Она успокаивалась только после кормления. Мальчик засыпал, и она
забывалась вместе с ним. А когда она открывала глаза, все снова начинало
вертеться в голове и менять цвета и душная тошнота подступала к горлу.
Каждый раз, увидев своего мальчика, она испытывала незнакомое ей доныне
чувство. Это чувство было странным, и она не могла объяснить себе, что это
такое. Все в ней смешалось - и страх, и ощущение полета, и высокое, и
какая-то неосознанная хвастливая гордость, и высокое, недоступное ей
раньше спокойствие.
человек, - вы меня слышите?
компании так мерзнем...
помогаем всем, кто пострадал во время этих варварских налетов. Какую
помощь вы хотели бы получить, пока находитесь в больнице? Питанием,
вероятно, вас обеспечивают, одежду мы подготовим ко времени вашего выхода:
и вам, и младенцу... Какой очаровательный карапуз... Девочка?
сына.
их воплей. Но мои рождались худенькими, а ваш - богатырь. А богатыри все
молчуны... Фрау Кин, простите, если вы еще не очень устали, я бы хотел
спросить вас: на какую сумму было застраховано ваше имущество?
справки...
откашлявшись, склонился к лицу Кэт и совсем тихо сказал:
отцу троих детей. Это все немедленно скажется на животике маленького, и вы
услышите его бас. Вы не имеете права думать только о себе, это время
теперь для вас кончилось раз и навсегда. Сейчас вы должны прежде всего
думать о вашем карапузике...
теплой, влажной руке. - Спасибо вам...
оплачиваем проезд и предоставляем жилье. Конечно, вы понимаете, что
гостиницы частью разбиты, а частью отданы военным. Но у нас есть частные
комнаты. Ваши родные не будут на вас в обиде. Куда следует написать?
с ними.
большой друг Германии, и нас просили не писать ему... Мы посылали письма с
оказией или через посольство.
Голова по-прежнему болела, но тошноты она не чувствовала. Она не успела
по-настоящему продумать вопросы, которые ей только что задавали, потому
что малыш начал сосать, и все тревожное, но чаще всего далекое-далекое,
чужое ушло. Остался только мальчик, который жадно сосал грудь и быстро
шевелил ручками: она распеленала его и смотрела, какой он большой,
красный, весь перевязанный ниточками.
где было много женщин, и им всем приносили детей в одно и то же время, и в
палате стоял писк, который она воспринимала откуда-то издалека.
потом достал из папки фотографии, разложил их на коленях и спросил:
нет ли здесь ваших вещей. После бомбежки часть вещей из вашего дома
удалось найти: знаете, в вашем горе даже один чемодан уже подспорье.
Что-то можно будет продать; купите для малыша самое необходимое. Мы,
конечно, постараемся все приготовить к вашему выходу, но все-таки...
расставленных чемоданов и ящиков на улице, возле развалин их дома, стоял
большой чемодан - его нельзя было спутать с другими. В этом чемодане у
Эрвина хранилась радиостанция...
протягивая ей фотографию.
человек, осторожно спрятал фотографии в портфель и, поклонившись,
поднялся. - Через день-другой я загляну к вам и сообщу результаты моих
хлопот. Комиссионные, которые я беру - что поделаешь, такое время, -
крайне незначительны...
экспертизу отпечатки пальцев Кэт: фотографию, на которой были чемоданы,
заранее покрыли в лаборатории специальным составом. Отпечатки пальцев на
радиопередатчике, вмонтированном в чемодан, были уже готовы. Выяснилось,
что на чемодане с радиостанцией были отпечатки пальцев, принадлежащие трем
разным людям. Вторую справку он направил в шестое управление имперской
безопасности: он запрашивал все относящееся к жизни и деятельности
шведского подданного Франца Паакенена.
руки за спину, все время чувствуя, что ему недостает чего-то очень
привычного и существенного. Это мешало ему сосредоточиться; он отвлекался
от главного, он не мог до конца проанализировать то, что его мучило, -
почему Штирлиц попал под "колпак"?
Айсман понял: ему недоставало бомбежки. Война стала бытом, тишина казалась
опасной и несла в себе больше затаенного страха, чем бомбежка.
наступила тишина. - Теперь можно сесть и работать. Сейчас все уйдут, и я
смогу сидеть и думать, и никто не будет входить ко мне с дурацкими
вопросами и дикими предположениями..."
Франца Шлага, арестованного летом 1944 года по подозрению в
антигосударственной деятельности. Постановлению на арест предшествовало
два доноса: Барбары Крайн и Роберта Ниче. Оба они были прихожанами его
кирхи, и в их доносах говорилась о том, что в проповедях пастор Шлаг
призывает к миру и братству со всеми народами, осуждает варварство войны и
неразумность кровопролития. Объективная проверка установила, что пастор
несколько раз встречался с бывшим канцлером Брюнингом, который сейчас жил
в эмиграции, в Швейцарии. У них еще в двадцатых годах наладились добрые
отношения, однако никаких данных, указывающих на связь пастора с
эмигрировавшим канцлером, в деле не имелось, несмотря на самую тщательную
проверку - как здесь, в Германии, так и в Швейцарии.
был отправлен в гестапо? Отчего им заинтересовались люди Шелленберга? Он
нашел для себя ответ в короткой справке, приобщенной к делу: пастор дважды
в 1933 году выезжал в Великобританию и Швейцарию для участия в конгрессах
пацифистов.
интересно, с кем он там контактировал. Поэтому его взяли к себе люди из
разведки, поэтому его и передали Штирлицу. При чем здесь Штирлиц? Ему
поручили - он выполнил..."
объективности ради сделать какие-то выписки, чтобы его заключение было
мотивированным и документальным, но выписывать было практически нечего.
Допрос был проведен в манере, непохожей на обычную манеру Штирлица;