запятнанные пороками души призывали чудодейственную помощь этого святого
лишь для того, чтобы скрыть от людей свои беззакония. Вот так ваши рели-
гиозные обряды столь же часто служат прикрытием грубого лицемерия, сколь
и защитой невинности". В этот миг Консуэло почудилось, что в вечернем
ветерке и в мрачном ропоте волн Молдавы она слышит голос Альберта. Кон-
суэло подумала: что сказал бы о ней Альберт, если бы увидел ее сейчас
распростертой перед этой католической статуей; пожалуй, он счел бы ее
безнравственной. И она, словно испугавшись, поднялась с колен. Как раз в
этот момент Порпора сказал ей:
всадник, сидевший на еще более тяжеловесной лошади, вдруг остановил ко-
ня, слез с него и, подойдя к Консуэло, стал разглядывать ее с невозмути-
мым любопытством, показавшимся ей весьма дерзким.
так не смотрят. Быть может, это и принято в Праге, но я не намерен под-
чиняться вашему обычаю.
лошадь под уздцы, ответил Порпоре по-чешски, не замечая, что тот совер-
шенно его не понимает. Но Консуэло, пораженная голосом всадника, накло-
нилась, чтобы при свете луны рассмотреть черты его лица, и вдруг, бро-
сившись между ним и Порпорой, воскликнула:
дядя Альберта. Я самый. А это действительно вы! - проговорил он, тяжко
вздыхая.
при встрече с ней. Он, всегда так рыцарски-любезно обращавшийся с ней,
не поцеловал ей руки и даже не подумал прикоснуться к своей меховой шап-
ке, чтобы приветствовать ее, а удовольствовался только тем, что, глядя
на нее с растерянным видом, все повторял:
Консуэло.
о госпоже канониссе, о...
больше и как будто совсем ошалев.
ем и растерянным видом.
о нем...
оставался почти столь же нем, как статуя Непомука.
добраться до хорошего убежища, к тому же он был немало раздосадован этой
встречей, которая могла произвести сильное впечатление на Консуэло.
ем вам свое почтение, а теперь разрешите нам отправиться поужинать и
обогреться... Мы нуждаемся в этом больше, чем в приветствиях, - прибавил
старик сквозь зубы, влезая в карету, куда он уже втолкнул Консуэло про-
тив ее воли.
если только он не мертвецки пьян, и, проведи мы на мосту хоть целую
ночь, он не был бы способен изречь ни одного разумного слова.
жала с моста в старый город. - Еще миг, и я узнала бы то, что интересует
меня больше всего на свете...
Этот Альберт так и будет вечно торчать у тебя в голове? Хорошенькую, не-
чего сказать, заполучила бы ты семейку - такую веселенькую, такую благо-
воспитанную, судя по этому дуралею, у которого шапка, по-видимому, прик-
леена к голове, ибо он, увидав тебя, даже не удостоил чести приподнять
ее.
что отправили меня туда, как в спасительную гавань, наказывая как можно
больше уважать и любить всех ее членов.
слишком хорошо его выполнила...
Фридриха, едущего верхом рядом с каретой: он, видимо, решил сопровождать
их. Когда она выходила из кареты, старый барон стоял у подножки; протя-
гивая ей руку, барон любезно просил ее принять его гостеприимство, ибо
он приказал кучеру везти их не на постоялый двор, а к себе в дом. Нап-
расно пытался Порпора отказаться от этой чести, - барон настаивал, а
Консуэло, сгоравшая от нетерпеливого желания выяснить свои тревожные
опасения, поспешила согласиться и войти с хозяином в зал, где их ждал
жарко натопленный камин и хороший ужин.
бора, - я рассчитывал вас встретить.
щали о нашем приезде, да и сами два дня тому назад думали быть тут не
раньше чем послезавтра.
до сих пор не подумала о своей бывшей ученице.
лода, стали вдруг такими бледными, что Консуэло пришла в ужас. Но он до-
вольно спокойно ответил: - Дочь моя в Саксонии, у нашей родственницы.
Она будет очень сожалеть, что не видела вас.
Консуэло, - не могла бы я узнать...
те, синьора, вы, наверное, голодны.
ради бога, скажите мне, не оплакиваете ли вы утрату кого-нибудь из близ-
ких?
ей о том, что вымер весь их род.
ностью, с какою проделывал это в Ризенбурге. У Консуэло не хватало
больше мужества задавать ему вопросы. Ужин показался ей смертельно длин-
ным. Порпора, скорее голодный, чем встревоженный, силился поддерживать
разговор с хозяином дома, а тот старался отвечать ему так же любезно и
даже расспрашивал о его делах и планах. Но это, очевидно, было не под
силу барону. Он то и дело отвечал невпопад или снова спрашивал о том, на
что только что получил ответ. Он все нарезал себе громадные куски, до-
верху наполняя свою тарелку и стакан, но делал это только по привычке.
Он не ел и не пил; уронив вилку на пол и уставившись в скатерть, он
словно находился в невероятном изнеможении. Консуэло, наблюдавшая за
ним, прекрасно видела, что он не пьян. Она спрашивала себя: что могло
вызвать эту внезапную расслабленность? Несчастье, болезнь или старость?
чен, сделал знак слугам удалиться, а сам, с растерянным видом порывшись
в карманах, после длительных поисков извлек наконец распечатанное письмо
и подал его Консуэло. Оно было от канониссы, она писала:
нец приехал из Байрейта. Несколько дней он щадил нас, а затем объявил
мне, что нужно привести в порядок семейные дела, так как, быть может,
через неделю Альберта уже не будет в живых. Христиан, которому я не ре-
шилась сообщить этот приговор, еще надеется, хотя и слабо; он совсем
упал духом, и это приводит меня в ужас: я далеко не уверена, что смерть
племянника - единственный грозящий мне удар. Фридрих, мы погибли! Пере-
живем ли мы вдвоем такие бедствия? Относительно себя я ничего не могу
сказать. Да будет воля божья, но я не чувствую в себе силы устоять перед
таким ударом. Приезжайте, братец, и постарайтесь привезти нам немного
бодрости, если она еще сохранилась в Вас после Вашего собственного горя
- горя, которое мы считаем своим и которое довершает несчастья нашей
словно проклятой семьи. Какие же мы совершили преступления, чем заслужи-
ли такую кару? Избави меня бог потерять веру и покорность воле его, но,
право же, бывают минуты, когда я говорю себе: "Это уж слишком!"
покидайте Праги до одиннадцатого. У меня к Вам странное поручение. Мне
кажется, что, поддаваясь этому, я схожу с ума. Но я уже перестала пони-
мать, что у нас творится, и слепо подчиняюсь требованиям Альберта. Один-
надцатого числа в семь часов вечера будьте на Пражском мосту у подножия
статуи. Остановите первую проезжающую карету и особу, которую Вы увидите
в ней, везите к себе, и, если эта особа сможет в тот же вечер выехать в
Ризенбург, Альберт, быть может, еще будет спасен. Во всяком случае он
уверяет, что ему снова откроется вечная жизнь. Я не знаю, что он под
этим подразумевает. Но его откровения в течение этой недели относительно
самых непредвиденных для нас всех событий сбылись таким непостижимым об-
разом, что я больше не могу сомневаться: у него либо дар пророка, либо
он ясновидящий. Нынче вечером Альберт призвал меня и своим угасшим голо-
сом, который теперь можно скорее угадывать, нежели слышать, поручил мне
передать Вам то, что я в точности воспроизвела здесь. Будьте же одиннад-
цатого числа в семь часов у подножия статуи, и кем бы ни оказалось лицо,