безпеки" на землях генерал-губернаторства. Привозили их сюда, расселяли на
втором этаже, подальше от окон, повыше от чужих взглядов, заводили в
кабинет со стеклами, замазанными зубным порошком, на беседу с Романом
Шухевичем и герром Теодором Оберлендером, который хоть и говорил не
по-украински, а на москальском наречии, но понять его было можно, потому
как слова он произносил певуче, медленно и глядел добро, с открытой, а не
надменно снисходительной симпатией. Потом парням выдавали немецкую форму,
но не военную, а "трудового фронта", вручали каждому тупорылый автомат,
запас патронов и везли в "овощных" крытых машинах на стрельбище. Там
инструкторы, говорившие кто на украинском, кто на чешском, русском или
хорватском, обучали парней стрелять "от живота", с ходу, падая на колени,
из-за укрытия; бить ножом растопыренное, по-человечески тугое чучело;
учили схватываться друг с другом, рвать руку из плеча, заламывать кисть,
ударять "промеж глаз", находить "темечко" для того, чтобы противника
повалить в моментальное беспамятство.
ОУН. После разгрома Польши эти ячейки были созданы во многих районах
генерал-губернаторства, получали от новых властей помощь: им давали
помещения, инвентарь, соответствующую литературу и определенную субсидию.
Вообще-то новая власть деньгами не швырялась, но все же платила больше,
чем русским эмигрантам. (Те получали крохи, еле-еле сводили концы с
концами: шеф "Национального союза русской молодежи" получал от гестапо
пятнадцать тысяч злотых в месяц, руководитель РОВС генерал Ерохин -
столько же, и лишь Буланов, главарь "Русского национально-политического
комитета", вошел в контакт с министерством пропаганды, и Геббельс Отвалил
ему тридцать тысяч - как-никак организация побогаче, чем гестапо, да и
потом Буланов пропагандой занимался, за нее всегда дороже платят, чем за
простое доносительство.) Молодым оуновцам сообщили об этом факте, пояснив,
что на них, на бойцов Степана Бандеры, смотрят иначе, чем на здешних
москалей, - в этом знак, который только дурак не поймет.
потребовал цифру, он до цифры охоч: восемьсот человек должны быть
откомандированы в батальон "Нахтигаль", что по-русски значит "соловей".
Семьсот человек были уже проверены в д е л е. Среди ста других, которые
отличались от остальных людей планеты тем разве, что говорили
по-украински, радовались "Рушнику" и жили в мазанках, а не в коттеджах,
избах или бунгало, оказался Микола, сын Степана Шаповала, крестьянина,
который, когда пришли Советы на западные украинские земли, был, на беду, в
генерал-губернаторстве, и землишка его была распахана, расчищена граблями,
и на ней поставили пограничные столбы, опутали проводами и пропустили
через них электрический ток: корова дотронется - бьет насмерть, аж язык
вываливается, черный, вспухший, в кровавом предсмертном закусе.
затененную, с рыхлинкой. Вот тогда-то и пришли к нему оуновцы, и объяснили
ему вину москалей, и пообещали помощь, когда советская влада развалится, а
пока дали маленько деньжонок: христианину не сумма важна, а забота,
сумму-то он все равно должен своими руками выколотить, иначе дети помрут с
голоду.
отправил сына Миколу отслуживать добро, да и земельку свою возвращать
надо: сам не возьмешь - другой заберет. Когда большая драка начинается,
ударять надо первым.
нахтигалевцы вышучивали его, по-барски грубо, заставляя прислуживать -
привыкли, видно, дома к этому. Не нравилось, как немецкие хозяева
смотрели, особенно когда по вечерам парни собирались в кружки петь песни.
Хозяева глядели с пересмешкой и чистили зубы деревяшечками, посматривая
время от времени то на парней, то на б е л е н ь к о е, что вытаскивали
изо рта. Миколу аж передергивало, когда хозяева счищали беленькое пальцами
и снова лезли в зубы деревяшечками, не прикрывая рта, словно одни были или
с каким скотом бездумным.
ведал парень, что они уже прошли кое-какую ш к о л у, а он был совсем еще
новенький, чистый, он своего скрывать не научился. Старшим бандеровские
агитаторы объясняли, что это есть временная п о л и т и к а, но главное
будет дальше. С ними уже проштудировали лозунг Коновальца, взятый у
Лойолы, - "Цель оправдывает средства".
