Чтение 19–й страницы книги ~Арестант~

- Давайте посмотрим,- сказал Чайковский и аккуратно потянул замок молнии. Обнорский смотрел рассеянно, понятые - с интересом. Молния разошлась еще только наполовину, а уже всем все стало ясно.

- Так это ваша сумка, Обнорский? - резко спросил майор. Напряглись понятые. Блинов придвинулся вплотную к Андрею. Опер отогнул освободившуюся "кожу" и продемонстрировал понятым то, что лежало внутри. Пять пар глаз сосредоточились на "визитке" в руках Виктора Чайковского... Андрей Обнорский все вспомнил.

...Они с Березой сидели в кухне. Пили. Пили грубо, по-мужски. До того как "случайно подвернулся" Береза, Андрей уже выпил бутылку. Вдвоем они раскатали еще одну. Разговор шел ни о чем. Да и разговора-то не было: трепался один Береза. Андрей кивал. Береза ностальгически вспоминал годы учебы... Давно все это было - в другой жизни, на другой планете. А может, всего этого и не было.

Серега говорил, Андрей кивал... Он был уже пьян. Распечатали третью бутылку. Выпили. Вот тогда-то на кухонный стол и легла эта "визитка".

- А вот такую хреновину ты видел? - спросил Береза и расстегнул молнию. Тускло блеснуло воронение.

- Си вис пацэм пара бэллум [Si vis pacem, para bellum - если хочешь мира, готовься к войне (лат.)],- не очень внятно выговорил Обнорский.

- Оно и есть - парабеллум,- сказал Береза.- Он же - люгер. Восьмая модель. Полторы штуки баксов выложил. Ты хоть раз такой видел?

- Я из него даже стрелял,- ответил Обнорский.

- Это где ж ты из него мог стрелять?

Андрей не ответил. Стрелять из парабеллума ему довелось в Йемене. Такой пистолет был у палестинского инструктора по кличке Сандибад, с которым Обнорский, тогда еще зеленый мутаргим [Мутаргим - переводчик (арабско-йеменский диалект)] даже без офицерского звания, подружился.

Андрей не ответил и взял пистолет в руки. Машинально взялся за рамку затвора и оттянул назад. Подаватель магазина поднял патрон... Обнорский отпустил затвор. Девятимиллиметровый патрон плавно вошел в патронник. Машинка была готова к стрельбе.

Андрей вскинул руку с пистолетом, прицелился в лоб Березе.

- Ты чего, Андрюха? - прошептал Береза.

- А ничего... нажму на спуск, и мозги твои разлетятся по всей кухне. Да и мне гильзой в лобешник может засветить. Он, собака, гильзу назад-вверх выбрасывает.

Береза смотрел на срез ствола и на глазах трезвел. Через несколько секунд Обнорский опустил пистолет, усмехнулся и положил его на стол. Береза сидел бледный, левое веко дергалось. Он быстро налил себе водки в высокий фужер и опрокинул ее в рот. Черный дульный срез все еще стоял перед глазами.

Когда Сергей Березов посмотрел на Обнорского, тот уже спал, уронив голову на стол. Береза дрожащими пальцами вытащил из пачки сигарету, закурил. Почему-то он подумал, что Андрей запросто мог выстрелить. Мог выстрелить... мог...

Через несколько минут Береза осторожно, двумя вилками, подцепил пушку и положил в "визитку". Застегнул молнию, обтер поверхность кожи мокрым полотенцем и отнес в туалет. Этого Обнорский уже не видел...

- Так это ваша сумка, Обнорский? - повторил майор. Голос звучал строго и несколько удивленно. В сумочке Виктор Чайковский рассчитывал найти совершенно другое. А тут на тебе - волына!

- Нет,- сказал наконец Андрей.- Это не мое.

- Вы уверены?

- Да, уверен.

- Тогда объясните, что лежит в этой сумочке и каким образом она оказалась в туалете вашей квартиры.

- Мне это подбросили.

