часа в сутки. По три-четыре ночи в нарядах, кормежка - помои,
масло и мясо налево идут, никаких увольнений в город, а вот когда
начальство с инспекцией приезжает, тут тебе и салфеточки на
столах, и даже конфетки, вечерний киносеанс... благолепие, в
общем!
Константиныч.
бытия, упомянув, кстати, о предложении своего сокурсника сигануть
с третьего этажа, дабы очутиться здесь, в больничной нирване, как
о наглядном примере доведения человека до крайней степени
отчаяния, но Константиныч, служивший, по его словам, среди
бумагомарателей в каком-то штабе и оторванный от бытия низших
слоев, воспринимал мои рассказы как нечто научно-фантастическое,
хотя недоверчивое сопереживание мне выказывал.
Константиныча по плечу, направляясь в свое отделение, но тут
заметил замершего у лифта соседа по палате - полковника с
загипсованной клешней, смотревшего на меня с каким-то
страдальческим укором.
сопереживания.
- А говорили: распределение, случайность...
человека, с кем только что распрощались?
язвительно заметил полковник. Но так, осторожно заметил, как бы
про себя.
высокопоставленный пациент из госпиталя после обследования
выписан, так что отныне для прогулок мне следовало подобрать
иного компаньона.
учебку, из которой приехал за мной знакомый "уазик".
Ну-с, ладно, поехали. Вас ждут сюрпризы.
что я прибыл в прямо в пасть льва, поскольку за время моего
отсутствия в часть нагрянул заместитель министра внутренних дел,
обнаруживший здесь столько всяческих нарушений, что половина
офицерского состава получила строгие выговоры, гауптвахта
переполнилась прапорщиками-расхитителями, а командир полка сидит
в предынфарктном состоянии под домашним арестом.
многозначительно ухмыляясь, доложил дневальный. - Это вилы,
Толик, конкретные вилы...
доклад о прибытии для дальнейшего прохождения мук слушать не
пожелал, а, сняв свою шинель с вешалки, коротко и смиренно
промолвил:
КПП приземистое здание штаба конвойной дивизии, на чьей
территории располагалась наша учебка и командиру которой,
генералу-майору, мы были подведомственны.
мы удостоились чести быть принятыми не кем-либо из штабного
начальства, а именно что самим сиятельным генералом.
капитану было предписано обождать в приемной.
за стола и глядя на меня с трудно скрываемым негодованием. - Ну
давай... расскажи, чем недоволен. А то как-то странно:
заместитель министра в курсе того, что в дивизии происходит, а я
вроде как... китайский наблюдатель.
схватке с опасным и безжалостным противником.
высокомерной небрежностью.
Освенцима?
однако лишь в таких... обстоятельствах может закалиться настоящий
советский воин. Он мне, правда, возразил, что нагрузки чрезмерно
велики, но я сказал, что у нас не было даже случая простуды...
честные серые глаза, но, не обнаружив в них ничего, кроме
доброжелательной невозмутимости, нервно заходил по кабинету.
поглядывая на пешие маневры главы нашего высшего командного
состава.
нервный вопрос.
произнес генерал с издевочкой.
сказал: если что, звони...
опешивши.
груди воздух.
вдумчивым тоном идиота. - Концептуально, как говорится.
то особые распоряжения относительно моей персоны и на обратном
пути в казарму косноязычно мне приказал:
самочувствия... Убываешь, в общем, в увольнение. На три дня.
Форма эта... парадная.
московскую квартиру, однако по возвращении она показалась какой-
то странно отчужденной от меня сегодняшнего: пространство комнат
сузилось, знакомые вещи не узнавались, и почему-то невольно
приходила мысль о душе, обходящей после смерти свой земной дом
перед неизбежным уходом из него в неведомое.
отмежеваться от него: дескать, подумаешь - каких-то два года
армии, пройдут - не заметишь, но отчего-то занозой засело в
сознании предощущение, что если и возвращусь я в эти стены, еще
недавно оберегавшие мою юность, то не скоро, если вообще
возвращусь...
школьную учительницу английского - некогда молоденькую миловидную
выпускницу пединститута, страшно смущавшуюся моего присутствия на