Чтение 19–й страницы книги ~Бергомистр города Верне~

Она поднялась со вздохом, поскольку была необъятна, а в руках держала
теперь вязанье из бледно-розовой шерсти, которое лежало до того у нее на
коленях.

- Сможете пожарить мне котлету, если это не кончится через полчаса?

- Конечно, господин Йос. Даже с картошкой, если будет угодно. Сейчас
же иду на кухню.

Башенные часы прямо против него показывали пять. Он прикинул: с девя-
ти утра... В общем, восемь часов.

- Истомились, господин Йос?

Он уже знал, что сейчас она усядется напротив него. На это ей требо-
валось время. Ее место было у печки, рядом с плетеным креслом, которым
пользовался только он. Но как только появлялся клиент, начиналась одна и
та же комедия. Яннеке поднималась и стоя, с добродушным видом, перекиды-
валась с посетителем несколькими словами. Иногда продолжала при этом вя-
зать. Если клиент был ей незнаком, она справлялась, из Остенде ли он,
первый ли раз в городе, удачно ли доехал, - и все это с такой теплой за-
интересованностью, как будто перед нею ее близкий родственник.

Посетитель даже не замечал, когда, собственно, она успела осторожно
уклониться от темы или сократить разговор и опуститься на стул краешком
толстого зада. Чтобы отвлечь внимание, она считала петли, придумывала
какую-нибудь фразу, благожелательно улыбалась.

- Недурное пиво, правда?

Вопросом "правда?" Манола перемежала все, что бы ни говорила.

Она хотела ладить со всеми.

- Ну что тут удивительного, правда, господин Йос? Я знавала одну жен-
щину, дочь молочницы, у которой схватки длились два дня. Тем не менее
мальчик у нее родился такой же хорошенький, как у других. Это ведь дело
случая, правда?

Шел апрель. Дни удлинились, и закатное солнце золотило видневшиеся в
раме окна порт и морской вокзал, застывший, как на почтовой открытке,
носильщиков в голубом, которые высматривали пассажиров, и желтые или
красные трамваи, которые проходили мимо, громко скрипя тормозами на по-
воротах улиц.

Терлинк раскурил новую сигару и, хотя перед ним все время маячили
уличные часы, взглянул на свои ручные.

Правда, та правда, в которую не поверили бы в Верне, заключалась в
том, что он впервые заговорил с обеими девушками всего неделю назад.

Это не мешало завсегдатаям "Старой каланчи" изображать на лице лу-
кавство, как только кто-нибудь по той или иной причине произносил слово
"Остенде". Они то пялились на Терлинка, то отводили глаза, но за всем
этим скрывалось одно. И зрелые, даже пожилые мужчины вели себя как
мальчишки, которых возбуждает любой намек на сексуальную тему, а Йорис,
не моргнув глазом, спокойно, без всякого презрения, продолжал курить.

Так же держались все, вплоть до его жены, принимавшейся вздыхать,
когда он возвращался домой, и ему достаточно было взглянуть на Марию,
хлопотавшую за дверями кухни, чтобы догадаться, что минутой раньше раз-
говор шел о нем. О нем, уехавшем в Остенде! О нем, ставшем своего рода
злодеем, чудовищем с постыдными страстями!

Если бы обе еще и видели его! Он оставлял свою машину на другом конце
набережной, где движение было односторонним, и, пересекая проезжую
часть, украдкой бросал взгляд на окна.

Как нарочно, дело осложнилось одним обстоятельством: с января дожди
почти прекратились.

В Остенде стояло ведро. Каждый раз, когда Терлинк наезжал туда, пого-
да была ясная, а небо настолько перламутровое, что верилось в подлин-
ность пейзажей, которыми разукрашены продаваемые на молу раковины.

Почему сам факт приезда в Остенде стал для Йориса источником удо-
вольствия и облегчения? Справа от него с рыбачьих баркасов сгружали ры-
бу. Напротив, между двумя кафе, высился большой дом белого цвета. На
первом этаже торговали канатами и прочей моряцкой снастью, так что про-
хожим на тротуаре бил в нос запах смолы.

Слева от магазина находилась дверь, ведущая в жилую часть дома. Она
всегда была приоткрыта, позволяя увидеть коридор, выкрашенный под крас-
новатый мрамор.

Терлинк знал, как выглядят комнаты второго этажа: он видел их утром
во время уборки, когда матрасы и постельное белье проветривались на по-
доконниках.

Одна комната, та, где жила Лина, была очень большая. Очень большая и
очень светлая, в три окна. Мебель выглядела чуточку старомодной, но ста-
ромодность ее была не такой унылой, как в Верне, а даже кокетливой: тка-
ни в цветочек, оборочки на занавесях, муслин, очаровательные безделушки.

- Добрый день, господин Йос!

Он, словно вставляясь в раму, садился на свое место, и Яннеке подава-
ла ему стакан пива.