- Ага... подбросили.- Чайковский улыбнулся.- Кто же? Не я ли?

- Нет, не вы... Я не знаю кто.

- И на том спасибо. Давайте, товарищи понятые, осмотрим и оформим нашу находку. Попрошу всех пройти к столу.

Все - понятые, Андрей и оперативники - прошли в кухню. Расстегнутая "визитка" легла на стол. Сашка Блинов внимательно контролировал движения Обнорского. Неизвестно - заряжен ли пистолет? Неизвестно, что этот угрюмый парень выкинет. Держится он, конечно, довольно спокойно, но поведение человека в стрессовой ситуации совершенно непредсказуемо... Самому Блинову однажды во время обыска пятидесятилетняя тетка, мать, между прочим, четверых детей, врезала по голове сковородой. А речь-то шла всего лишь о самогонном аппарате... При этом воспоминании Блинов невольно потер макушку рукой.

- Андрей Викторович,- мягко сказал Чайковский.- Не дурите. Ваше положение довольно щекотливо. Вы еще можете его изменить, если будете вести себя разумно. Состав по двести восемнадцатой, первой уже есть.

Обнорский промолчал. Майор внимательно смотрел на него несколько секунд. Молчали понятые. Молчал Блинов.

- Ну что ж,- сказал Чайковский после паузы.- Давайте составлять протокол обыска.

Рядом с парабеллумом, наполовину торчащим из расстегнутой "визитки", лег бланк протокола обыска. Чайковский привычно заполнял графы казенной бумаги. Изредка он бросал на Обнорского быстрые взгляды. Казалось, майор о чем-то сожалеет.

Где-то вдали чавкал и хрустел костями добычи Гувд. Ошеломленные понятые рассматривали рукоятку пистолета. На экране телевизора сидели в обнимку новобрачные - Примадонна и Зайка. Зайка был похож на сытого, обожравшегося сметаной кота. В Балтийском море поисково-спасательные суда все еще вылавливали трупы в ярких спасательных жилетах. Сергей Березов на хате у проститутки жадно втягивал дорожку кокаина.

Майор аккуратно извлек пистолет из "визитки". Через носовой платок он оттянул затвор - на стол выпал желтенький патрон. Чайковский выразительно посмотрел на Андрея.

Глаза их встретились... Встретились глаза, и Чайковского как током ударило: Обнорский смотрел на него с нескрываемой иронией. И-с нескрываемым презрением. Виктор Чайковский все понял. (Чего же не понять?) И пронзительно остро осознал свою мерзкую роль в этом деле. Он как будто увидел себя глазами Андрея Обнорского. Тошно стало "в меру подлому" майору. Он понял, что в эту секунду необратимо изменил свою жизнь, перечеркнул все годы тяжелой ментовской пахоты. Понял, что подлость "в меру" переросла в подлость безмерную. И Гувд сожрал не только Обнорского.- Гувд сожрал уже его самого. Оглушил рукояткой подброшенного парабеллума и швырнул в открытую пасть.

Майор тряхнул головой, сглотнул комок и через силу сказал:

- Обратите внимание, товарищи понятые,- обнаруженный нами пистолет был изготовлен к выстрелу: патрон находился в патроннике.

Понятые кивнули.

Майор извлек магазин, продемонстрировал понятым и пересчитал патроны сквозь окна магазина: семь штук. Понятые снова кивнули. Чайковский написал в протоколе:

"В результате обыска обнаружено и изъято:

1. Предмет, похожий на пистолет марки "Парабеллум". Указанный предмет находился на полу туалета, за унитазом. Указанный предмет находился внутри закрытой на "молнию" сумочки типа "визитка" светло-коричневого цвета. При тщательном осмотре установлено:

Предмет, напоминающий пистолет "парабеллум", черного цвета, весом около одного килограмма, имеет на левой стороне выбитые цифры: 5629. Предохранитель пистолета находится в нижнем положении, открывая при этом надпись латинскими буквами "Cesichert".

