которое Вы найдете в карете, как можно скорее везите его сюда".
вскочила, но тотчас же снова упала на стул и несколько минут просидела
не шевелясь, беспомощно опустив руки и стиснув зубы. Вскоре, однако, си-
лы вернулись к ней, и она сказала барону, опять впавшему в какое-то оце-
пенение:
едемте!
всем подумать: карета была приготовлена, лошади ждали во дворе, но сам
он уже скорее походил на автомат и, не будь Консуэло, не подумал бы об
отъезде.
бежал его. В свою очередь он тоже побледнел, не смог произнести ни слова
и в самом тяжелом, подавленном состоянии стал расхаживать перед камином.
Маэстро имел основания упрекать себя в происходящем. Правда, он этого не
предвидел, но теперь говорил себе, что должен был предвидеть. И, терзае-
мый угрызениями совести, охваченный ужасом, озадаченный удивительной си-
лой предвидения, открывшей больному способ снова увидеть Консуэло, он
думал, что ему снится странный и страшный сон...
ношениях, обладавшим упорной волей, то вскоре стал обдумывать, возможно
ли осуществить только что принятое Консуэло внезапное решение и каковы
будут его последствия. Старик страшно волновался, бил себя по лбу, сту-
чал каблуками, хрустел всеми суставами пальцев, вычислял, обдумывал и
наконец, вооружившись мужеством и пренебрегая возможностью вспышки со
стороны Консуэло, сказал своей ученице, встряхнув ее, чтобы заставить
опомниться:
деть Альберта; быть может, ты спасешь его, но отступать немыслимо, и мы
отправимся в Берлин. В нашем распоряжении всего два дня. Мы рассчитывали
провести их в Дрездене, а теперь отдыхать там не придется. Нам надо быть
у прусской границы восемнадцатого, иначе мы нарушим договор. Театр отк-
рывается двадцать пятого. Если ты не окажешься в это время на месте, я
принужден буду уплатить значительную неустойку. У меня нет половины нуж-
ной суммы, а в Пруссии того, кто не платит, бросают в тюрьму. Попадешь
же туда - о тебе забывают, оставляют на десять-двадцать лет: умирай там
от горя или старости, уж как тебе угодно. Вот что ждет меня, если ты за-
будешь, что из Ризенбурга надо выехать четырнадцатого, не позднее пяти
часов утра.
я уже думала обо всем этом. Только не огорчайте меня в Ризенбурге, - вот
все, о чем я вас прошу. Мы выедем оттуда четырнадцатого в пять часов ут-
ра.
идет о вашей свободе и жизни, не понимаю, зачем вам нужна моя клятва.
вого слуги, который закутал его в шубу, точно ребенка, и свел в карету.
Они быстро добрались до Берауна и на рассвете были уже в Пильзене.
времени, ибо дороги были скверные, пролегали они по почти непроходимым
пустынным лесам, проезд по которым был далеко не безопасен. Наконец, де-
лая в час чуть ли не по одной миле, добрались они к полуночи до замка
Исполинов. Никогда еще Консуэло не приходилось так утомительно, так уны-
ло путешествовать. Барон фон Рудольштадт, казалось, был близок к парали-
чу, в такое безразличное и неподвижное состояние он впал. Не прошло и
года с тех пор, как Консуэло видела его настоящим атлетом; но здоровье
этого железного организма в значительной мере зависело от силы его воли.
Он всю жизнь повиновался только своим инстинктам, и первый же удар нео-
жиданного несчастья сокрушил его. Жалость, которую он вызывал в Консуэ-
ло, еще больше усиливала ее тревогу. "Неужели в таком же состоянии найду
я всех обитателей Ризенбурга?" - думалось ей.
тежь, слуги ожидали во дворе с горящими факелами. Никто из трех путе-
шественников не обратил на все это ни малейшего внимания. Ни у одного из
них не хватило духу спросить об этом слуг. Порпора, видя, что барон едва
волочит ноги, повел его под руку, а Консуэло бросилась к крыльцу и быст-
ро стала подниматься по ступеням.
ветствия, схватила ее за руку со словами:
тал часы и минуты, объявил, что вы въезжаете во двор, - и через ка-
кую-нибудь секунду мы услышали стук колес вашей кареты. Он не сомневался
в вашем приезде, но говорил, что, если случайно что-либо задержит вас в
пути, - будет уже поздно. Идемте же, синьора, и, ради бога, не противо-
речьте ни одной из его фантазий, не противьтесь ни одному из его чувств.
