быть моряком. Оно раскололось посредине, и я видел, что жизнь несчастного,
прильнувшего к мачте, висит на волоске. Но он еще держался. На нем была
красная шапка, более яркая, чем у моряков; у его ног трещали и ломались
доски, отделявшие его от гибели; предвещая ее, звучал похоронный звон, и вот
тут - мы все это видели - он сорвал с головы шапку и помахал нам... Мне
показалось? что я схожу с ума: этот жест мгновенно вызвал в моей памяти
образ друга, которого когда-то я так сильно любил.
спиной люди затаили дыхание, перед ним бушевала буря... И в тот самый миг,
когда откатился от берега огромный вал, он сделал знак тем, кто держал конец
веревки, обвязанной вокруг его пояса, ринулся вперед и был подхвачен
волной... Он взлетал на горы, падал в долины, исчезал в пенистых гребнях,
его отшвырнуло назад. Мгновенно его подтянули к берегу.
он не обращал на это внимания. По его торопливому жесту я понял, что он дает
указание отпустить веревку побольше. И снова бросился в пучину.
долины, исчезая в бурлящей пене; он отчаянно боролся, пробиваясь вперед.
Расстояние было невелико, но так страшны были удары волн и ветра, что борьба
была смертельна. Все-таки он почти достиг цели. Еще один могучий рывок - и
он мог бы уцепиться за мачту, и вдруг... вдруг из-за судна поднялась
гигантская зеленая стена воды... Казалось, он с размаху ударился об нее. И в
этот момент судна не стало.
кружились, исчезая в водовороте. От ужаса все оцепенели. Его подтянули к
самым моим ногам. Он был недвижим... Он был мертв. Отнесли его в ближайший
домик. Там я вместе с другими делал все, чтобы вернуть его к жизни. Но он
был убит наповал ударом гигантской волны, и благородное его сердце
остановилось навсегда.
кровати, где он лежал. Вдруг меня кто-то тихо окликнул у двери. Это был
рыбак, он знал меня и Эмили в пору нашего детства.
обветренному лицу, а пепельно-бледные губы дрожали.
ужасом, я оперся на его руку, которую он протянул, чтобы поддержать меня, и
спросил:
разбитого этой ночью старого баркаса, среди руин дома, им оскорбленного,
лежал на берегу он, в той позе, какую я часто видел когда-то в школе, -
подложив руку под голову.
ГЛАВА LVI
тот час, когда я не подозревал, что это час нашего расставанья, вы могли мне
не говорить: "Вспоминайте только самое хорошее, что есть во мне". Так я
поступал всегда. И мне ли меняться теперь, когда я снова вас увидел?
к поселку. Все те, кто нес его, хорошо его знали, бывали с ним в море,
видели его веселым и отважным. Они несли его в безмолвии сквозь грохот и рев
до того домика, где уже воцарилась Смерть.
зашептались. Я понял. Они чувствовали, что его не следует класть в той же
тихой комнате.
себя, я послал за Джоремом и попросил достать какой-нибудь экипаж, чтобы
перевезти в ту же ночь тело в Лондон. Забота о нем и тяжелая обязанность
приготовить мать к встрече лежали только на мне. И я хотел честно исполнить
свой долг.
любопытных. Но хотя было уже около полуночи, когда я выехал из гостиницы в
карете, за которой следовал тот, кто находился на моем попечении, собралось
много народу. Люди были и на улицах и даже на дороге за городом, но вот,
наконец, лишь пустынная местность простирается вокруг и холодная ночь
окутывает меня и останки моей юношеской дружбы.
листьями, а на деревьях их было еще больше, - желтых, коричневых и красных,
- я прибыл в Хайгет. Последнюю милю я шел пешком, обдумывая, как быть, а
вознице, который всю ночь следовал за мной с повозкой, приказал ждать, пока
я не дам распоряжения подъехать.
же опущены были в окнах шторы, так же не было признаков жизни во дворе, и та
же галерея вела ко входу, которым никто не пользовался. День был
безветренный, все замерло.
все-таки позвонил, мне показалось, что колокольчик возвещает о том, какую я
принес весть. Появилась с ключом в руке маленькая горничная и, открыв
калитку, пристально на меня посмотрела и сказала:
выезжает из дому, почти не выходит из своей комнаты, никого не принимает, но
меня примет. Сейчас она наверху вместе с мисс Дартл. Что им передать?
сказать, что я ожидаю внизу; мы были уже в гостиной, и там я остался ждать
ее возвращения. Комната казалась нежилой, ставни были полузакрыты. Очень
давно никто не прикасался к арфе. На стене висел портрет Стирфорта, когда он
был ребенком. Стоял шкафчик, в котором мать хранила его письма. Перечитывала
ли она их? И будет ли она их перечитывать?
вниз по лестнице. Она появилась и сообщила, что миссис Стирфорт больна и
просит меня извинить ее, так как сойти вниз не может, но, если я пожалую в
ее комнату, она будет рада меня видеть. Через несколько мгновений я стоял
перед ней.
понял, что она заняла эту комнату в память о нем, и потому-то оставила на
прежних местах все вещи, которые в былые времена нужны ему были в его
занятиях и забавах. Однако, здороваясь со мной, она пробормотала, что
покинула свою комнату, так как та была ей неудобна в ее болезненном
состоянии.
остановившимся на мне, я сразу понял - она догадалась, что я принес дурные
вести. Мгновенно на ее лице выделился шрам. Она отступила за спинку кресла,
чтобы миссис Стирфорт не видела ее лица, и впилась в меня пронизывающим
взглядом, который потом уже не отводила.
очень огорчена, очень огорчена. Будем надеяться, Время вас исцелит.
Все мы должны в это верить, дорогая миссис Стирфорт, даже тогда, когда на
нас обрушивается тяжелое горе.
кажется, ее мысли вдруг переменили направление.
дрогнул. Она повторила это имя шепотом раза два, потом с деланным
спокойствием спросила:
раньше, сбоку от нее, стояла Роза Дартл, и в этот самый миг я беззвучно,
только движением губ, сказал Розе: "Умер".
известие, к которому не была подготовлена, я перехватил взгляд Розы, но та,
в отчаянии и ужасе, вскинула руки, а потом закрыла ими лицо.
посмотрела и провела рукой по лбу. Я сказал умоляюще, что прошу ее
мужественно встретить известие, которое я принес. Пожалуй, мне следовало бы
ее просить, чтобы она заплакала, ибо она застыла как каменная.
Дартл сказала, что он плавает под парусами. Прошлая ночь на море была
ужасна. Если правда, что он в эту ночь был в море вблизи от опасного берега
и если корабль, который видели, был тем самым...
сверкали, когда она, стоя лицом к лицу с его матерью, вдруг разразилась
ужасным смехом.