Чтение 181–й страницы книги ~Графиня Де Монсоро~

Бюсси закрыл за собою дверь, задвинул засов. Потом с большим трудом
взобрался на окно и измерил глазами расстояние до железной решетки,
рассчитывая спрыгнуть по ту ее сторону.

- О! Нет, у меня недостанет сил, - прошептал он. Но в это мгновение
он услышал на лестнице шаги. То поднималась вторая группа убийц.

Драться Бюсси уже не был способен. Он собрал все свои силы и, помогая
себе той рукой и той ногой, которые еще действовали, прыгнул вниз.

Но, прыгая, он поскользнулся на камне подоконника.

Ведь на подошвах его сапог было столько крови!

Он упал на железные копья решетки: одни вошла в его тело, другие
зацепились за одежду, и он повис. Тогда Бюсси вспомнил о единственном
друге, который еще оставался у него на земле.

- Сен-Люк! - крикнул он. - Ко мне! Сен-Люк! Ко мне!

- А! Это вы, господин де Бюсси! - раздался вдруг голос из кущи
деревьев.

Бюсси содрогнулся. Голос принадлежал не Сен-Люку.

- Сен-Люк! - крикнул он снова. - Ко мне! Ко мне! Не бойся за Диану. Я
убил Монсоро!

Он надеялся, что Сен-Люк прячется где-то поблизости и при этом
известии явится.

- А! Так Монсоро убит? - сказал другой голос.

- Да.

- Прекрасно.

И Бюсси увидел, как из-за деревьев вышли двое. Лица обоих были
закрыты масками.

- Господа, - сказал он, - господа, заклинаю вас небом, помогите
дворянину, попавшему в беду, вы еще можете спасти его.

- Что вы об этом думаете, монсеньер? - спросил вполголоса один из
двух неизвестных.

- н. - Как ты неосторожен! - сказал другой.

- Монсеньер! - воскликнул Бюсси, который услышал эти слова, до такой
степени все его чувства были обострены отчаянным положением. -
Монсеньер! Освободите меня, и я прощу вам вашу измену.

- Ты слышишь! - сказал человек в маске.

- Что вы прикажете?

- Что ж, освободи его...

И прибавил, усмехнувшись под своей маской:

- От страданий...

Бюсси повернул голову туда, откуда раздавался голос, дерзавший
говорить этим насмешливым тоном в такую минуту.

- О! Я погиб, - прошептал он.

И в тот же ему в грудь его уперлось дуло аркебузы и раздался выстрел.
Голова Бюсси упала на грудь, руки повисли.

- Убийца! - сказал он. - Будь проклят! И умер с именем Дианы на
устах. Несколько капель его крови упало с решетки на того, кого называли
монсеньером.

- Он мертв? - крикнули несколько человек, которые, взломав дверь,
появились у окна.

- Да, - крикнул Орильи. - Но не забывайте, что покровителем и другом
господина де Бюсси был монсеньер герцог Анжуйский, бегите!

Убийцы ничего другого и не хотели, они тут же скрылись.

Герцог слушал, как звуки их шагов удаляются, становятся все глуше и
смолкают вдали.

- А теперь, Орильи, - сказал он, - поднимись в ту комнату и сбрось
мне через окно тело Монсоро.

Орильи поднялся, разыскал среди множества трупов тело главного
ловчего, взвалил его на спину и, как ему приказал его спутник, бросил
это тело в окно. Падая, и оно тоже забрызгало кровью одежды герцога
Анжуйского.

Пошарив в камзоле главного ловчего, Франсуа достал акт о союзе,
подписанный его королевской рукой.

- Это то, что я искал, - сказал он, - нам больше нечего здесь делать.

- А Диана? - спросил из окна Орильи.

- Черт возьми! Я больше не влюблен и, так как она пас не узнала,
развяжи ее. Сен-Люка тоже развяжи. Пусть отправляются на все четыре
стороны.

Орильи исчез.

- Королем Франции я пока не стану, - сказал герцог, разрывая акт на
мелкие куски, - но зато и не буду обезглавлен по обвинению в
государственной измене.

Глава 53

О ТОМ, КАК ВРАТ ГОРАНФЛО ОКАЗАЛСЯ БОЛЕЕ ЧЕМ КОГДА-ЛИБО МЕЖДУ ВИСЕЛИЦЕЙ И АББАТСТВОМ

Авантюра с заговором окончательно обернулась комедией. Ни швейцарцы,
поставленные караулить устье этой реки интриг, ни сидевшая в засаде
французская гвардия не смогли поймать в раскинутые ими сети не только
крупных заговорщиков, но даже и мелкой рыбешки. Все участники заговора
бежали через подземный ход под кладбищем.