напрыгается с вышек на шею "врага", накричится, если другой нахтигалевский
о с в о б о д и т е л ь окажется сильней и руку за лопатки вертанет так,
что в глазах зазеленеет, - вернется, ляжет на койку во втором ярусе и
забудется, вздрагивая, в тревожном сне.
командиров "Нахтигаля" - немецких, обер-лейтенанта Харцнера и Оберлендера,
и украинского, Романа Шухевича, сдал зачеты и получил в личное пользование
оружие: автомат под номером, кинжал и гранаты, тогда начались занятия по
политике.
объясняли легионерам, как сильна великая Германия и какой гений есть
Адольф Гитлер, понятно и доходчиво учили, что как только придет на Украину
армия великого фюрера и освободит народ от Советов, так сразу же настанет
жизнь райская: начнется царство справедливости, ибо всякий украинец - брат
украинцу, а все несчастья происходят в мире только тогда, когда правят
коммунисты - свои и чужие, другой крови.
как же так - господь наш Иисус Христос, Сын Божий, жидовской крови, а
правит душами нашими, давая надежду и утешение бедным и обиженным?
лицо парубка.
- Сын Божий.
говорить, не под поляками ведь, а со своими), - нет, - повторил он, -
кровь у Христа из ладоней сочилась, когда калеными гвоздями распяли тело
Его.
были свои, поэтому Микола тоже улыбнулся, однако упрямо продолжая свое:
холоп, польский-то, наравне с нами страдал...
юного Миколы на резко рубленое, молодое еще, но в волевых морщинках лицо
помощника Бандеры.
забирали на армию, и коня! Еще б - не теснили...
крови, он и есть чужой.
увели! А ведь поляки!
и с к р е н н и м голосом спросил Лебедь, и Микола не обратил внимания на
то, как слишком уж он открыто улыбнулся ему, приглашая к откровенному
разговору.
Советами голодных нет, за школу платить не нужно, в театрах на украинском
играют и что песни у них поют не хуже, чем в "Просвите".
лет и семи месяцев от роду, направили на кухню постоянным дневальным.
Такому обороту дела он обрадовался, потому что ежели черпак большой,
значит, и миска своя.
его судьбу с Романом Шухевичем. Лебедь предложил вернуть парня домой,
после того как легион передислоцируют в Санок, к русской границе. Однако
Шухевич, побеседовав с офицером СС Крюгером, прикомандированным к
"Нахтигалю", решил по-иному - оставить Миколу для того, чтобы на его
примере воспитать остальных.
помещении теперь одни лишь свои, н е д о у м о к кастрюли драит, - в
первый день надлежит вам, хлопцы, ликвидировать комиссаров и чекистов:
своих, украинских, спервоначала. Потом москалей, жидов и поляков. На
каждого в день я кладу десяток. Всего вас восемьсот. За десять дней, таким
образом, мы уберем всех врагов - дышать станет легче, да и место для тех
наших, кто приедет следом из генерал-губернаторства, надо освободить. Я
главные-то имена назову, а вы запомните. От этих главных круги себе
разрисуете, их бесы тоже пятерками живут: вокруг главного - пять
прихвостней, у каждого из этих пяти - своих еще с полтора десятка. А это
легко, когда много. Один не дрогнет - другой развалится. Особенно бабы и
дети: на них жмите, если тот, кто нам нужен, скрылся. Записывать, конечно
же, ничего не надо, вы разведка, вам бумага и перо ни к чему, это для
интеллигентиков там разных - писать, а нам делать надо. Очи закройте,
отдохните малость, в себя поглядите, успокойтесь... Вот так. Готовы?
беспартийный советский актив - в первую очередь. Потом пошли русские,
польские и еврейские фамилии, которые в свою очередь подразделялись на два
сектора. В тот, который именовался "№ 47/12", были занесены имена и адреса
офицеров-пилсудчиков, известных своими отлаженными связями в армии. Этот
Шилова Юлия
Корнев Павел
Василенко Иван
Сертаков Виталий
Скальци Джон
Каменистый Артем