Предмет, изготовленный из металла желтого цвета, похожий на патрон, на момент обнаружения находится в патроннике. Патрон имеет маркировку на донышке гильзы: "9Par".

В обойме пистолета находятся еще семь аналогичных патронов.

При внешнем осмотре в стволе пистолета нет признаков нагара, отсутствует запах продуктов выстрела".

После этого Чайковский вложил парабеллум в большой коричневый конверт, патрон и магазин - в другой. Заклеил и опечатал.

- Ну, Андрей Викторович, давайте начистоту. До того, как мы сами найдем: что еще есть в квартире? Проще же будет, если оформить добровольную выдачу... по-дружески вам говорю.

- Не знал, что мы с вами друзья,- ответил Обнорский.

- Ладно... А все же: что есть криминального?

- Нет ничего. Кроме, разве что, вас...

-Хорошо. В принципе, и пистолета за глаза хватит.- Чайковский вздохнул и продолжил оформление протокола. Не отрываясь от бумаг, он спросил Обнорского: -Вы продолжаете настаивать, что пистолет...

- Предмет, похожий на пистолет,- язвительно вставил Андрей.

- Точно... Но очень сильно похожий. Так вот: вы настаиваете, что пистолет подброшен вам неизвестным лицом?

- Да, настаиваю.

- Хорошо. Так и запишем.

Вскоре Чайковский закончил с бумагами, опечатал конверты и предложил присутствующим расписаться. Довольно часто в такой ситуации подозреваемый от подписи отказывается - Обнорский подписал. Да еще и не читая.

- А теперь, Андрей Викторович, вам придется поехать с нами.

* * *

Полковник Семенов совершил непростительную для профессионала ошибку... Он совершил ошибку, которая еще будет иметь драматические последствия, и даже не догадывался об этом.

А все дело было в том, что во время последнего своего разговора с Николаем Наумовым Семенов вскользь обмолвился о старом знакомстве с Обнорским. Ведь вроде пустяк. Мелочь. И вообще - дела давно минувших дней...

Все так, но Наумов за эти слова зацепился. Засели они в сознании у Николая Ивановича. Крепко засели. Сначала он не придал этому особого значения: мало ли кто с кем пересекался раньше? Он и сам с Обнорским встречался... И даже отца его знавал. И что? А ничего... абсолютно ничего...

Но вот знакомство Обнорского с Семеновым почему-то настораживало Наумова. "Где они встречались раньше? - задавал он себе вопросы.- Когда? При каких обстоятельствах?" Ответов не было. Зато были серьезные основания полагать, что и Обнорский, и Семенов (а возможно, и Рахиль Даллет) как-то связаны с Комитетом. А уже эта мысль подталкивала к другой: не могут ли они сговориться между собой и начать собственную игру? Мысль казалась совершенно абсурдной, с одной стороны. И совершенно реальной, с другой. Мир больших денег предполагает самые неожиданные союзы и предательства. Впрочем, мир больших денег не признает этих понятий... Этические нормы как-то неуместны рядом с зелеными Монбланами. И несовместимы...

Николай Иваныч подумал, что для подстраховки он должен принять превентивные меры. Вот только не знал - какие?

* * *

Обнорского привезли в Смольнинское РУВД. Замотанный милицейский следак раздраженно бросил Чайковскому:

- На хер ты его привез? Сам видишь, что тут творится! Бандюков всю ночь сюда тащили... Камеры забиты, рук не хватает, а ты какого-то наркота приволок. Ну ты даешь, Чайковский!

- У него при обыске ствол обнаружился,- ответил майор. Он отлично понимал раздражение следователя. В течение последних полутора суток, что прошли после выстрела в Кудасова, вся милиция стояла на ушах. Задержанных было столько, что их не успевали отрабатывать. Вид у следователя был усталый, злой, костяшки пальцев на правой руке опухли.

- Ствол, говоришь? - следак задумался.- Ну ладно, давай его сюда.

