рому желает всякого благополучия.
события встала с постели, но вслед за тем снова легла.
тельный взор, как взор графа, не мог этого не заметить, поэтому Мон-
те-Кристо был с ним еще ласковее, чем всегда, - настолько ласков, что
Максимилиан минутами был уже готов во всем ему признаться. Но он вспом-
нил об обещании, которое дал Валентине, и тайна оставалась в глубине его
сердца.
первый раз она писала ему, и по какому поводу! И всякий раз, перечитывая
это письмо, он снова и снова клялся себе, что сделает Валентину счастли-
вой В самом деле, какую власть должна иметь над человеком молодая девуш-
ка, решающаяся на такой отважный поступок. Как самоотверженно должен
служить ей тот, для кого она всем пожертвовала! Как пламенно должен ее
возлюбленный поклоняться ей. Она для него и королева и жена, и ему, ка-
жется, мало одной души, чтобы любить ее и благодарить.
придет и скажет ему: "Я пришла, Максимилиан, я ваша"
две приставные лестницы; кабриолет, которым Максимилиан должен был пра-
вить сам, стоял наготове; он не взял с собой слугу, не зажигал фонарей,
но он собирался их зажечь на первом же повороте, чтобы из-за чрезмерной
осторожности не попасть в руки полиции.
помогать Валентине перебираться через ограду и почувствует в своих
объятиях беспомощную и трепещущую, ту, кому он доныне разве только пожи-
мал руку или целовал кончики пальцев.
наченный час, ему захотелось быть одному. Кровь его кипела, любой воп-
рос, голос друга раздражал бы его; он заперся у себя в комнате, пытаясь
читать, но глаза его скользили по строчкам, не видя их; он кончил тем,
что отшвырнул книгу и вновь принялся обдумывать подробности побега.
мирно идти своим путем; Моррель так неистово теребил свои часы, что в
конце концов они в шесть часов вечера показали половину девятого Тогда
он сказал себе, что пора ехать; хотя подписание договора и назначено в
девять, но, по всей вероятности, Валентина не станет дожидаться этого
бесполезного акта. Итак, выехав, по своим часам, ровно в половине девя-
того с улицы Меле, Моррель вошел в свой огород в ту минуту, когда часы
на церкви Филиппа Рульского били восемь.
обычно скрывался сам.
ные черные глыбы.
через решетку, в саду еще никого не было Пробило половина девятого.
ды и все чаще поглядывал в щель между досками В саду становилось все
темнее, но напрасно искал он во тьме белое платье, напрасно ждал, не по-
слышатся ли в тишине шаги.
ничто не указывало, что здесь должно совершиться столь важное событие,
как подписание брачного договора.
ти сейчас же церковные часы, бой которых он уже слышал два или три раза,
возвестили об ошибке его карманных часов, пробив половину десятого.
ной, она говорила в девять часов, и скорее даже немного раньше, чем поз-
же.
его сердцу словно свинцовым молотом.
вать, и лоб его покрылся холодным потом; тогда, дрожа с головы до ног,
он приставлял лестницу и, чтобы не терять времени, ставил ногу на нижнюю
перекладину.
ло замирало сердце, часы на церкви пробили десять.
договора тянулось так долго, разве что произошло что-нибудь непредвиден-
ное; ведь я взвесил все возможности, высчитал, сколько времени могут за-
нять все формальности. Наверное, что-нибудь случилось.
пылающим лбом к холодному железу. Может быть, Валентина, подписав дого-
вор, упала в обморок? Может быть, ее схватили, когда она собиралась убе-
жать? Это были единственные предположения, которые допускал Моррель, и
оба они приводили его в отчаяние.
что она лежит без чувств где-нибудь в саду.
могу потерять ее и буду сам виноват!
ему на ухо с той настойчивостью, которая в несколько минут силою логи-
ческих рассуждений превращает догадку в твердую уверенность. Он вгляды-
вался во все сгущавшийся мрак, и ему казалось, что в темной аллее что-то
лежит на песке. Моррель решился даже позвать, и ему почудилось, что ве-
тер доносит до него неясные стоны.
все могло случиться; в висках у Максимилиана стучало, в глазах стоял ту-
ман; он перекинул ногу через ограду и соскочил наземь.
последствия такого поступка, но не для того он зашел так далеко, чтобы
теперь отступить.
лею, бросился в чащу деревьев.
ясь проникнуть взглядом сквозь чащу сада: вместо ярко освещенных окон,
как то полагается в торжественные дни, перед ним была серая масса, оку-
танная к тому же тенью огромного облака, закрывшего луну.
ся слабый свет. Эти три окна были окнами комнаты г-жи де Сен-Меран.
спальне г-жи де Вильфор.
Валентиной, расспрашивал он ее о внутреннем устройстве дома, что, и не
видав его никогда, хорошо его знал.
тины.
лишь бы увидеть Валентину и удостовериться в несчастье, о котором он до-
гадывался, хоть и не знал, в чем оно состоит. Он дошел до опушки рощи и
уже собирался как можно быстрее пересечь открытый со всех сторон цвет-
ник, как вдруг ветер донес до него отдаленные голоса.
скрытый темнотой.
на, он окликнет ее; если она не одна, он по крайней мере увидит ее и
убедится, что с ней ничего не случилось; если это кто-нибудь другой,
можно будет уловить несколько слов из разговора и разгадать эту все еще
непонятную тайну.
крыльцо вышел Вильфор в сопровождении человека в черном. Они сошли по
ступеням и направились к аллее. Едва они сделали несколько шагов, как в
человеке, одетом в черное, Моррель узнал доктора д'Авриньи.
титься назад, пока не натолкнулся на ствол дикого клена, росшего посере-
дине кустарника, здесь он принужден был остановиться.
господь прогневался на нас. Какая ужасная смерть! Какой неожиданный
удар! Не пытайтесь утешать меня, рана слишком свежа и слишком глубока.
Умерла, умерла!
Кто умер в этом доме, который сам Вильфор считал проклятым?
торого ужас Морреля еще усилился, - я привел вас сюда не для того, чтобы
утешать, совсем напротив.
рор.
ся еще большее.
давайте сядем.
ним, положив ему руку на плечо.