полузакрывши глаза. Перевод <Лествицы> Иоанна Синаита был закончен и,
кажется, - внутреннее чувство редко изменяло ему, - выполнен как должно,
без излишней тяжести и темноты слога, чем грешат иные переводы с
греческого на русский, бедный до сих пор учеными терминами, столь богато
представленными в греческом. Творя эту тихую келейную работу, Киприан
отодвигал посторонь сложные извивы политических интриг, постоянного
лавирования меж русскими и литовскими володетелями, постоянной борьбы с
подкупами, ложью и изменой, разъевшей некогда гордый вечный град
Константина.
перенеслись к далекому упрямому Дмитрию, так и не простившему ему,
митрополиту, как-никак духовному вождю, а не стратилату, отнюдь! -
давешнего безлепого бегства из обреченной Москвы. (Упрямо продолжал
думать, что Москва была обречена и Тохтамыш все равно бы захватил ее.)
Отказавшись от его, Киприановой, помощи, Дмитрий обрек себя на излишние
трудноты, из которых ему не выбраться и поднесь.
Был самый конец апреля. Там, в этом сияющем полукружии, царила
победоносная весна, все цвело и благоухало юною свежестью. Если выйти
сейчас за ворота, обязательно встретишь старика Папандопулоса с осликом,
развозящего корзины с живою рыбой. Эконом Студитского монастыря тоже
пользуется его услугами. Папандопулос стар и согбен, кожа у него на лице
от солнца и времени темно-оливкового цвета, руки в узлах вен и мозолях. Но
когда бы и через сколько лет он ни приезжал сюда, всякий раз встречал
этого бессмертного старика с его осликом. И казалось порою: пройдут века,
рассыплются мраморные виллы, а Папандопулос или такой же, как он, другой
старый грек все будет возить свежую рыбу с пристани в таких же вот
плетеных корзинах, и так же останавливать у ворот, цепляя безменом
трепещущие, тяжко дышащие рыбьи тела, и прятать полученные медяки в
складки своего рваного, многажды залатанного плаща. Как будто время,
властное над всеми прочими, совершенно не властно над ним, до того, что
тянуло спросить: не застал ли он еще Гомера или самих аргонавтов,
проходивших мимо этих, тогда еще пустынных, берегов за золотым руном?
дрязги в секретах патриархии! Он вспомнил покойного Дионисия Суздальского
и покрутил головой. Ему, приложившему руку к этой смерти, стало пакостно,
и теперь, когда совершившееся совершилось, он, Киприан, не чуял к мертвому
митрополиту никакого зла, до того, что готов был сочинить энкомий в его
честь... Все-таки совершаемое чужими руками можно при желании и не
приписывать себе! Вот это: рукописание, жития, переводы книг, вот этот его
труд останется! Останет и перейдет в грядущие века! А судьба архиепископа
Дионисия... Что ж! Мир праху сему! Он, Киприан, не желает ему в загробной
жизни никоторого горя!
Папандопулос ввел своего осла во двор обители и сейчас торгуется с
экономом... Как бы там ни было, но перевод <Лествицы> был окончен, и
следовало просить патриарха и клир отпустить его в Литву: спасать тамошние
церкви от уничтожения. Зимой католики начнут крестить литвинов, и надобно
добиться, чтобы хотя православных оставили в покое!
митрополитом на всю Русь, он почти не сомневался, почти... Ежели... Ежели
генуэзцы все-таки не настоят на своем! Они теперь уже не хозяева в Вечном
городе! И пока хозяевами являются не они, эта пакостная неопределенность
все будет тлеть и тлеть, доколе... А что доколе? Допустит ли его Дмитрий в
Москву, даже и после утверждения его кандидатуры патриаршим синклитом? И
вся эта грызня, и тягостное разномыслие творятся перед лицом уверенных в
себе и настырных латинских легатов! Как жаль, что уже нет Филофея Коккина!
И этот император, готовый на унию с Римом, готовый на что угодно, лишь бы
ему не мешали охотиться за очередною юбкой! Все было плохо тут, в Вечном
городе, плохо и в Вильне, и в Киеве... Православная церковь крепка была
только на Москве, но как раз туда его и не пускали!
встретиться с княжичем Василием, наследником московского престола, а
там... А там все в руце Господней, долженствующей в конце концов
благословить его, Киприана, на русскую митрополию!
