке, и она впервые после смерти Вадима смогла заплакать. Катерина не знала,
что делать. Ей было страшно, она осталась одна в огромной Москве, знакомые
словно отстранились от нее, и телефон, когда-то не умолкавший вечерами в их
квартире, мертво молчал. Катя пыталась дозвониться до генерала милиции, с
которым ее однажды познакомил Вадим, но его секретарша, узнав, кто звонит,
после небольшой паузы сообщила ей, что генерал в командировке. Катерина
начала метаться по Москве, пытаясь найти тех, кого Вадим считал друзьями, но
все словно в норы попрятались - либо не открывали двери, либо их жены, не
приглашая Катю войти, сообщали ей о командировках, отъездах или болезнях
мужей.
вскрикнула от страха - на диване и в двух креслах вокруг журнального столика
сидели три незнакомых ей человека. Впрочем, нет, одного она помнила - тот
самый огромный кавказец, тень Гургена... Он как обычно молчал, чуть
раскачиваясь и глядя в стенку. Двое других были русскими, похожими друг на
друга своими мутными глазами и сально слипшимися волосами. Они быстро
подскочили к замершей Катерине. Один зажал ей рот шершавой ладонью, потянув
одной рукой голову за волосы назад, а другой стал задирать ей юбку до талии,
шаря суетливыми пальцами у нее между ног... Кате было так страшно и
противно, что она стояла как ватная, даже не пытаясь сопротивляться.
задирал на Кате юбку, и вдруг, истерично похохатывая, то ли запел, то ли
зашипел:
взгляд, и певец резко оборвал куплет:
слышишь? Секель порву!
Кавказец встал с дивана. Казалось, его совсем не интересует то, что делали с
Катей двое мутноглазых.
неторопливо подошел к ним и сделал жест рукой. Катю отпустили. Резо взялся
рукой за ворот Катиной блузки и резко рванул вниз. Итальянский хлопок
треснул и разорвался, на пол посыпались пуговицы. Равнодушными глазами
кавказец осмотрел Катины груди и негромко сказал:
тронем. Обещаю. Захочешь убежать - вернем, за домом посмотрят. Обмануть нас
захочешь - будем тебе очень больно делать.
двинулся к входной двери. Тот, который напевал песенку, сплюнул на пол и
пакостно хохотнул Кате в лицо.
забудь.
юбку. Ей казалось, что еще немного - и она сойдет с ума. Быстро подбежав к
бару, она достала бутылку коньяка и бокал. Катины руки так тряслись, что
коньяк не попадал в бокал, выплескиваясь на пол. Бросив фужер на ковер. Катя
крепко обхватила бутылку двумя руками и сделала три неумелых глотка из
горлышка. Коньяк тек у нее по подбородку, попадал на порванную белую блузку.
Постепенно алкоголь стал действовать, и Катерина смогла очнуться от шока.
Сняв с себя разодранную одежду, она побежала в душ и лихорадочно стала
тереть тело мочалкой, словно пытаясь смыть прикосновение грязных рук.
Переодевшись, она сделала еще глоток коньяку и закурила, пытаясь успокоиться
и сосредоточиться. Первой мыслью было собраться и бежать... Но куда? А если
за домом действительно наблюдают? Тогда она точно попадет в руки этого
страшного Резо и его мутноглазых. Волны паники захлестывали Катин разум,
мешали думать. "В милицию обращаться нельзя. Слишком много придется
рассказывать и объяснять... А может быть, Вадим на самом деле был должен
Гургену? Может быть, рассказать этим нелюдям про счет в Цюрихе, дать им код?
Вадим как знал - заставил выучить код наизусть..." Но интуитивно Катерина
чувствовала - нельзя рассказывать Резо про счет в Швейцарии. После того как
она это сделает, жизнь ее не будет стоить и фантика. Да и не мог Вадим
Петрович ничего задолжать Гургену. Катя бы об этом знала... Но что делать,
что делать?
перекрестилась и подняла глаза вверх:
наступало. Катя заплакала и отхлебнула еще коньяку.
буквально выключая сознание. Из последних сил она добрела до спальни и упала
ничком, не раздеваясь, на кровать.
она увидела лицо человека, который может ее спасти. Олег Званцев. После той
памятной ночи он всегда присылал ей поздравительные открытки на Новый год,
на Восьмое марта и на день рождения. В предпоследней открытке Олег написал
номер телефона, по которому его всегда можно найти - в любое время, как он
написал... Где же эта открытка, неужели она ее выбросила? Катя судорожно
рылась в своем письменном столе, выворачивая содержимое ящиков прямо на
пол... Вот она!
пальцы. Когда на другом конце провода она услышала незнакомый мужской голос,
у нее упало сердце.
Маккефри Энн
Акунин Борис
Конюшевский Владислав
Пехов Алексей
Василенко Иван
Громыко Ольга