Из аббатства не появился ни один. Поэтому, как только дверь была
взломана, Крийон встал во главе тридцати человек и вместе с королем
ворвался внутрь.

В просторных, темных помещениях стояла мертвая тишина.

Крийон, опытный вояка, предпочел бы большой шум. Он опасался
какой-нибудь ловушки.

Но тщетно посылали разведчиков, тщетно открывали двери и окна, тщетно
обыскивали склеп часовни. Всюду было пусто.

Король шел в первых рядах со шпагой в руке и кричал во все горло:

- Шико! Шико! Никто не откликался.

- Неужели они его убили? - говорил король. - Смерть Христова! Они мне
заплатят за моего шута как за дворянина.

- Это будет правильно, государь, - заметил Крийон, - ведь он и есть
дворянин, да еще из самых храбрых.

Шико не отвечал, ибо он сек герцога Майеннского и так наслаждался
этим занятием, что был глух и слеп ко всему остальному.

Но после того, как Майенн исчез, после того, как Горанфло свалился
без чувств, ничто больше не отвлекало Шико, и он услышал, что его зовут,
и узнал голос короля.

- Сюда, сын мой, сюда, - крикнул он изо всех сил, пытаясь приподнять
Горанфло и утвердить его на седалище. Это ему удалось, и он прислонил
монаха к дереву. Усилия, которые Шико был вынужден затратить на свой
милосердный поступок, лишили голос гасконца некой доли его звучности,
так что Генриху в долетевшем до него призыве послышалась даже жалоба.
Однако король ошибся, Шико, напротив, был упоен своей победой. Но, увидя
плачевное состояние монаха, гасконец задумался: следует ли вывести это
вероломное брюхо на чистую воду или же стоит проявить милосердие по
отношению к этой необъятной бочке.

Он созерцал Горанфло, как некогда Август, должно быть, созерцал
Цинну.

Горанфло постепенно приходил в себя, и хотя он был глуп, но все же не
до такой степени, чтобы обманываться относительно ожидавшей его участи.
К тому же он был очень схож с теми животными, которым человек постоянно
угрожает и которые поэтому инстинктивно чувствуют, что его рука тянется
к ним только для того, чтобы ударить, а рот прикасается - только для
того, чтобы их съесть.

Именно в таком расположении духа Горанфло и открыл глаза.

- Сеньор Шико! - воскликнул он.

- Вот как? - отозвался Шико. - Значит, ты не умер?

- Мой добрый сеньор Шико, - продолжал монах, пытаясь молитвенно
сложить ладони перед своим необъятным животом, - неужели вы отдадите
меня в руки моих преследователей, меня, вашего Горанфло?

- Каналья, - сказал Шико с плохо скрытой нежностью.

Монах принялся голосить.

После того как ему удалось сложить ладони, он попытался ломать
пальцы.

- Меня, который съел вместе с вами столько вкусные обедов, -
выкрикивал он сквозь рыдания, - меня, который, по вашим уверениям, пьет
с таким изяществом, что заслуживает звания короля губок; меня, которому
так нравились пулярки, зажаренные по вашему заказу в "Роге изобилия",
что я всегда оставлял от них только косточки!

Этот последний довод показался Шико самым неотразимым из всех и
окончательно склонил его в сторону милосердия.

- Боже правый! Вот они! - воскликнул Горанфло, порываясь встать на
ноги, но так и не достигнув своей цели. - Они уже здесь, я погиб! О!
Добрый сеньор Шико, спасите меня!

И монах, не сумев подняться, сделал то, что было гораздо легче: упал
плашмя на землю, - Вставай! - сказал Шико, - Вы меня прощаете?

- Посмотрим.

- Вы столько меня били, что мы уже квиты. Шико рассмеялся. Рассудок
бедного монаха находился в таком смятении, что ему показалось, будто
удары, выданные в счет долга герцогу Майеннскому, сыпались на него.

- Вы смеетесь, мой добрый сеньор Шико? - сказал он.

- Э! Конечно, смеюсь, скотина!

- Значит, я буду жить?

- Возможно.

- Вы бы не смеялись, если бы вашему Горанфло предстояло умереть.

- Сие не от меня зависит, - сказал Шико, - сие зависит от короля.
Один король имеет власть над жизнью и смертью.

Горанфло поднатужился и поднялся на колени. В это мгновение тьма