такова жестокая логика политической борьбы. Да и потом, почему я должен
верить тому, кто заточил меня в темницу? Это - противоестественно. Почему
я должен верить, что моих детей пощадят? Если меня не пощадили, чем они,
дети мои, семя мое, лучше? Нет я бы повел себя не так, как повели себя
Зиновьев! Лева и Бухарчик...
Кавказе, когда тот руководил пропагандой, поэтому и сейчас машинально
называл его "Левой"; именно так обращался к нему и в ссылке, и весной
семнадцатого, в "Правде", когда вместе редакторствовали, стараясь сдержать
Ленина от его резкого поворота к социалистической революции, а уж Бухарчик
- в самые трудные годы - был словно брат ему, как же ему иначе назвать
Николая, как?!
руку, прося тишины, но это подлило бензина в огонь, - казалось, перепонки
порвутся от грохота оваций.
Сталин сошел с трибуны и покинул зал заседаний...
как избрали членом Президиума, заменившего Политбюро. Сталин ввел молодежь
- не зря в завещании Ленин советовал делать ставку на новые кадры; он,
Сталин, соратник Ленина, во всем следует ему. Он, Сталин, выполнил,
кстати, и другой его завет:
"генеральным секретарем ЦК".
словно бы наложив руку на рты кричавших в его честь здравицы.
атакующе, без давешних придыханий, сказал он, - то я должен сообщить вам,
что в партии оформился и функционирует новый оппозиционный уклон. Правый
уклон по своей сути.
надлежит заняться на заседаниях нового Президиума, именно этим, а ничем
другим.
Хрущева, внучка Никиты Сергеевича, я повстречался с маршалом Тимошенко -
громадноростым, бритоголовым, в коричневом приталенном костюме и черных
лаковых туфлях не менее как сорок пятого размера, наверняка заказных.
Тимошенко, - когда я приехал к нему на Ближнюю дачу на второй день войны:
запавшие, небритые щеки, глаза тусклые, хмельные... Он сидел у обеденного
стола, словно парализованный, повторяя. "Мы потеряли все, что нам оставил
товарищ Ленин, нет нам прощенья..." Таким я его никогда не видел, а
знакомы-то с восемнадцатого, добрых четверть века... Хотя, помню, видел
его однажды хмельным в двадцать седьмом году, в день десятилетия
Рабоче-Крестьянской Красной Армии... И случилось это при любопытнейших
обстоятельствах... Я тогда командовал войсками в Смоленске, провел
торжественное заседание, только-только перешли в банкетный зал, как меня
вызывают на прямой провод, звонит Лев Захарович Мехлис, помощник Сталина:
машину в Тушино.
Красной Армии - там гуляли годовщину РККА, не поминая, ясно, ни Троцкого
(а ведь как-никак первый нарком обороны республики), ни Вацетиса, которого
именно Троцкий протащил на пост Главкома: многие были против, мол, из
царского генерального штаба, золотопогонник, но Лев Давыдович настоял на
своем, крутой был мужик, Сталин у него, честно говоря, много взял, не во
внешнем, конечно, облике, а в умении пробивать свое... Шапошникова Бориса
Михайловича, полковника царской разведки, тоже Троцкий в РККА привел
наперекор всем, но потом в поддержке отказал: тот уж больно поляков
ненавидел, "католические иезуиты, ляхи", даже статью против них бабахнул в
двадцатом, за что Троцкий журнал прикрыл, а Шапошникова - "за шовинизм" -
бросил, как говорили, на низовку, слава богу, еще не шлепнул сгоряча, он
это тоже умел... Потом, когда Троцкого турнули, Шапошников снова поднялся,
Сталин его поддержал, был у меня начальником генштаба - единственный
беспартийный на таком посту... Думаю, кстати, Сталин его не без умысла ко
мне приставил... Да... Прибыл, значит, я, вошел в банкетный зал, а там и
Бубнов, и Блюхер, и Егоров, и Якир с Уборевичем, Позерн, Буденный,
Лашевич, Раскольников, Примаков, Штерн, Подвойский, Крыленко, Корк,
Эйдеман, Тухачевский, ясное дело, ну и Ворошилов со Сталиным... Все,
гляжу, хоть и под парами, разгоряченные, но какие-то напряженные,
нахохлившиеся... Сталин, пожав мне руку, говорит: "Мужик, ну-ка, покажи
себя..." Он меня еще с гражданской называл "мужиком", любил рослых, а
особенно тех, у кого в семье был кто из духовенства... Я его спрашиваю,
что надо сделать. А он трубку раскурил, - лицо жесткое, глаза потухшие,
хмельные, - пыхнул дымком и говорит: "Я предложил провести соревнование по
борьбе - кто из наших командиров самый крепкий... Вот Тухачевский всех и
положил на лопатки... Сможешь с ним побороться? Но так, чтоб его
непременно одолеть?" Я, конечно, ответил, что будет выполнено. "Ну, иди,
вызови его на поединок". Я и пошел. А Тухачевский крепок был, не так
высок, как я, но плечи налитые, гири качал, как только на скрипке своей
мог играть, ума не приложу, она при нем крохотной казалась, хрупенькой,
вот-вот поломает... Ну, я к нему по форме, он ведь старше меня был по
званию, командарм, я только комдив, так, мол, и так, вызываю на турнир...
