расположитесь так, чтобы одна из вас могла лизать мне клитор, а двоих я буду
ласкать руками.
Исполнительницы заняли свои места начался новый спектакль и...
возбуждаемый сыпавшимися на меня ударами и горячими губами и языком
принцессы, я не выдержал и трех минут и заполнил ее рот своим семенем она
проглотила его и быстро выбралась из-под меня.
- Эмма, - крикнула она, - он восхитителен, он сбросил в меня свой пыл,
и теперь я должна достойно отблагодарить его.
С этими словами она вонзила в мой зад солидный фаллос, впиваясь губами
в вагину то одной, то второй девушки, в то время, как третья прочищала ей
влагалище таким же инструментом, какой терзал мой задний проход.
- Теперь можете развязать его, - скомандовала юная Мессалина, наконец
почувствовав, что не может больше сдерживаться. - А ты, Боршан, иди сюда и
целуй меня в благодарность за то, что я дала тебе неземное блаженство.
Кстати, я редко отношусь к мужчинам с такой снисходительностью. Бедняга!
Все, что с тобой сейчас произошло, надо отнести на счет твоей ребяческой
скромности. Подумай сам: ты спал со мной уж и не знаю сколько раз и всегда
довольствовался лишь моей куночкой, как самый распоследний идиот, и в твою
тупую голову ни разу не пришла мысль, что у меня имеется и жопка. Это вообще
ни на что не похоже.
- У меня было такое желание, мадам, но робость меня останавливала.
- Жаль, очень жаль в твоем возрасте скромность непростительна. Но не
будем ворошить прошлое. Теперь ты можешь исправить свою оплошность, на время
позабыть о моей вагине и уделить внимание моей заднице. - При этом она
повернулась ко мне спиной и, наклонившись, продемонстрировала мне свои
ягодицы. - Красивая попка, не правда ли? Смотри, какая она гладенькая, какая
нежная и как жаждет тебя, так что спеши, Боршан, забирайся туда. Возьми его
член, Эмма, и вставь сама куда следует.
В ответ я осыпал тысячью поцелуев этот поистине роскошный зад, и мой
орган, направленный рукой Эммы в маленькую уютную норку, скоро убедил Софию
в моем горячем желании исправить прошлые ошибки.
- Погоди, - остановила меня принцесса, - я хочу теперь быть твоей
рабой я влезу в эту машину, где страдал ты, и буду в твоем распоряжении
пользуйся своими правами, мой султан, и отомсти мне. (Железные скобы
защелкнулись на кистях ее рук и на лодыжках.) Не жалей меня, прошу тебя,
примерно накажи меня и за разврат, и за жестокость.
- Ах ты, содомитка! - зарычал я, восхищенный ее вкусами. - Да, я мечтаю
выпороть тебя и предупреждаю, это будет ужасная порка.
- Надеюсь, ты будешь делать это от всей души, - заметила она. - Пощупай
мою жопку, как она сверкает и взывает, и просит кнута.
- Вот тебе. - И я нанес первый свистящий удар. Пока я "от всей души",
как она выразилась, терзал ее ягодицы, любезная Эмма стояла передо мной на
коленях, жадно сосала мой инструмент, а две девочки лобзали мне задницу.
Когда холмики Софии превратились в нечто липкое и красное, мой разъяренный
член вошел в ее анус по самый корень и утешил принцессу за все страдания.
- Черт возьми! - простонала она. - Как приятна содомия после порки,
ничто не сочетается столь удачно, как два этих удовольствия.
Тогда Эмма прильнула к госпоже, начала целовать, лизать, ласкать ее
тело, не забывая массировать себе клитор, и скоро мы все погрузились в океан
блаженства.
- Знаешь, Боршан, - заметила принцесса, когда мы пришли в себя, - мне
кажется, у нас много общего, и у меня даже возникло желание довериться тебе.
По ее знаку юные служанки исчезли, мы втроем расположились за столом, и
за легким обедом и пуншем София произнесла такую речь:
- Людям с мелкой душонкой и средним умом, наверное, покажется странным,
что для того, чтобы испытать твой характер, я избрала похоть. Но ничего
странного здесь нет, и если это у тебя вызывает недоумение, дружище, позволь
мне сказать тебе, что я сужу о способностях человека в обычной практической
жизни только по его поведению во время оргии. Человек с пламенными страстями
и с неординарными вкусами способен - и это непреложное правило - на
решительные действия там, где речь идет о выгоде или честолюбии, а ты
показался мне человеком темпераментным и не глупым. Кстати, Боршан, каковы
твои взгляды на человеческую жизнь?
- Принцесса, - отвечал я, - а как относился к ней герцог Альба, когда
захватил эту страну?
- Умница! - воскликнула моя пылкая собеседница, - Именно такого ответа
я и ждала от тебя. Я всегда считала тебя храбрецом, - добавила она, сжимая
мою руку, - теперь послушай, что я хочу тебе предложить.