В кабинете он бегло ознакомился с "Протоколом обыска" и спросил у Чайковского:

- Экспертизу, конечно, еще не делал?

- Когда ж? Но ты не писай: пушка, она и в Африке пушка. Двести восемнадцатая в чистом виде. Гарантирую.

- Ну-ну... поглядим.

Следак посмотрел на Обнорского, бросил неопределенное:

- Да-а-а... совсем,, понимаешь, оборзели...

Потом он достал чистый бланк и приступил к допросу:

- Фамилия? Имя? Отчество? Дата и место рождения? Домашний адрес? Место работы?

На столе перед ним лежал положенный Чайковским паспорт Андрея. Ответы на все те вопросы, что задавал следак, в нем содержались. Кроме места работы, конечно... Андрей ответил. Он немножко даже сочувствовал следователю, видел, что замотан тот до предела.

- Итак, как давно вы проживаете в своей квартире, Обнорский?

- Три года.

- Ясно. Один живете?

- Один.

- И опять ясно. Ну, а как вы объясните происхождение "парабеллума"?

- Я не знаю...

- Однако, согласно протоколу обыска, вы утверждаете, что оружие вам подкинули. Кто мог это сделать?

Обнорский пожал плечами. Следователь неопределенно хмыкнул.

- Пожалуй, хватит на сегодня,- сказал он, быстро заполняя протокол.-Прочитайте и распишитесь.

Когда протокол был подписан, следователь зевнул и сказал:

- Ну, Обнорский, ты попал. Теперь будешь изучать криминальную тему изнутри. Ща тебя в камеру определим - там братвы полно... Скажи спасибо, что кое-кого уже вышвырнули. Вот если б ты к нам днем попал... Днем у нас был аншлаг. Братаны от духоты сознание теряли. А теперь курорт, всего по пятнадцать харь в камере.

Младший сержант с неприятным угреватым лицом отвел Обнорского вниз, в ИВС. Коридор изолятора был отделен двойной металлической дверью с массивными гаражными замками. Внутри прохаживался милиционер с резиновой дубинкой. Из дальнего ума поблескивал глаз телекамеры. Густей воздух пах массой спертых человеческих тел и вокзальным сортиром, тускло светили лампы, забранные в решетки.

Милиционер обыскал Обнорского. Делал он это сноровисто, ловко. И совершенно равнодушно. В этом равнодушии Андрею показалось даже что-то оскорбительное... По стечению обстоятельств он попал в ту же камеру, где еще недавно сидел Батонов. Вот только Вовчик отдыхал один, а Обнорский оказался в помещении три на три метра, забитом людьми. Две трети этого пространства занимали сплошные деревянные нары... Воздух сгустился до невероятного состояния.

- Куда? Куда к нам-то? - загалдели сразу несколько голосов.- Веди в следующую - там свободно!

Сержант, не отвечая, подтолкнул Обнорского внутрь и запер дверь. Ключ в замке, лязгая, повернулся на два оборота.

* * *

Сергей Березов не появлялся дома двое суток. Занесло Серегу, загулял он, завис у одной давно знакомой проститутки. Загул его был нехорош - ни веселья в нем, ни куража. А только озлобление какое-то да тоска. Серега пил водку, нюхал кокаин и молча, никакого удовольствия не получая, трахал испуганную женщину. А она чутьем каким-то бабским просекла, что Береза не за сексом к ней пришел, не за кайфом - прячется сам от себя, грех какой-то на нем, тяжесть. И хочется ему, чтобы кто-то был рядом... хоть проститутка.

Через двое суток Береза сказал:

- Все, подруга, погуляли... поеду. Будь здорова.

Он ушел, оставив на смятой постели половину всей своей налички - и рубли, и баксы... На ржавенькой "копейке" Сергей поехал домой. И настроение, и самочувствие оставляло желать лучшего. Березов очень хотел принять душ, выпить грамм сто и завалиться спать часов на двенадцать. А если удастся, то больше. Он старался ни о чем не думать, но не получалось.