Она, без сомнения, догадалась, почему он появлялся в определенное
время и почему вставал, как только известная особа проходила по тротуа-
ру, но заговорили они об этом очень не скоро.

Манола часто заходила за подругой. Она шла, раскачиваясь, взвихряя
воздух своими мехами, которые развевались на ней, распространяя вокруг
запах рисовой пудры. Потом обе направлялись на дамбу, где прогуливались,
рассказывая друг другу разные истории и оглядываясь на мужчин.

Они были веселы, хохотали по любому поводу, и пронзительный смех Ма-
нолы разносился далеко вокруг. Лина не стыдилась своего живота, который,
видимо, не причинял ей страданий, и отнюдь не пыталась скрывать его. Как
раз напротив!

Примерно до пяти часов они сидели на скамейке. Торговец арахисом в
белой куртке запросто подходил к ним, потому что Лина обожала арахис и
каждый день покупала кулек.

Затем они вставали и направлялись на тихую улицу позади казино, где -
это угадывалось - за шторами кремового шелка звучала тихая музыка.

И обе входили в "Монико".

Вот и все. Можно не сомневаться, что кое-кто, особенно женщины, про-
водящие послеполуденные часы на дамбе, где они присматривают за детьми,
а также, вероятно, торговец арахисом и прокатчица стульев заметили ма-
невр Терлинка. И наверняка сочли его одним из тех мужчин в возрасте, ко-
торые ищут на улицах знакомства с девушками.

Пересуды были ему безразличны. Он-то знал, что это неправда, что дело
тут совсем в другом.

Зачем беспокоиться о том, что подумают другие.

Например, Кемпенар. Как раз накануне... Напустив на себя самый сму-
щенный вид, какой был способен изобразить, он подложил в папку бурго-
мистра протоколы, переданные ему, как и каждый день, комиссаром полиции.
Вздохнул и негромко проронил:

- Она опять наделала глупостей.

Снова мать Жефа Клааса. У нее случались форменные запои на целую не-
делю и появилась привычка скандалить в такие периоды с постовыми.

- Несчастная женщина, правда, баас? Надеюсь, вы не наложите на нее
штраф.

- Это еще почему?

- Потому что она бедная женщина, у которой...

- Закон писан для всех, господин Кемпенар.

Он не порвал протокол. Ему было известно, что думает Кемпенар. Быть
может, тот все подстроил нарочно.

Только вот однажды в Остенде он зашел на почту и отправил матери Жефа
Клааса анонимный перевод на пятьдесят франков.

Не из доброты. И не из жалости. Просто так ему было угодно, и все
тут.

И в тот же день, словно случайно, Терлинк зашел сюда, в кафе. Решил
он это уже давно. Еще с другой стороны улицы глянул на заведение. Потом,
словно бросая вызов возможной иронии, посмотрел в глаза рассыльному,
стоявшему на пороге.

- Гардероб вон там, сударь. Не угодно ли раздеться?

Нет, он вошел, как был, в короткой шубе, которую носил до самой Пас-
хи, в выдровой шапке, с толстой сигарой во рту и ощущая себя гораздо вы-
ше и крупней, чем был на самом деле.

Это объяснялось тем, что все вокруг него казалось хрупким, да и само
место было прелюбопытное - наполовину чайный салон, наполовину дансинг,
где каждая вещь выглядела бледной и шелковистой, словно обитой чем-то
мягким, и пахло сладким в сочетании с легким ароматом кокетливой женщи-
ны.

Вокруг перешептывались и негромко смеялись; музыканты в сиреневых
пиджаках сидели под шелковыми транспарантами.

Терлинк пересек навощенную, но пока пустую площадку для танцев, и сел
за указанный ему накрытый скатертью столик.

- Полный чайный набор?

Он согласился на полный чайный набор и снял шапку. Прямо против него,
по ту сторону танцплощадки, прыснула со смеху глянувшая на него Манола,
но он не шелохнулся и не отвел глаза.

Кто поверил бы, что все произошло именно так? Терлинк оставался не-
возмутим, упрям, весь словно из одного куска. Ему подали чай с тостами и
вареньем. Оркестр заиграл что-то негромкое, и молодой человек в смокин-
ге, подойдя к Маноле, пригласил ее.

Это была настоящая фламандская красавица, мясистая, розовая, веселая
и в то же время настоящая содержанка - женщина, ухоженная до мелочей,
распространяющая вокруг атмосферу редких и тонких радостей.

Где познакомилась с ней Лина? Разумеется, на дамбе, а познакомившись,
они сошлись и стали, так сказать, неразлучны, кроме тех дней, когда из
Брюсселя приезжал друг Манолы.

Кто угадал бы, о чем думал Терлинк, глядя на Лину, оставшуюся в оди-
ночестве на темно-вишневом бархате банкетки?