Чтение 19–й страницы книги ~Последняя империя 1~

Воронов сразу, с первого взгляда оценил действия милиционера.

-- Молодец, капитан! Так, глядишь, и майора получишь.

В это время метрах в ста от станции метро несуразно длинный парень с
угрюмым, озабоченным лицом яростно стучал по кнопкам таксофона.

-- Алло, а Валерий дома? Нет! Жаль. А когда придет? Что передать?
Ничего. Алло, Инна дома? На занятиях, а когда придет? Извините.

Положив трубку, Кирилл с минуту еще стоял в телефонной будке.

"Как назло, никого нет дома. А он ведь всех сдаст, всех до одного! Я же
видел это по лицу. Жалко, что я не смог подобраться ближе..."

Его раздумья прервал недовольный возглас пожилой женщины, долго ждущей
своей очереди.

-- Вы еще звонить будете или нет?

-- Нет, -- пробормотал Кирилл и зашагал к ближайшему вокзалу.

"Бежать, и быстрее!" -- думал он.

В это время внизу, на пустом перроне, Еремин, стоя за колонной,
отделяющей его от урны с бомбой, размышлял о том, куда девался его грипп.
Голова уже не болела, да и тело звенело, как натянутая струна. Размышления
его прервало появление на перроне двух человек в штатском. Еремин решительно
шагнул им навстречу, но тот, что постарше, с ходу показал милиционеру свои
корочки и спросил:

-- Где бомба?

-- Там, за колонной.

Склонившись над урной, оба минера недолго рассматривали находку
Еремина, затем седой осторожно, одним пальцем раскрыл пакет и заглянул
вовнутрь.

-- Она, родимая. Так я ее себе и представлял. Пластиковая канистра,
батарея. Ничего нет нового в этом мире.

-- Может, вызвать робота?

-- Долго, отсюда не виден таймер. Сержант, ты нашел эту дрянь?

-- Да.

-- А теперь, дорогой, уходи отсюда как можно дальше.

Они поднялись наверх минут через двадцать. Спутник седого нес пакет с
бомбой.

-- Ну что? -- спросил Воронов.

-- Можно открывать станцию. Оставалось пять минут.

Четверых членов организации взяли в течение часа, ускользнул только
Кирилл.

-- Типичная подпольная организация боевиков, со строгой дисциплиной и
конспирацией. Называют себя Революционный фронт рабочего класса,
Эр-фэ-эр-ка, -- докладывал Воронов в тот же вечер Волошину. -- Деление на
пятерки, только один знает вышестоящего руководителя. Трое из них рассказали
все, а вот этот молчит. Именно он поддерживал связь с руководителями,
приносил химикаты для изготовления взрывчатки, детали к бомбам, листовки.

Он протянул фотографию красивого парня с длинными волосами.

Даже на снимке было видно явное упрямство на продолговатом, породистом
лице.

-- Какую они проповедуют идеологию?

-- Типично левацкую, ближе к троцкизму. Создание революционной ситуации
в стране, подготовка всеобщего восстания, диктатура пролетариата... Старая
фразеология.

-- То есть ничего материального они из этого извлечь не могли?

-- Нет, все бедны как церковные крысы. Может, применить к этому
спецмеры?

Вершинин еще раз взглянул на снимок упрямца и отрицательно покачал
головой.

-- Нет, не поможет. Идейные, они хуже всего. Любой наемник расколется,
а этого просто так не возьмешь.

На минуту он задумался, потом сказал:

-- Узнай-ка про него все: семья, девушка, привязанности. От этого потом
и пляши.

Спустя четыре часа Валерия Сурикова привели на очередной допрос. Сев на
стул, студент закинул ногу за ногу, сцепил руки на коленях и, откинув голову
назад, застыл в ожидании вопросов. Воронов пристально рассматривал парня.
Длинные темно-русые волосы удивительно шли к его одухотворенному лицу.
Большие темные глаза, высокий лоб, впалые щеки, при всем этом свитер грубой
вязки с растянутым воротом и потертые джинсы.

"А он действительно похож на какого-нибудь революционера времен
девятьсот пятого года. Просто левый эсер, как там его, Иван Каляев, что ли?
Вон как голову вскидывает, как необъезженный жеребец. Философское отделение
МГУ, студент-отличник, но в последнее время основательно запустил учебу...
-- припомнил Воронов строки характеристики. -- Еще бы! Тут не до учебы, с
такими делами".

-- Ну что же, Валерий, -- начал он. -- Прошлый раз мы говорили с тобой
о моральном праве убивать людей во имя некой великой и светлой цели.

-- Да, -- негромко, но с явным вызовом в голосе подтвердил студент. --
Это неизбежно, жертвы окупятся счастьем будущих поколений.

-- Ну как же, философия "леса и щепок". Только понимаешь, Валерий мы
ведь вынуждены защищать этих людей, нынешних. И они, эти самые люди, чуть не
растерзали вашего подручного. Ну ты видел его на очной ставке.