На одном из перекрестков Сергей увидел таксофон. Решение созрело мгновенно. Он круто заложил разворот, пересек двойную осевую и остановил "копейку" напротив телефона. "Вот так! - думал Береза, листая записную книжку.- Такая, значит, нескладуха выходит".

Он быстро набрал номер Обнорского. В электронных потрохах что-то пощелкало, и пошли длинные гудки. Раз, другой, третий... Березов насчитал десять и повесил трубку. Он вышел из кабины и остановился под мелким дождем в осенней питерской ночи.

"Вот такая, значит, нескладуха..." Береза пытался сказать сам себе что-то успокаивающее - ну, нет Обнорского дома... Ну и что? Может, просто спит. На самом-то деле он уже знал, что произошло. Догадывался. Уж больно Палыч спешил! Значит, срочно ему нужен был Андрей Обнорский. Очень срочно... Нескладуха, брат, нескладуха.

Береза сел в продавленное сиденье "копейки", потер лоб. Благородный порыв пошел на убыль, а вскоре и совсем иссяк. В жестоком мире нет возможности выжить и остаться чистеньким. Или - или. Андрюха Обнорский, видно, кому-то сильно помешал или насолил. И за это наказан. Способ Палыч избрал не совсем обычный... Ну да все равно лучше, чем пуля в затылок. "Тем более,- успокаивал себя Береза,- что Андрюха еще, может, и выкрутится. У него в ментовском мире знакомых полно..." Березов закурил, пустил движок и поехал домой.

"Ведро" ржавое ставить на стоянку не стал - кому оно нужно? - подъехал прямо к дому. Воткнулся между таким же гнилым "запорожцем" и ЗИЛом-фургоном. Когда Береза вылез из машины и собирался запереть дверь, ударил выстрел. Обожгло шею слева... он бросился на землю, быстро перекатился. Вторая пуля пробила заднее колесо "копейки" - кузов мгновенно осел. Береза уже давно забыл про регулярные тренировки и вел не особо правильный образ жизни. Но все же реакция у него была хорошей, навыки, полученные за годы занятий борьбой, еще не стерлись. Он вскочил... Третий выстрел оцарапал ногу... Пуля ударила в колесный Диск ЗИЛа - диск загудел. Береза бросился бежать. Он сделал хороший рывок: метров сто пятьдесят или двести. Выстрелов больше не было, только взревел движок автомобиля. Сергей присел за старой "Волгой"... через несколько секунд мимо него пронеслась изрядно заляпанная "шестерка". Номер он прочитать не смог. Стреляли, несомненно, из нее...

Березов сел прямо на мокрый асфальт. Колотилось сердце, лоб покрылся потом. Он прислонился горячим лбом к холодному боку автомобиля. Что это было? А? Что это было? Кому понадобилась его смерть? Он всегда умел как-то дистанцироваться от тех дел, где можно схватить пулю... Хотя наперед никогда ничего не знаешь!

Он почувствовал, как пропитывается кровью сорочка слева, у ворота. И как пропитывается кровью штанина брюк... Зацепили два раза! "Господи! - мелькнула вдруг мысль.- А если вернутся добивать?" Он вскочил, панически огляделся... На улице было пустынно. Свет в домах почти не горел. Если выстрелы кого-то и разбудили, то любопытствующие разглядывали улицу из-за штор, не включая свет в комнатах.

"...Хотели бы добить - добили бы сразу... Они сами испугались, уехали". Раны, похоже, несерьезные... Но все равно - надо перевязать. А для этого нужно идти домой. А домой-то идти не хочется - страшно!

Березов повернулся спиной к своему подъезду и побрел прочь. Была у него одна нора, где можно спрятаться. Без комфорта, но надежно. Там есть "аварийный запас": консервы, выпивка, сигареты и деньги. Даже два армейских индпакета. А главное - о ней никто не знает!

