через целых д в е н а д ц а т ь.
забрезжила хоть какая-то надежда.
¬хрущобу- где-то у черта на рогах. Вадим не уставал удивляться, какой же
разной может быть Москва. Ближе к центру это почти Европа с нарядными
витринами магазинов, дорогими ресторанами, элегантно отделанными зданиями
банков и офисов. В дорогих и престижных жилых районах, даже по окраинам,
давно уже выстроены и дома улучшенной планировки, и многоярусные гаражи, и
современные, комфортабельные торговые центры. А здесь... Такое впечатление,
что время здесь остановилось где-то в конце семидесятых. Только дома,
выстроенные когда-то как временное спасение от коммуналок, ветшают с каждым
годом все больше и больше.
Нет, конечно нет. Только старый ¬москвич- да Жигули-копейка, которым давно
пора на свалку. Не будет уважающий себя человек жить в такой трущобе.
этаж. Немного помедлив, нажал кнопку звонка. Почти сразу за дверью
послышались тяжелые торопливые шаги. ¬Будто кто гвозди вбивает-,- с
раздражением подумал Вадим.
Лицо ее показалось Вадиму разочарованным, будто она ждала кого-то другого.
¬Вот, поди ж ты, и у таких убогих бывает личная жизнь-,- про себя удивился
Вадим. Но что ж поделаешь, возможно она что-то знает. Придется быть с ней
любезным. Бог ты мой, до чего же я дошел! Кто бы знал, что придется лебезить
перед эдакой кикиморой! Может быть, она что-то знает, а может быть - нет, но
выбирать не приходится.
смотрела на него явно неодобрительно. Скорее всего он ошибся. Не может, ну
никак не может она иметь никакого отношения ко всей этой истории. Наконец,
Вадим ляпнул первое, что пришло ему в голову:
это вполне допустимым.
так за него беспокоюсь!
Вадим заметил ее скрюченные, изуродованные ноги. Вот уж убогая, так убогая!
прибрано, но запах! Смесь лекарств, спертого воздуха, дешевой еды и еще
чего-то неуловимого, но отвратительного. Комната была заставлена уродливой
обшарпанной мебелью, произведенной, видимо еще в те времена, когда у каждого
советского человека культивировалось презрение к комфорту. Очень много книг,
мольберт у окна... Даже это почему-то раздражало Вадима.
терпение, когда она вошла, наконец, в комнату, осторожно неся в руках
огромный жостовский поднос, на котором очень сиротливо выгдядели две чашки
(одна - с отбитым краем), заварочный чайник, и маленькая вазочка с каким-то
древним, засохшим печеньем.
этом доме вызывала у него тошноту, но он мужественно преодолел себя,
попытался нацепить на лицо самую обаятельную улыбку, и, прихлебывая горячий
чай (кстати, оказавшийся неожиданно крепким и вкусным), небрежно спросил:
умер недавно,- она потупилась и кивнула на фотографию с черной ленточкой за
стеклом в серванте,- я только мельком слышала, что этот человек живет за
городом, я даже имени его не знаю.
за плечи и не закричать прямо в лицо: да говори же ты, наконец, чертова
кукла!
спасибо. Надо быстрее убираться отсюда, эта хромая кошелка с каждой минутой
раздражала его все больше и больше.
взгляд на мольберт. То, что он увидел, заставило его кардинально изменить
свои планы.
кошмаров. Темная пещера. Костер. Ярко-синий колдовской огонь. Пещерный идол.
Тот самый, это точно, Вадим не мог ошибиться, слишком часто он видел его в
последнее время. Значит, она - одна из них. Тех, кто так мучил его в эти
страшные дни.
откровенности. Показная приветливость куда-то исчезла, и теперь она видела
только налитые кровью безумные глаза.
на нее. Поначалу она пыталась защищаться, кричать, закрывала лицо от ударов,
но силы были явно не равны. Вадим опомнился только когда она затихла и
бессильно обмякла в его руках.
испытывал странное удовлетворение. Теперь он хотя бы мог ясно мыслить. Мог
бороться за свое спасение.
Действительно, смешное название. Только вот дела там творятся совсем не
смешные.
будет стоить ему жизни. Нет, просто так он не сдастся!
Придет в себя, начнет звать на помощь. Или она уже того... Совсем
откинулась? Нет, пока дышит. А что, если она солгала, и поселок Курлык даже
не существует в природе? Может, добить ее, пока в себя не пришла? Нет,
пожалуй, есть идея получше - он возьмет ее с собой.
мучительно разомкнул веки. Шевелиться он не мог. С трудом повернув голову и
скосив глаза, Боря обнаружил, что он крепко и умело связан, буквально распят
в низком и широком мягком кресле с резными подлокотниками. В свете хмурого
осеннего дня он разглядел небольшую, совершенно пустую комнату с белыми
стенами, испещренными какими-то странными рисунками. Сильно хотелось пить.
Боря вспомнил события прошедшей ночи... И только теперь по-настоящему
испугался. Он слишком поздно понял, что проник в чужую тайну.
себя за спиной.
смел обернуться на своего собеседника.
прозрачной рубиново-красной жидкостью. В первый момент Боря испугался, но,
здраво рассудив, что в его положении бояться уже нечего, жадно выпил
половину. Холодный напиток был кисловатым на вкус и пронизывающе-приятным.
здесь? Я тебя не знаю, а незваных гостей не люблю.
Ему отчаянно хотелось жить. Но Марина... Легко представить себе, что с ней
сделают эти бандиты. И та, другая у них в руках... А, может, и она
сообщница? Да, в общем, уже все равно.
цена была непомерной. Боря не был героем, но сейчас он прекрасно понимал,
что вряд ли сможет спокойно жить дальше, если из-за него пострадает слабый,
невинный и абсолютно беззащитный человек.
заставить.
что. Его невидимый собеседник вдруг рассмеялся. Боря услышал странный сухой
щелчок, тускло-серый свет осеннего дня за окном на мгновение погас, а когда
Боря открыл глаза снова, комната выглядела совсем по-другому. Беленые стены
стены заменили деревянные резные панели, бетонный пол превратился в
узорчатый паркет, и даже сама эта маленькая неуютная каморка как-то
увеличилась в размерах. Окна были затянуты тяжелыми бархатными гардинами,