этот слой грязи еще можно смыть, оттереть.
Она, конечно, не назовет своего настоящего имени, а Красавчик Леонард
сказал, что ее зовут Нина. Что ж, пусть будет Нина.
В ?Находящихся в розыске? и?Пропавших без вести? она не значилась, но разве
в этом дело?
наполненного снами и смертью. Да зверям в зоопарке живется лучше!
к этому времени она уже пришла в, себя - упрямо смотрела в пол. Грязные
светлые волосы свесились на худенькое личико. Туэйт попрощался с ней, но она
либо не слышала, либо не хотела отвечать.
Трейси Ричтер, потом бедная девочка... Нет, говорить с Ричтером - все равно,
что сражаться один на один с целым батальоном.
памяти детали разговора с Трейси. И удивлялся самому себе. Он нисколько не
блефовал. Он действительно был готов рискнуть своей работой! Потрясающе! Чем
же его так зацепило это дело? Почему бы ему действительно просто не выкинуть
из головы всю историю? И продолжить жить, как жил. Трясти сутенеров,
букмекеров, вылавливать наркоманов - разве не это его жизнь? Кто он такой?
Всего лишь жалкий коп, один из тысяч подобных, тех, кого служба в полиции
неминуемо превращает в ничто, перемалывает в котлету. Так какого черта ему
совать нос, куда не следует?
попытался поднять голову над океаном дерьма. А разве не стоит хоть раз в
жизни попытаться очистить маленький кусочек загаженной земли?
убивали людей. И что же? По большей части совершенно очевидные дела
рассыпались в прах - то гадов отпускали под залог, то какой-нибудь
?прогрессивный? судья, понятия не имеющий, что на самом деле творится на
улицах, гневно указывал полицейским на превышение полномочий.
месячишко-другой. Куда бы тогда вся их ?прогрессивность? подевалась!
мерцали в сгущавшихся сумерках.
тьма уже прикрыла грязные пятна нефти, и вода казалась мягкой, чистой и
приветливой. Он, отчаянно фальшивя, начал напевать ?Мужчина, которого я
люблю? - скоро Шестьдесят девятая улица и дом.
отличался от других домов на этой улице. Перед ним доживал свой век высокий
клен.
голубоватое свечение телеэкрана. Сейчас как раз шли новости. И, конечно же,
плохие.
ударил в лицо - какая душная ночь, даже здесь, за рекой.
парк или нет? Сегодня была среда, день, когда он собирал дань со своих
?подопечных? - он привык думать об этом дне, как об обычном, рутинном.
Однако сейчас он почему-то чувствовал себя не в своей тарелке. Может, это
странное ощущение объяснялось делом Холмгрена и тем, что сулило ему
раскрытие дела; может, он просто сам менялся.
какое-то движение. Что за черт, почему бы ему не срубить дополнительные
денежки? Он медленно пошел по дорожке, прекрасно сознавая, что, наверное,
собирается ?срубить денежки? в последний раз. Да, он действительно менялся,
он сбрасывал старую, грязную кожу.
подошел к низкой чугунной ограде. В тени большого дуба он разглядел знакомый
силуэт Антонио - широкополая шляпа, пышные рукава рубашки в мексиканском
стиле. Паршивый пижон, подумал Туэйт, и почувствовал острый приступ
отвращения - к самому себе. Тем не менее он не остановился и не свернул.
широкобедрых, полных той животной чувственности, которую он считал типичной
для девиц этого рода.
припозднился. Дела задержали?
протянул пачку денег.
правда?
каблуках, наставила ему в живот пистолет 32 калибра.
Туэйта, загребая землю острыми носами сапог. - Теперь твоя очередь платить.
Слишком долго ты вертел мною, и мне от этого было так грустно! - Он протянул
руку. - Будь хорошим мальчиком, давай-ка все, что у тебя есть.
место останется, если я на тебя донесу.
управлении очень не любят жрать дерьмо, понял? Ты что, думаешь, я совсем
тупой? Я тоже телек смотрю. В управлении не любят, когда в новостях передают
о копах, которые берут взятки. Стоит мне только пикнуть, и это от тебя
останется мокрое место, братец, - он махнул рукой. - Ну, давай денежки.
Шевелись.
нос сапога вонзился Туэйту в пах.
живота. Перед глазами у него заплясали яркие огни.
и не меня. Теперь ты знаешь, кто здесь босс! А ну, живо, подбери деньги! - в
голосе Антонио слышалась угроза.
поверхность, и дубинка обрушилась на ребра Антонио.
Туэйт в дополнение двинул его коленом по физиономии и, почувствовав какое-то
движение справа, схватился за ослабевшее тело сутенера, намереваясь
использовать его как прикрытие.
почти не было, зато начали стрекотать сверчки. С пролива доносились грустные
гудки пароходов.
странно двухмерными в ртутном свете фонарей. Лежа здесь, на открытом
освещенном пространстве, Туэйт являл собой отличную мишень. Он убрал дубинку
и вынул полицейский револьвер. Ткнул им в лицо Антонио.
историю до того, как кто-нибудь серьезно пострадает.
свете она казалась черной. Он закашлялся, тело его содрогалось в
конвульсиях. - Сволочь, ты мне что-то сломал!
снова сплюнул. - Я его хорошо порезал.
а то... - он откатился в сторону, по-прежнему держа сутенера за ворот его
шикарной рубашки. Там, где Туэйт только что лежал, взорвался фонтанчик
земли.
может пуэркос.
на этот раз уже ближе.
выходила, тихо и спокойно, и мы забудем эту историю.
скула была разбита, руками он держался за бок, за то место, куда пришлась
дубинка. Но глаза его ярко сверкали.
не выйдет. Ты испугался, Туэйт. Я вижу.
быть Соня, пополз влево. Соне тоже пришлось передвинуться, чтобы занять