Березов курил в кулак и шел, что называется, "огородами" - внутри кварталов. Идти ему было не очень далеко. Обожженная пулей шея горела. В голове вертелось дурацкое слово: нескладуха.

* * *

А вот Шурупу повезло меньше. Вернее - совсем не повезло Шурупу. Всю жизнь свою - и на воле, и у хозяина - он противился мокрухе. Может, потому и не набрал должного веса в блатном мире. По воровской биографии и отсиженным срокам вполне тянул на авторитет. А твердости и жестокости не хватало. Потому, видать, и "карьера" воровская не сложилась.

...После выстрела в Никиту Кудасова отзвонился Шуруп как положено, сообщил, что дело сделано. Потом расплатился с ростовским и отвез его на Московский вокзал. Там и расстались. Молча, без рукопожатий и лобзаний. Чего ж лобзаться с мокрушником. Дело-то злодейское на пару совершили. Тошно было на душе у Шурупа. Считал он, что за злодейское убийство еще придется ответ перед Богом держать. Не то чтоб религиозен был, нет. Но мокрое за большой грех считал.

Поехал Шуруп на Гражданку, в съемную хату, где они с ростовским стрелком до выстрела жили. Купил водки, пива... Набрался быстро, как был в одежде, так и рухнул на продавленный диван. Как вошли в квартирку два человека, он, конечно, не слышал.

Вошли два отморозка. Два наркомана. За дозу "черного" [Героин (жарг.)] и мать родную не жалко. Стукнули Шурупа по голове четыре раза молотком... Вот и все.

* * *

- Ты чего такой смурной, Федорыч? - Спросил Блинов.

- Да ничего... устал, замотался. Слушай, Саша, может, водочки вмажем? Снимем стресс.

Чайковский посмотрел на Блинова. Они сидели в "восьмерке" майора у Смольнинского РУВД. Старший лейтенант кивнул головой без особого энтузиазма: можно. Про себя Сашка подумал, что майор темнит и не в усталости тут дело. Еще в адресе, где изымали ствол, Блинов почувствовал искру высокого напряжения, проскочившую между Чайковским и Обнорским, уловил какую-то фальшь в поведении майора. Что-то такое, за что трудно зацепиться... У нормального опера есть чутье на такие вещи... Трудно зацепиться, но что-то там было...

- Можно,- кивнул Блинов. И подумал, что Федорычу хорошо: он холостяк, никто его "за запах" не пилит.

- Хорошо тебе, Федорыч... ты холостяк. А меня вот Лорка, как приду подшофе...

- Да, мне хорошо,- перебил Чайковский.- Вот от тебя жена уйдет - и тебе хорошо будет.

Блинов промолчал, он не мог понять, шутит майор или нет. Чайковский произнес свою реплику совершенно бесстрастно... Но что-то за этим стояло. Блинов промолчал. Они взяли в кооперативном ларьке пол-литра, две бутылки "Балтики" и плавленый сырок. Заодно "сделали внушение" стайке нетрезвых юнцов, которые били стекла трамвайной остановки. И снова Блинов отметил какое-то особое ожесточение Чайковского. Салагам достаточно было отвесить несколько затрещин, но майор бил по-настоящему, в полную силу... Да, дела!

Они просидели почти час в салоне "восьмерки" около подъезда старшего лейтенанта. Выпили, поболтали... Основной темой разговора был выстрел в Никиту Кудасова. В оценке происшедшего опера проявили единодушие: беспредел. Отвечать нужно аналогично... Дружно поругали начальство - от своего гувэдэшного до кремлевских блядей.

Сашке показалось, что майор отошел. Он спросил:

- Так чего ты, Виктор Федыч, такой взведенный был сегодня?

Чайковский сильно затянулся сигаретой. Вспышка подсветила плотно сжатые тонкие губы, резкие складки, расходящиеся от носа.

- Противно, Саня... тошно. Он замолчал. Блинов ждал продолжения, но майор молчал.

- Поясни, Федорыч.

- Ты, Саша, сколько уже служишь?

