судьбу, но и судьбу его двух молодых коллег - Осипова и Кудряшова. Сашка
отдавал себе в этом отчет, понимал свою ответственность перед ребятами.
Именно потому он и передал Анастасии Михайловне записку с просьбой
"поговорить тэт-а-тэт". В успех этого дела он и сам не верил, но попытаться
что-то предпринять считал себя обязанным.
подсудимого разошлись... Разошлись понятые, прокурор и адвокат. Опустела
скамья подсудимых. В зале остался Зверев и Анастасия Михайловна. В
распахнутое окно влетал ветерок, шевелил шторы. Где-то вдалеке грохотал
гром. Тихорецкая с иронией смотрела на опера серыми глазами. В тяжелом,
душном воздухе было какое-то скрытое напряжение. Видимо, перед грозой...
прохладной лестнице и оказался на улице. Солнце било в глаза, но на западе,
над Финским заливом, было черно, сверкали молнии. Гроза приближалась.
Зверев перешел улицу, встал на остановке и надел темные очки. Оставалось
ждать.
Господи, что за женщина, подумал Зверев. Анастасия была в светлом сарафане
и босоножках на высоком каблуке. На загорелой коже горела нитка красных
кораллов. В ушах такие же сережки.
обвела взглядом улицу и улыбнулась каким-то своим мыслям. В этой женщине
был шарм, порода... Все было в этой женщине! В чужой женщине, в
недоступной... Сашка вдруг ощутил укол ревности.
стороне улицы. Зверев двинулся по теневой, отставая на двадцать-тридцать
метров. Анастасия шла, не оглядываясь, и Звереву уже начало казаться, что
он ошибся и понял судью неправильно. И его поведение глупо, а ревность к
чужой жене - вообще мальчишество... За спиной оглушительно ударило, по
улице пронесся пылевой вихрь, надул колоколом, поднимая, подол сарафана
Анастасии Михайловны Тихорецкой - судьи, без пяти минут генеральши... Чужой
жены. У опера Зверева заныло сердце. Как глупо, подумал он, как все
по-мальчишески глупо.
накрыла улицу, на пыльный асфальт упали первые капли. Анастасия уже
скрылась в кафе, а над улицей все еще звучал стук ее каблуков. Колоколом
надувался, сарафан, качалась коралловая сережка в мочке нежного ушка.
стоял около двери кафе и ощущал себя школьником, влюбившимся в классную
руководительницу. Еще не поздно было пройти мимо... И уже было ощущение,
что поздно. Он стоял около двери, и капли дождя падали на него, падали,
падали...
увидел ее в полумраке. Он снял очки - стало светлее. Он посмотрел в дальний
угол и встретил ироничный и в то же время как бы отсутствующий взгляд серых
глаз. На улице сверкнуло, ярко вспыхнула коралловая нить на золотистой
коже. Опер пошел на эту вспышку. Колотилось сердце, по щеке стекала
дождевая капля.
прокатился гром, и слов Сашка, разумеется, не услышал. Тонко запели
хрустальные бокалы на стойке... Возможно, Анастасия сказала: да... Он сел
на скрипнувший стул. Кораллы потухли, приблизились Настины глаза.
разъяснилось, лучи света проникли во тьму и осветили самые мрачные закоулки
человеческой совести, самые печальные факты человеческого падения,- сказала
вдруг непонятную фразу судья Анастасия Тихорецкая.
Он был обвинителем по делу о "Клубе червонных валетов".
поговорить?
сплошная стена дождя стояла за окном. К столику подошла официантка и спасла
растерявшегося Зверева - он совершенно не знал, о чем же хотел поговорить с
народной судьей Тихорецкой.
зала.
банальности, двусмысленности и пошлости ситуации. Бра светили желтым.
стекал по стенам, отбрасывал глубокие тени... как в ТОМ подвале. Губы
официантки что-то шептали. Когда она отошла, шаркая по кафелю разношенными
туфлями, Анастасия повторила:
могут пострадать еще двое молодых офицеров. А ошибку-то допустил именно я.
преступлением, товарищ капитан. Вы этого не знали?
сказать Зверев. Он этого не сказал. Он сказал:
кармана рубашки спички. Чиркнул. Анастасия неторопливо разминала сигарету.
К огоньку она наклонилась только тогда, когда спичка уже почти догорела и
обжигала пальцы Зверева.
облачко дыма. Серые глаза смотрели с прищуром.
глубоким вздохом встретились бокалы, метнулись пузырьки газа, коралловые
губы оставили след на ободке. А ливень за окном принял характер стихийного
бедствия... И взгляд серых глаз чужой жены принял характер бедствия. Зверев
тонул, захлебывался, задыхался.
Засоренные водостоки не справлялись, и местами проезжая часть оказалась
залита вровень с тротуаром. Звенели на Лиговке трамваи.
сделать.
ментовские байки. А в голове крутились другие мысли. Греховные мысли. Но
вот уже и подъезд... и ничего нет, и быть не может... и нужно прощаться. С
чужой женой, без пяти минут генеральшей.
но с откровенным вызовом. Метались в глазах шальные огоньки.
сзади, вдыхал запах ее волос, ее кожи, ее духов. Он вдыхал этот запах и
пьянел от него... мальчишка, влюбившийся в классную руководительницу.
на вешалке. Бесшумно закрылся засов. Настя обернулась к Звереву.
судья народный не слышали этого звука. Ничего они уже не слышали и не
видели. И уже не думали ни о чем...
Эта, утренняя Настя, была совсем не похожа на ту, которую Зверев ласкал
весь вечер и половину ночи. Это была другая Настя.
кофе. Настя улыбалась, но чего-то не хватало в этой улыбке... Сашка
чувствовал себя не в своей тарелке. Образцом строгой морали он вовсе не