Валерий снисходительно усмехнулся. Он не верил, что с Сергеем все это
сделала толпа, и ждал, когда же и к нему применят пытки. О них он думал без
страха, наоборот, с подкатывающим к горлу восторгом от своей будущей победы.

"Ничего они не добьются. Эти люди никогда не поймут избранных, тех, что
вершат настоящую историю".

Воронин по глазам понял, что подследственный мыслями уже где-то в
другом мире.

-- Ну что ж. Я знаю, что тебя так просто не проймешь, -- сказал
следователь, поднимаясь с места. -- Пошли, студент.

По длинным тюремным коридорам они поднялись наверх, в комнату,
заставленную мониторами. Валерия усадили на стул.

-- Говорить ты не хочешь, так что давай с тобой посмотрим кино,
ужастик, или, как это там называется, триллер?

После этого он кивнул головой одному из операторов:

-- Начинайте.

На большом мониторе появилось изображение обычной камеры, примерно
такой же, в какой содержали и самого Валерия. Изображение было не совсем
четкое, черно-белое, в помещении явно не хватало света. Посредине комнаты
стоял большой стол, на нем что-то очень знакомое Валерию. Когда вошедший
человек начал возиться со всем этим, студент понял, что это их бомба, та
самая, последняя. Человек на экране показал в телекамеру включенный таймер с
цифрами шестьдесят, и аккуратно уложил бомбу во все тот же пакет с рекламой
"Мальборо". После этого он вышел, а минуты через две в камеру начали вводить
и рассаживать по стульям людей. С ужасом Валерий понял, что это его родные:
мать, отец, младший брат, сестренка. Последней в камеру ввели Ирину, девушку
Сурикова. Дверь закрылась, и все пять человек остались наедине с бомбой.
Словно не веря своим глазам, Валерий оглянулся на следователя.

-- Да-да, -- подтвердил Воронов. -- Это ваши родные, ваша семья, ваша
девушка. Мы многое узнали о вас. Вы же у нас идейный, что там какие-то сорок
человек погибших и сто искалеченных ради великого дела освобождения рабочего
класса. Так что познакомьтесь ближе, как все происходит на самом деле. После
взрыва мы сходим туда и посмотрим на все это уже в цвете. Вряд ли они
погибнут сразу, кто-то еще будет жив. Одной из девушек в вагоне оторвало обе
ноги, самое жуткое, что она осталось жива. Представляешь, какая у нее будет
дальнейшая судьба? Кто знает, может, так же получится и с твоей Ириной. Это
будет справедливо, согласен? Древние раньше говорили: "Око за око -- зуб за
зуб". Так что смотри, думай.

Валерий не отвечал, по его лицу сплошным потоком стекал пот, казалось,
что он задыхается. Не отрываясь, он всматривался в такие знакомые, родные
лица. А люди в камере явно не понимали, зачем их сюда привели, тихо
переговаривались. Старшие выглядели встревоженными, лишь дети быстро
оправились и начали толкаться, хихикать, шептать друг другу что-то на ухо.
Время от времени картинка менялась и появлялись часы с обратным отсчетом.
Пятьдесят пять, пятьдесят, сорок пять. Наконец Суриков не выдержал:

-- Остановите... это, -- с трудом выдавил студент. -- Я все скажу.

Через час был арестован его непосредственный руководитель,
семидесятилетний пенсионер, бывший партийный работник. В отличие от Валерия
он не стал запираться и рассказал все, что знал. Через два дня Революционный
фронт рабочего класса перестал существовать. Последним арестовали угрюмого
здоровяка Кирилла. Очень сложно затеряться в этом мире с ростом два метра
пять сантиметров.

Через месяц был суд, на скамью подсудимых сели тридцать человек, но
среди них не было Валерия Сурикова. Несмотря на все меры предосторожности он
в тот же вечер покончил собой в одиночке Бутырки. Надзиратели и представить
себе не могли, что можно зубами перегрызть вены на обеих руках.

Почти всех подсудимых приговорили к расстрелу.

ЭПИЗОД 25

В тот ноябрьский день аэропорт Шереметьево-2 жил своей обычной жизнью.
Поднимались в воздух и приземлялись десятки самолетов самых разных марок,
стран и компаний, в залах ожидания и у касс толпились сотни людей,
подъезжали и отъезжали машины, автобусы, принимая в свое чрево или,
наоборот, выплескивая наружу очередную партию путников. Кроме этой привычной
и знакомой всем суеты существовал и еще один круг повседневной аэродромной
жизни. Тысячи людей обслуживали аэропорт на земле, ремонтируя самолеты,
заправляя их топливом и водой, снабжая продуктами, обслуживая склады,
автопарк, многочисленные подсобные помещения.

Когда к служебным воротам аэродрома подъехал очередной большегрузный
транспорт, никто не обратил на него особого внимания. Такие машины с пестрой
эмблемой фирмы на тенте обычно провозили из города стандартные продуктовые
наборы для воздушных путешественников -- непременную фасованную курицу,