Тухачевский посмотрел на Сталина, усмехнулся чему-то, головой покачал и
ответил: "Ну, давайте, попробуем".
захватывает, а поскольку я выше его, мне не с руки его ломать, захват
приходится на плечи, а они у него, как прямо, понимаете, стальные...
Вертелись мы с ним, вертелись, а вдруг я глаза Сталина увидел - как
щелочки, ей-богу, а лицо недвижное, будто стоит на весенней тяге, так весь
и замер... Как я эти его глаза увидел, так отчего-то ощутил испуг, а он
порою придает человеку пребо-ольшую, отчаянную силу! Ухватил я
Тухачевского за талию и вскинул вровень с собой, а когда борец ног не
чувствует, ему конец, потому как опоры нету, будто фронт без тыла...
меня за шею, чтоб голову скрутить, - без нее тоже не с руки бороться... Но
я этот миг как бы заранее почувствовал, взбросил командарма еще чуть выше
и что было сил отшвырнул от себя. Но - не рассчитал: он спиною ударился о
радиатор отопления и так, видно, неловко, что у него даже кровь со рта
пошла... А Сталин зааплодировал мне, заметив: "Молодец, мужик! Положил
забияку, будет знать, как своей силой похваляться..." Чокнулся со мной,
выпил, повернулся и пошел к выходу, ни с кем не попрощавшись...
поднявшись, откашлялся:
движения, - начал рубить он, - гениального военачальника Великой
Отечественной, страстного борца за мир и дружбу между народами, нашего
дорогого Никиту Сергеевича Хрущева...
Традиция?
в двадцатом, принимал участие в борьбе с басмачеством, переехал в Москву,
учился в институте, затем был отправлен в Казахстан, работал в Алма-Ате, в
тридцать пятом году стал одним из руководителей местного НКВД.
выглянул из-за шторы, увидал оперативную группу, выскочил во двор,
перемахнул через забор и ушел в бега.
когда из тюрем начали выпускать тех ветеранов, кого не успели уничтожить
физически, но сломали морально: именно тогда Сталин и начал разыгрывать
карту "большого обмана" - мол, прежнее руководство НКВД "обманывало"
страну, арестовывая невинных людей.
сдружился с моим отцом; дружба перешла ко мне "по наследству"; выйдя на
пенсию и поселившись в деревне, Новиков рассказал, отчего его должны были
арестовать.
Запорожец, готовивший убийство Кирова, не были расстреляны, - Сергей
Николаевич заметно нервничал, рассказывая мне сокровенное, что он. носил в
себе больше тридцати лет. - Их отправили на Восток, да и не в лагеря, а на
стройки, и не заключенными, а руководителями... Поэтому от Медведя "пошли
круги" - он не мог не поделиться с друзьями о том, как после убийства
Кирова в Питер приехал Сталин, вызвал к себе Николаева и задал ему всего
три вопроса, один из них был решающим: "Вы где достали револьвер?" А
Николаев ответил в ярости: "У Запорожца спросите, он всучил!" Сталин
приказал немедленно Николаева ликвидировать, обматерив при этом Молчанова,
одного из помощников наркома НКВД Ягоды, затем вызвал из камеры Борисова,
Корнев Павел
Володихин Дмитрий
Маккэфри Энн
Майер Стефани
Никитин Юрий
Орлов Алекс