были оба! Высказал задумчиво:
поймет!)
дочери. Внизу убирали остатки пиршества, отмывали полы и лавки, слышно
было, как Анна распоряжается слугами.
даже такие вот, низкие, под кровлей, с окошком, сделанным в самой кровле,
верхние горенки в немецких домах! Как досадно, что не его пригласили паны
на польский трон! А Анна? Дети? А! - отмахнулся мысленно. - Все можно бы
было устроить... Удастся ли хотя теперь выпихнуть дорогого братца вон из
Литвы? С московскою помочью, возможно, и удастся! Хотя бы Троки, город и
замок отцов, получить!
вешаться и - исполняют! Князев суд... Баловство одно у их, на Руси! Смерды
с господами за одним столом... Спорят о вере! У католиков не поспоришь!
нравились ему! И рыцарские замки нравились! Там у них, у рыцарей, в
Мариенвердене, слишком остро ощущал он свою недостаточность. Отсюда были и
варварская роскошь одежд, и причудливые вызолоченные доспехи, и щедрость,
подчас превосходящая всякую меру, щедрость в голодающей, разоренной
ежегодными набегами немцев Литве... Витовт был в душе западник, это и
погубило впоследствии все его дело.
стоустая сплетня) каким-то образом стало широко известно уже на другой
день. О том шептались за спинами ничего не подозревавших московитов,
многие из которых, проспавшись, уже и не помнили толком, о чем шла речь.
Об том судили и рядили во дворце и особенно в монастырях и церкви. Даже в
секретный разговор сановного гостя францисканского аббатства с
архиепископом гнезненским, разговор, собственно говоря, посвященный другим
вопросам, вклинилась <русская тема>, как об этом можно было узнать из
отрывков беседы приезжего гостя с польским архипастырем.
наклонялся, начиная семенить, приникал ухом, дабы не пропустить негромких
слов спутника своего, просто и даже бедно облаченного, в сандалиях на босу
ногу, с сухим востроносым лицом, прочерченным твердыми морщинами, лицом
человека, уверенного в себе и, паче того, преданного идее до растворения
своего <я> в категориях долженствования. Под каменными сводами монастыря в
этот час было пустынно, но и невзирая на то, сухощавый прелат говорил
нарочито негромко, ибо беседа не предназначалась ни для чьих посторонних
ушей.
незнакомый нам приезжий минорит. - Немыслимое наличие двух пап, вносящее
соблазн в сердца черни, роскошь епископов, увы, и ваша, святой отец,
излишняя, скажем так, забота о земном и суетном, все это, да! Да! Ведомо и
разорение ваших поместий нищею шляхтой, и прочее, в чем выразилось
непочтение к сану архиепископа гнезненского, верховного архипастыря
Польши, прискорбное непочтение!
сей был близким поверенным старой королевы Елизаветы. Да! Да! Знаю и это!
Николай из Оссолина мертв, и с него уже не спросить! Но кто заставил
архиепископа гнезненского, ослабнув духом и поддавшись велениям едва ли не
черни, венчать на польский престол Мазовецкого князя? Токмо постыдное
малодушие! Постыдное! Найдись в ту пору на месте корона Болеславов, и что
тогда? Верю! Но и все же, как пастырь Польши, вы, ваше преосвященство,
проявили в ту пору опасное шатание мыслей, едва не разрушившее замыслы
святой апостольской церкви.
будьте осторожны, святой отец, умоляю вас, будьте осторожны! И не говорите
про рыцарей с их тевтонской твердолобостью! Меченосцы своим неистовством
уже истощили терпение святой церкви! Обратить в истинную веру Литву они не
только не могут, но и не хотят! Кроме того, по нашим сведениям, в самой
сердцевине, так сказать, в самом руководстве Ордена поселилась опаснейшая
ересь, родственная тайному учению тамплиеров, отрицающая божественность
Иисуса Христа. Откуда недалеко и до полного ниспровержения церкви, а с нею
и папского престола! Так что рассчитывать на рыцарей как на крестителей
язычников-литвинов в наши дни, когда Орден, того и гляди, возглавит новую
борьбу германских императоров с папами... гм, гм, скажем так: несколько
легкомысленно!