Я - племянница героя Европы, человека, созданного для того, чтобы
властвовать над всем миром, и я принесла в эти провинции его дух, его
взгляды и его непреклонность. Надеюсь, ты понимаешь, Боршан, что я достойна
лучшей участи, нежели быть женой республиканского правителя, и этот робкий,
меркантильный и трусливый народ, рожденный жить в цепях, должен боготворить
меня. Я ничего не имею против того, чтобы царствовать над голландцами, но
трон, стоящий на этих вечно сырых равнинах, должен быть смочен их слезами и
украшен золотом. Мой план готовы поддержать сто вооруженных до зубов
батальонов, которые Фридрих обещал мне послать из Кенигсберга. Эта революция
не лишит головы моего супруга, он верен мне, и море крови, пролитой в
Батавии, скрепит трон, который будет моим. Разумеется, я предлагаю тебе не
скипетр, а высокий пост нашего советника, нашего министра, нашей правой
руки: ты будешь издавать указы и следить за их исполнением этот пост
требует жестокости, но обладаешь ли ты этим качеством в нужной мере? Я
подумал немного и ответил так:
- Прежде чем взять на себя такую огромную власть, я бы хотел узнать,
как к этой революции отнесутся ближайшие соседи. Франция, Англия, Испания,
северные государства, которые смотрят на вашу нацию как на льстецов и
торговцев, будут ли они спокойно сидеть и взирать, как вы становитесь их
могущественной соперницей?
- В позиции Франции мы уверены, а об остальных можно не беспокоиться.
Когда мы станем монархами в Объединенных Провинциях {Так назывались
Нидерланды.}, мы объявим войну трем соседним королевствам и, думаю, очень
скоро поставим их на колени. Воинственную нацию боятся все, и таковой мы и
станем. Достаточно одного великого человека, чтобы заставить весь мир
считаться со страной, а в моей душе есть величие, которое я унаследовала от
могущественного Фридриха. Нам надоело быть легкой добычей любого
европейского завоевателя.
- Но станут ли голландцы, которые сбросили жестокое иго испанцев,
терпеть вашу тиранию?
- Мы создадим суды, как это было при Альбе. Не существует иного
средства держать народ в узде.
- Тогда ваши подданные побегут из страны.
- Они оставят свою собственность, которая будет моей. Я только выиграю
от бегства мятежников, это упростит контроль за оставшимися. Я хочу быть не
робкой королевой над многими подданными - я желаю властвовать деспотически,
пусть даже подданных у меня будет совсем немного.
- Я верю, что вы жестоки, София, но боюсь, что ваше властолюбие
порождено только похотью {Душа любого тирана питается этим чувством, и
сколько революций было совершено только по одной этой причине! (Прим.
автора)}.
- Почти все пороки в человеческом сердце проистекают из этой страсти,
все в той или иной мере связаны склонностью к распутству. Эта наклонность,
очень жестокая у сильных натур, приводит простых смертных, блуждающих в
диком мире Природы, к тысячам тайных преступлений, а того, кто повелевает
людьми, - к тысячам выдающихся политических злодеяний.
- О, София, я вижу, куда вы клоните: ваше честолюбие - не что иное, как
желание чаще и приятнее проливать свою сперму.
- Какая разница, какое желание вызывает в человеке честолюбие главное
- оно существует и к тому же подкреплено короной. Но знаешь, мой друг, если
ты рассуждаешь об этом, значит, ты колеблешься - колеблешься и боишься, а я
не желаю иметь никаких дел с трусом.
Однако предложение Софии всерьез захватило меня, и, предвкушая
неограниченные возможности дать выход своей врожденной жестокости, я тут же
согласился на все. София поцеловала меня, заставила еще раз дать
торжественную клятву хранить наш разговор в тайне, и мы расстались.
Я шел домой, погруженный в беспокойные мысли, а у самого порога своей
квартиры вдруг ощутил всю опасность обязательств, которые только что взял на
себя, и понял, что если я их нарушу, мне грозит ничуть не большая опасность,
чем в случае, если я выполню их словом, я провел ночь в ужасном смятении. У
меня один выход - бежать, решил я, и бежать следует немедленно, потому что я
создан для другой жизни. Да, София, если бы ты предложила мне обычные
преступления частного характера, я бы с радостью совершил их, ибо, имея
такого соучастника, как ты, я плевал бы на закон, ^п подвергать себя
неизвестной опасности только для того, чтобы рабски служить твоему
деспотизму, - это уж увольте! Нет, коварная женщина, на меня можешь не
рассчитывать! В любое время и с большой охотой я готов совершать
преступления ради утоления своих страстей, но не собираюсь служить чужим.
Когда ты узнаешь о моем отказе, упрекай Боршана не за малодушие, а скорее за
величие души...
В ту же самую ночь я потихоньку выбрался из города и поспешил в
ближайший к Англии порт. По дороге я почувствовал мимолетное сожаление: мне
сделалась тягостной мысль о том, что я отказался от предложения Софии,
которая давала мне политические средства для утоления моей глубокой страсти
к преступлениям. Но тут же вспомнил, что ее планы нереальны, кроме того, я
буду много счастливее, действуя ради себя самого, нежели исполняя прихоть
коронованной злодейки.
Добравшись до Лондона, я снял квартиру на Пикадилли, где на следующий
же день у меня украли все деньги до последнего пенни, которые были при мне
это была серьезная потеря, так как еще в Гааге я разменял все кредитные
билеты. Итак, у меня остались только рекомендательные письма к нескольким
влиятельным лицам в Лондоне, поэтому приходилось рассчитывать на их помощь