балахон.
зноя доски платформы Казанского вокзала, дрогнув, остановился. Прозвякали
хрустальные графинчики, упал на колени Сладкопевцева недопитый бокал с
финьшампанем, Джон Иванович укоризненно покачал головой:
не то что шутка.
Ивановича, обстоятельно собиравшего баулы, заметил в окне двух жандармов в
белых френчах, которые сверлили глазами пассажиров, вываливавшихся из
вагонов, и понял сразу: ждут. Вопрос в одном лишь - с фотографиями или
"словесным описанием".
поднял свою и предложил:
прошу вас выпить за очаровательного и верного Джона Ивановича. Мы не знали
забот те пятнадцать дней, что продолжался наш путь. Я думаю, что и здесь,
во время пересадки, мы ощутим себя воедино собранными и по-американски
организованными волею, голосом и умением Джона Ивановича! За нашего
организатора и учителя в деле дорожного бизнеса!
Иванович подождал, пока все поставили рюмки на столик и ответил:
по-русски:
быстро, нравится это учение любой нации.
перрон.
поддерживать постоянно, у м е т ь лучше, чем раньше. Слышно было, как
раскатистым, зычным басом он крикнул:
махнул рукой носильщику ("Хорошо иностранцу, он и на родине у себя
иностранец"), улыбнулся Джону Ивановичу каменно и во всем облике его
отметил чужестранную красную кепочку с синим помпоном: разве до словесного
здесь портрета своих-то беглецов?!
два купе и застольный разговор свой продолжили, а он пятнадцать дней тому
назад начался, хороший это был разговор, умный: для ссыльнопоселенцев во
многом новый, ибо ругаться нельзя (кто с "прикрытием" ругаться станет?), а
на ус мотать следует.
смотрел на своего компаньона, старался теперь сделать так, чтобы Николаев
еще более открылся, но тот, как хороший игрок, болтал все, что угодно, но
себя не выворачивал.
провожая взглядом московские пригороды, заметил Николаев, - а Москву не
люблю. Она слишком уж с в о я. В Питере я почтение к камням чувствую, Джон
Иванович научил.
no-настроили, чтоб детям дать гордую в себе уверенность. А мы лапти
лаптями, все вширь норовим, тогда как этот век вверх пойдет, от земли к
городу.
конечном итоге их в империи сто миллионов.
нынешнем. В конечном их будет значительно меньше. Если серьезно думать об
экономическом развитии, крестьянин сейчас потребен городу: промышленность
станет пожирать деревню, вбирать ее в себя.
Никогда город мужика не "вберет".
обнимает тридцать два процента населения, и справляются, представьте себе,
весь континент кормят хлебом, а у нас к земле приковано восемьдесят
процентов, и при этом крестьянство нищенствует, пухнет с голоду - наш с
вами купеческий бизнес это знает без газетных прикрас, - добавил
Дзержинский, - мы же купцы, нам правда потребна, мы за империю в ответе.
помните, Юзеф?
ткацких станков. А продает Лондон еще и пароходы, и прокат, и дизели, и
оборудование для рудников. На поте сограждан золото можно скопить, на
голоде - не скопишь...
сейчас нам с вами, людям дела, более выгоден мужик в его первозданном виде.
исчезнет, как только мужик придет к нам, на стройку железной дороги, и
объединится в артель.
ответите, Шавецкий? К губернатору на поклон? "Дайте, ваше сиятельство,
солдатиков!"
строят на века, радость должна быть, а не понукание. На штык надежда
плоха, если серьезное дело затеваешь, тут иные побудительные мотивы должны
присутствовать.
столковался на ближайшее обозримое будущее. Или уж валяйте в социалисты,
а? Такие - нужны.
судя по хватке, лидер. Статьи не подписывает, но чувствуется сила,
истинная сила.
иностранцу у вас жить легко...
миллионы, боюсь, не спасут, а гувернеру американскому все дозволено -
иностранец. Ну-ка, дай, дядька, я подекламирую. Хлестко пишет новый
господин в "Искре".
застежки на кожаном футляре (Дзержинский заметил, что Библия была
иллюстрированная, видно, Джон Иванович был человек малограмотный, любил
разглядывать рисунки, по ним выводя сущность содержания), вытащил из-под
бархатной подкладки ("Хорошая идея, - сразу же подумал Дзержинский, - так
можно пересылать письма и паспорта")
"Искру", выбрал сразу же те строки, которые были ему нужны, и начал читать:
министра финансов по поводу росписи государственных доходов и расходов на
1902 год. Как и всегда, оказывается, - по уверениям министра, - все
обстоит благополучно:
соблюдено равновесие", "жел.-дорожное депо продолжает успешно
развиваться..." - Николаев усмешливо покачал головой: - Это про нас с
вами, Шавецкий. "...И даже происходит постоянное нарастание народного
благосостояния"! Неудивительно, что у нас так мало интересуются вопросами
государственного хозяйства, несмотря на всю их важность: интерес притуплен
обязательным казенным славословием, каждый знает, что бумага все терпит,
что публику "все равно" "не велено пущать" за кулисы официального
финансового фокусничества.
присутственных местах, что ей становится вчуже как-то неловко, и только
немногие бормочут про себя французскую пословицу: "Кто извиняется, тот сам
себя обвиняет".