болотах Жемайтии, это прежде всего и паки русские схизматики! И в первую
очередь - схизматики Червонной Руси! Малопольские паны хотят присоединения
Галичины к своим владениям? Что ж! Надобно и эту кость бросить им во славу
веры!
умалением королевской власти в Польше? Пусть это вас не тревожит. Святая
церковь ревнует не об укреплении мирской власти, но о небесном! Опять же
власть римских первосвященников, замещающих престол святого Петра, должна
быть превыше власти земных владетелей! Прискорбный спор императоров с
папами расшатывает все здание церкви! Спаси нас Господь от владык,
ревнующих о собственной земной власти в ущерб делу церкви! Особенно таких,
как Бернабо Висконти, приказывавший подковывать братьев нашего ордена!
много королевских прав! Так что пусть это вас не тревожит! Лучше подумайте
и погордитесь тем, что именно Польше и польской церкви ныне предстоит
исполнить великое дело приобщения к истине упрямых схизматиков! Дело
воссоединения церкви Христовой под единственно законною властью римского
первосвященника!
народу польскому на Востоке! Помыслите о том времени, когда, быть может,
даже на престол Рима именно Польша сможет выставить своего кандидата! Да!
Да! Да! Вся преграда чему - лишь эти непросвещенные светом истины
восточные упрямцы, закосневшие в заблуждениях своих, которые даже здесь
дерзают возносить хулы на наместника Святого Петра! Впрочем, русичи, как и
литвины, очень послушны своим повелителям, и ежели нам удастся поставить
на митрополичий престол Руссии своего кандидата... Говорю, ежели удастся,
ибо...
того, что объясняет маленький сухощавый клирик большому и тучному, который
слушает, радостно кивая головой, уже не слыхать, только одно слово
<Константинополь> доносится до нас, когда тот и другой заворачивают за
угол галереи, скрываясь из глаз.
дворце. Утром, до начала городских торжеств (Краков должен был получить из
рук самого Ягайлы привилегию вольностей и освобождение от податей во время
войны и бескоролевья: <в какое время краковские мещане довольно делают,
когда защищают столицу>, должен был последовать торжественный объезд
рынка, сидение на престоле перед ратушей, присяга городских ратманов и
прочая, и прочая), так вот, до всего того Ягайло-Владислав вызвал к себе
Александра-Витовта и с легкою улыбкой (которую Витовт про себя называл
<блудливой>) стал выговаривать ему за наделавшее шуму вчерашнее сходбище
русичей, которые должны во всем полагаться на милость короля, то есть его,
Ягайлы, а отнюдь не Витовта - тем паче, - тут Ягайло отвел глаза,
внимательно разглядывая замысловатый витраж парадного покоя, - тем паче,
что возможная женитьба русского княжича на дочери Витовта, к сожалению, э,
э, э... весьма нежелательна...
Семке Мазовецкому я как король отдаю в жены свою родную сестру,
Александру, князь Януш женится на племяннице короля, дочери Корибута,
Елене... Но все эти браки католические! И заключаются с целью объединения
Польши с Литвой. Спытко из Мельштына берет в жены дочь Эмерика Вейдафи,
Елисавету, и этот брак также надобен Польше, ибо облегчит грядущую
передачу Червонной Руси из венгерских рук в руки польской шляхты. Но брак
Софьи, которой, конечно, придется принять православие, послужит, ну...
соблазном, да, соблазном для многих, и я...
про себя. Но по его потемневшему, словно осенняя ночь, лицу Ягайло
понимает и несказанное.
Польшу! И потом ты забыл, что мне, как королю Польши и Литвы, единственно
принадлежит право допускать или не допускать браки моих вельмож!
тот молчит, трудно переводя дыхание.
конечно! Им это объединение как нож в спину! Но ведь и не уедешь, следить
будут, псы! Как тогда, в Вильне! Поди и не выберешься! Обыграл ты меня,
братец, ох, и обыграл! Не так оказался прост! А я, как всегда, недооценил
тебя, подлеца и убийцу!) И все-таки Витовт находит в себе силы для улыбки.
Улыбки высокомерно-вымученной, но все же улыбки.