- Считай - четыре года. Пролетели - не заметил.

- А я пятнадцать... уже пятнадцать. А кажется - двести. И вижу, сколько народу наша служба уже искалечила... и сколько еще искалечит. Ты Сашку Зверева знал?

- Э-э-э... какого Зверева?

- Ясно. Не знал. Ладно, когда-нибудь расскажу его историю. Может быть, расскажу...- Майор сделал глоток пива из горлышка.- А что противно? Нам с тобой нужно сволочей закрывать. А мы вместо этого приземлили нормального мужика. Раз в год встречаешь среди нашей грязи нормального человека - и на тебе!

- Погоди, товарищ майор. Ты кого имеешь в виду - журналиста? Так ствол-то, извини, тут как тут... Посидит немного - умней станет.

Чайковский усмехнулся, вытащил новую сигарету.

- Ствол, говоришь? Ствол - это, конечно, причина...

- А что - не было ствола?

- Может, и не было,- сказал Чайковский совершенно непонятную фразу. Щелкнул зажигалкой, прикурил.

Рядом с "восьмеркой" затормозил милицейский УАЗ. Двое в бронежилетах, с автоматами, выпрыгнули наружу.

- Выйдем из машины, граждане, предъявим документики,- сказал крупный усатый сержант.

- Свои, сержант,- ответил Блинов и показал удостоверение. Усатый козырнул. То, что "свои", он понял даже без ксивы - по интонации, по уверенности Блинова. Менты сели в УАЗ, уехали. Да и Сашка вскоре пошел домой. Лора уже спала, и никаких препирательств по поводу выпивки в ту ночь не было.

А майор Чайковский купил по дороге еще бутылку водки. Приехал к себе и напился, как говорил военный переводчик Обнорский, "в три звезды". Майор сидел на расстеленном диване, пил водку, иногда матерился и скрипел зубами. Заснул он одетый. Во сне громко стонал.

* * *

Саня Блинов отвез изъятое на обыске оружие в ЭКО. И козе понятно, что "парабеллум" боевой... да и патроны не игрушечные. Но пока не будет заключения экспертизы, пистолет считается "предметом, похожим на пистолет". Перед трассологической и баллистической экспертизами поставили минимальный стандартный набор вопросов:

"1. Является ли представленный на экспертизу предмет огнестрельным оружием?

2. Являются ли представленные на экспертизу предметы (количество - 8 (восемь) штук), похожие на патроны, боеприпасами?

3. Имеются ли на представленных предметах отпечатки пальцевых капиллярных линий? И, если имеются, кому они принадлежат?

4. Прошу провести баллистическую экспертизу представленных предметов и сделать проверку по уже существующим уголовным делам по СПб. и РФ".

На первых два вопроса старший лейтенант получил ответ быстро. После беглого осмотра "предмета, похожего на пистолет" ему накатали "Справку эксперта". Заключение было однозначным: пистолет является огнестрельным оружием, патроны -боеприпасами. К стрельбе и то и другое пригодно.

"Справка эксперта" - служебный документ и в уголовное дело не подшивается. Позже будет нормальное, полное и подробное заключение экспертизы. Быстро его не сделаешь - необходимо произвести отстрел оружия, направить стреляные гильзы и пули в региональную пулегильзотеку, потом в центральную, в Москву, и дождаться ответов. Пройдет, скорее всего, пара недель... а обвинение-то нужно предъявить в три дня. Даже если упаковать клиента по 90-й статье на десять суток в СИЗО - и то можно не успеть... Но для этого-то и существует "Справка эксперта".

Со справкой старший лейтенант Блинов поехал в Смольнинское РУВД. Усталый, невыспавшийся следак предъявил Андрею Обнорскому обвинение "по статье 218, части 1 УК РФ". И вынес постановление об избрании меры пресечения - заключении под стражу.

- Надо же,- сказал он, заполняя бумаги,- а у журналиста-то день рождения сегодня. То-то подарок.

И засмеялся.