чтоб никакой политики; он так и сказал:
- Химичит.
Может, у тебя есть основания говорить так?
если я его не видел?
Апдайка? Или лучше написать в Рим, Гору Видалу, чтобы он
прислал мне свой новый роман? Погоди одну минуту, я закрою
дверь, страшно кричит Темка, у него животик болит.
в свои пятьдесят четыре года - вскочил с табуретки (он
обычно вел телефонные разговоры из кухни, сделанной
удивительно уютно и красиво, чисто американский стиль,
тамошние архитекторы научились делать отличный дизайн для
кухонь, как-никак, душа дома), закрыл дверь в комнату, где
его молодая жена воевала с годовалым Артемом, вернулся на
место, закурил и резко прижал трубку к уху.
Только не финскую, а нашу, за двести восемьдесят?
стремительной, - скажи, что от меня, представься.
Что-нибудь еще?
полгода, когда возил туда выставку наших фотографий!
Незабываемо! Записывай телефоны, я даю тебе великолепных
людей...
этом мире! - подумал Степанов. - Как обидно, что термин
"рекомендательное письмо" ушел из нашего обихода; ведь
рекомендуют только того, в кого верят; на визитной карточке
может быть множество титулов, но разве они определяют
истинную ценность человека?! Какое все-таки счастье, что
дружество непрерываемо, уходит звено, но связующая цепь
остается, в этом главная человеческая надежда..."
остановиться, если кончатся деньги на отель, кто в силах
финансировать затраты на транспорт при том, что ответишь тем
же в Москве, кто поможет посмотреть самые интересные
спектакли и кто в случае нужды проконсультирует (причем
бесплатно) сердце и почки; поинтересовался, нет ли у
Степанова знакомых в Архангельске, туда летит его
приятельница на симпозиум, записал адрес охотника и краеведа
Антипкяна, спросил, не болит ли у Митя затылок в связи с
дикими атмосферными перепадами, и, сказав, что должен срочно
вести на прогулку своего пса, положил трубку, успев при этом
пошутить:
стал Левисом, так что называйте меня Иосиф Львович. Очень
просто и почти по-русски. Иосиф Львович Розен, Рознятовски
- по-польски, но американцы с трудом произносят наши
славянские имена... Розен - так им проще, - представился
маленький пепельнолицый человек в дымчатых очках с очень
тонкими руками и совершенно крошечными ножками, обутыми в
остроносые туфли крокодиловой кожи. - Давайте вместе
пообедаем? Я бы с радостью пригласил вас в "Сакуру"...
Здесь я хозяин. Так что кормить я буду, и не в "Сакуре", а
в "Национале", там отменная русская кухня, едем...
моим русским директором! Точнее говоря, содиректором, ведь
наша компания смешанная...
кивнул на телефон, стоявший на стойке у администратора
отеля, в котором жил Розен.
Розен, - неудобно...
обернулся к администратору, представился (вообще-то не
любил, нескромно это, но еще обидней, если обхамят при
американце), спросил разрешения позвонить; администратор -
видимо, из отставников - разрешил, осведомившись при этом,
над чем сейчас работает Степанов, есть ли какие трудности,
что нового следует ждать в журналах (говорил рублено,
командно, будучи, вероятно, уверенным в том, что Розен -
тоже русский, говорит без акцента, только голову то и дело
втягивает, совсем как черепаха, и лицо то каменеет, то
расходится в улыбке).
Алексеев, великолепный инженер, очень скромный человек,
прекрасно говорит по-испански и по-английски, совсем молод,
а жена - сплошное очарование, нет слов.
русское, что в нем появилось; плохое подражание Бабелю, а у
того русский язык был точеным, поразительным, пожалуй".
представился легко - зовите меня Пашей, я молодой, еще
набудусь Павлом Ивановичем, - и улыбка у него была
застенчивая, и слушал он доброжелательно: иные молодые ныне
приписали себя ж критическим ниспровергателям, полны
снисходительного юмора и скептической грусти; смешно это,
поскольку возрастные границы мира сдвинулись, и если раньше
про двадцатишестилетнюю красавицу Пушкин писал, что, мол,
стара уже, то сейчас пятидесятилетние женщины напропалую
крутят романы, а шестьдесят лет для мужчины считается -
часто по праву - временем расцвета.
устроились на втором этаже "Националя"; вид на Манеж
сказочен, день весенний, капель, красотища, в такие дни не
страшно ощущать возраст и, хоть нет уже радостного
предчувствия того, что все еще впереди, стоит только
повернуть в переулок, как сразу же встретишь самую
прекрасную женщину, о которой мечтал всю жизнь, или махнешь
на Мещеру, к безногому егерю Анатолию Ивановичу, как же
давно это было, а в общем-то, совсем недавно, сколько всего
переменялось с тех пор, бог ты мой!
очень тихо, и Степанову Приходилось все время напрягаться,
чтобы понимать его, порою читал, как глухой, по его губам;
контузило-то меня, вдруг подумал Степанов, от бомбы, которую
грохнули в Лаосе нынешние сограждане Розена, очень жестоко
бомбили мирных жителей, вот уж воистину терроризм в чистом
виде. - И хорошо бы котлету.
Степанов. - Здесь выбор разнообразнее. Рекомендую рыбную
солянку, это здорово. А заключим пиршество рыбой
по-монастырски...
старорежимное выражение, Дмитрий Юрьевич...
переименовали, - в тон ему ответил Степанов и посмотрел на
Розена и Пашу. - Хотите внести коррективы?
"Жигулевское".
свои ручки. - Особенно если пенное...
- провести бы вас в государственные секретари, а? Ей-богу,
сразу все спорные вопросы решили бы...
торговец, чем и горжусь, а продаю я не что-нибудь, а ваши
прекрасные станки, и очень неплохо это делаю, правда, Паша?
ясно, что молодой содиректор к числу краснобаев не
относится. - Вы лучше расскажите Дмитрию Юрьевичу про свою
идею, - сказал он, - тогда дело пойдет легче.
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Херберт Фрэнк