Обещайте ему все, о чем он будет просить вас, притворитесь, что любите
его. Лгите, увы, если это понадобится. Альберт приговорен, настает пос-
ледний его час. Постарайтесь смягчить его агонию! Вот все, о чем мы вас
просим.
Консуэло.
Вот уже месяц, как он сидит в кресле в гостиной и не хочет, чтобы его
беспокоили, перенося на другое место. Доктор сказал, что не надо ему пе-
речить в этом отношении, так как он может умереть, если его станут дви-
гать. Синьора, мужайтесь: сейчас вы увидите страшное зрелище! - И, отк-
рыв дверь гостиной, канонисса прибавила: - Бегите к нему, не бойтесь его
испугать: он ждет вас и видел, как вы ехали, более чем за две мили отсю-
да.
тельно сидевшему в кресле у камина. Это был не человек, а призрак. Лицо
его, все еще прекрасное, несмотря на изнурительную болезнь, приобрело
неподвижность мрамора. На его губах не появилось улыбки, в глазах не
засветилось радости. Доктор держал его руку, считая пульс, словно в сце-
не "Стратоники", и, посмотрев на канониссу, тихонько опустил ее, как бы
говоря: "Слишком поздно".
тально и молча. Наконец ему удалось пальцем сделать знак канониссе, нау-
чившейся угадывать все его малейшие желания, и та взяла обе его руки,
поднять которые у него уже не хватало сил, и положила их на плечи Консу-
эло, потом опустила голову девушки на его грудь. И, так как голос умира-
ющего совсем угасал, он прошептал ей на ухо только два слова: "Я счаст-
лив!"
черным волосам, затем взглянул на тетку и чуть заметным движением дал ей
понять, чтобы и она и отец также поцеловали его невесту.
Консуэло еще не заметила.
казался почти таким же изнемогшим и умирающим. Однако он еще вставал и
делал несколько шагов по гостиной, но нужно было каждый вечер относить и
укладывать его на кровать, которую он велел поставить в соседней комна-
те. Старый Христиан в ту минуту держал в одной руке руку брата, а в дру-
гой руку Порпоры. Он выпустил их и горячо несколько раз поцеловал Консу-
эло. Капеллан замка, желая сделать удовольствие Альберту, в свою очередь
подошел и поздоровался с ней. Он тоже походил на призрак и, несмотря на
все увеличивающуюся полноту, был бледен как смерть. Он был слишком изне-
жен беспечной жизнью, и нервы его не могли переносить даже чужое горе.
цем, а глаза лихорадочно блестели. Один Альберт казался спокойным. Весь
облик его выражал ясность прекрасного умирания. В его физической слабос-
ти не было ничего, что говорило бы об упадке духовных сил. Он был сосре-
доточен, но не подавлен, как его отец и дядя.
здоровье доктора выделялись особенно ярко. Сюпервиль был француз, ког-
да-то состоявший врачом при Фридрихе, в то время еще наследнике престо-
ла. Предугадав одним из первых деспотический и недоверчивый нрав наслед-
ного принца, он перебрался в Байрейт и поступил на службу к сестре Фрид-
риха, маркграфине Софии-Вильгельмине Прусской. Честолюбивый и завистли-
вый, Сюпервиль обладал всеми качествами царедворца. Посредственный врач,
несмотря на известность, приобретенную при этом маленьком дворе, он был
светским человеком и проницательным наблюдателем, довольно хорошо разби-
равшимся в нравственных причинах болезней. Поэтому-то он усиленно и уго-
варивал канониссу выполнять все желания племянника и возлагал некоторые
надежды на возвращение той, изза которой умирал Альберт. Но как ни ста-
рался он с момента появления Консуэло прислушаться к пульсу больного,
всматриваясь в его лицо, - он только удостоверился в том, что момент
упущен, и уже стал подумывать об отъезде, чтобы не быть свидетелем сцен
отчаяния, предотвратить которые было не в его силах.
из выгоды, не то по врожденной любви к интригам. Заметив, что никто из
членов растерявшейся семьи не думает использовать момента, он подвел
Орловский Гай Юлий
Посняков Андрей
Флинт Эрик
Посняков Андрей
Каргалов Вадим
Земляной Андрей