монастыря... После всего, что было, после этой многолетней изматывающей
борьбы за вышнюю власть в русской церкви и - уступить?! Уступить, как
сделали некогда поляки, как уступать начинают кроаты, как уступила нынче
Литва (и будут, будут преследовать ненавистных для них схизматиков в
великом княжестве Литовском! Будут рушить православные храмы, закрывать
монастыри, как это уже происходит в Червонной Руси!). Уступить им, принять
католическое крещение, как втайне предлагалось ему, стать, ежели повезет,
даже и кардиналом римского папы, он не может. Православие слишком у него в
крови, в душе. Он не нужен там, там ему попросту нечего станет делать! Не
нужны его переводы греческих книг на славянский язык, понеже богослужение
у них идет на латыни, не нужны знания - его знания! - не нужен исихазм,
объявленный наваждением и обманом духа в западной римской церкви... В той
самой, что за деньги продает отпущение грехов, замещая уже не святого
Петра, Господа самого! За плату! Воистину, с Содомом и Гоморрою сравнились
они нечестием своим!
может! Не надобен. <А надобен тем, кои не приемлют мя!> - с горечью
прошептал Киприан, совсем закрывая очи, и мысленными очами узрел ледоход
на великой русской реке: серо-синий лед, с шорохом и гулом ныряющий в
синих волнах, рубленые городни с кострами бревенчатых башен над рекою и
издали видный, над синею водою, на зеленом берегу алый крашенинный сарафан
горожанки, что с полными ведрами на гнутом коромысле подымается в гору от
воды... И красный, радостный колокольный звон, плывущий над водою...
поседел. Посеклись волосы, начала обнажаться, как осина осенью, макушка
головы, каштановая некогда борода стала серой... Нет, не должен он ждать
здесь Пименова приезда! Чувствует, чует, что не должен! Надо уезжать в
Литву! Надобно доказать, что ты по-прежнему надобен, что без тебя не можно
обойтись на православной церковной ниве! Иначе вся его жизнь перечеркнута,
прожита попусту. Киприан открыл глаза. Осел давно умолк, но все так же
слышался за окном оживленный крикливый разговор. Папандопулос все еще
продолжал торговаться с прижимистым экономом.
потом в секрет хартофилакта уговаривать синклитиков, льстить патриарху,
единовременно угрожая полным отпадением Литвы в латинство... Выходя со
двора, он уже совсем оправился, твердо пристукивал посохом, распрямились
плечи, и, словом, это был хотя и поседелый, но тот, прежний, деятельный и
властный митрополит русской части Литвы Киприан, которого привыкли видеть
и которого в пору свою слушались и уважали князья. Подымаясь в гору, он
опять узрел, и опять огорчился дозела, несносную башню Христа на той
стороне Золотого Рога, в Галате. Подумалось: стали бы русичи терпеть
таковое поношение у себя под Москвой? Ой ли! Давно бы уже и взяли Галату
приступом, и разметали ихние твердыни... А греки терпят! И что, почитай,
вся торговля в Галату перешла, терпят тоже. <Умирающему не можно помочь!>
- сурово заключил он про себя, властно ударяя посохом по плитам городской
улицы и бегло осеняя крестным знамением кланяющихся ему горожан. Нет, не
будет он ждать, когда его, как козла, повлекут на заклание! И он еще
станет митрополитом всея Руси!
Федора Симоновского и обрадовался тому неложно, хотя этот приезд и
осложнял многое, начиная от задуманного бегства в Литву. С Федором
следовало встретиться не стряпая, чтобы, по крайней мере, выяснить
нынешние намерения великого князя Дмитрия.
ел, а Киприан, лишь отламывая время от времени кусочки хлеба от пшеничной
лепешки, сказывал константинопольские новины.
- Что Бог един, и напрасно-де наши иерархи воюют с католиками! Надобно
признать унию, как сделал император, и тогда-де фряги помогут грекам
противу турок...
капустою и обтряхивая крошки с бороды.
которые стали считать, что все в руце Господней и что жизнь идет по
заранее начертанной стезе, ведомой Всевышнему, и потому, мол, не надобно
прилагать никаких усилий даже к одолению на враги. Произойдет лишь то, что
предуказано свыше.
Христова учения, как и многие еретицы в землях католических! - твердо
припечатал Федор, отодвигая от себя опустошенное глиняное блюдо. - Из кого
будет состоять синклит? - вопросил он почти без перехода, не давая
Киприану вновь побродить вокруг да около.
поежился.
епископы и митрополиты из ближних городов: Гераклеи, Мистры, Салоник,
будет и никейский митрополит... Его мерность хочет создать вид того, что
решение синклита свободно от чьих-то влияний... - В голосе Киприана
прорвалась невольная горечь. - Слава Господу, меня, кажется, отпускают в
Литву, укреплять тамошних православных в днешнем обстоянии... - Пимена
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Сертаков Виталий
Лукин Евгений
Шилова Юлия