Чтение 187–й страницы книги ~Виконт де Бражелон или десять лет спустя~

У всякого математика, всякого поэта и всякого мечтателя свои развле-
чения; Сент-Эньян, расставшись с до Гишем, очутился на краю парка, где
начинались уже разные службы и где за большими купами акаций и каштанов,
оплетенных диким виноградом, возвышалась стена, отделявшая парк от двора
со службами.

Оставшись один, Сент-Эньян пошел по направлению к этим постройкам; де
Гиш повернул в противоположную сторону. Один возвращался, следовательно,
к цветникам, другой же шел к ограде.

Сент-Эньян шагал по мягкому песку под непроницаемым сводом рябин, си-
рени и боярышника, никем не видимый и не слышимый. Он обдумывал выход из
трудного положения, очень разочарованный тем, что ему не удалось ничего
выведать о Лавальер, несмотря на все ухищрения, пущенные им в ход.

Вдруг до его уха донеслись звуки человеческих голосов. Это был шепот,
женские жалобы, прерываемые вопросами, тихий смех, вздохи, заглушенные
возгласы удивления; отчетливее всего можно было различить голос женщины.

Сент-Эньян остановился и с удивлением обнаружил, что голоса раздаются
откуда-то сверху.

Подняв голову, он заметил женщину, забравшуюся по лестнице на верхуш-
ку каменной ограды; она разговаривала, оживленно жестикулируя, с сидев-
шим на дереве мужчиной; видна была только его голова. Женщина была по
одну сторону стены; мужчина - по другую.

XXX

ЛАБИРИНТ

Де Сент-Эньян искал только сведений, а нашел целое приключение. Ему
повезло.

Любопытствуя узнать, почему мужчина и женщина находятся здесь, а
главное, о чем они разговаривают в такой поздний час и в таком неудобном
положении, де Сент-Эньян тихонько подкрался к самой лестнице.

Устроившись поудобнее, он услышал следующий разговор.

Говорила женщина:

- Право же, господин Маникан, - в голосе ее слышались упреки и в то
же время кокетливые нотки, - право же, вы подвергаете нас большому рис-
ку. Если мы будем продолжать наш разговор, нас застанут врасплох.

- Весьма вероятно, - перебил мужчина самым спокойным и флегматичным
топом.

- Что же тогда скажут? Ах, если кто-нибудь увидит меня, я умру со
стыда!

- Это было бы большим ребячеством, на которое я считаю вас неспособ-
ной.

- Добро бы еще между нами было что-нибудь; но накликать на себя неп-
риятности так, здорово живешь, - благодарю покорно. Прощайте, господин
Маникан.

"Прекрасно! Я знаю мужчину; теперь нужно узнать женщину", - сказал
про себя де Сент-Эньян, рассматривая стоящие на перекладине лестницы
ножки, обутые и изящные голубые шелковые туфли, в чулках телесного цве-
та.

- Ради бога, подождите минутку, дорогая Монтале! - воскликнул де Ма-
никан. - Ради бога, не исчезайте. Мне нужно сказать вам еще много важных
вещей.

- Монтале! - прошептал де Сент-Эньян. - Одна из тройки! У каждой из
трех кумушек свое увлечение; только мне казалось, что увлечение этой на-
зывается господин Маликорн, а не Маникан.

Услышав призыв своего собеседника, Монтале остановилась посредине
лестницы. Несчастный Маникан перебрался на другую ветку каштана, чтобы
занять более удобное положение.

- Выслушайте меня, прошу вас, надеюсь, вы не подозреваете меня в дур-
ных намерениях?

- Нисколько... Но зачем же, однако, это письмо, в котором вы напоми-
наете о своих услугах? Зачем это свидание в такой час и в таком месте?

- Вы спрашиваете меня, зачем я желал пробудить у вас чувство благо-
дарности, напомнив вам, что это я ввел вас к принцессе? Да просто я
очень хотел получить свиданье с вами, на которое вы так любезно согласи-
лись, и не мог найти более верного средства подействовать на вас. Почему
я выбрал для него этот час и это место? Потому, что час казался мне
удобным, а место уединенным.

А мне нужно попросить вас о таких вещах, о которых неудобно говорить
при свидетелях.

- Послушайте, господин де Маникан!

- У меня самые чистые намерения, дорогая Монтале.

- Господин де Маникан, я думаю, что мне следует уйти.

- Выслушайте меня, а не то я перепрыгну к вам; лучше не прекословьте,
потому что как раз сейчас меня очень раздражает одна ветка, я не ручаюсь
за себя. Не берите с нее пример и слушайте меня.

- Хорошо, я вас слушаю; но говорите короче, потому что если вас разд-
ражает ветка, то меня - перекладина лестницы, которая врезалась в мои
подошвы. Под мои туфли подведена мина, предупреждаю вас.

- Окажите мне любезность, дайте вашу руку, мадемуазель.

- Зачем?

- Да дайте же.

- Вот вам рука; но что такое вы делаете?

- Тащу вас к себе.

- Зачем? Надеюсь, вы не хотите усадить меня на ветку рядом с собой?

- Нет, но я хочу, чтоб вы сели на ограде; вот так.

Место широкое, удобное, и я много бы дал, чтобы вы позволили мне при-
сесть рядом с вами.

- Ничего, ничего, вам хорошо и там; нас увидят.

- Вы думаете? - вкрадчиво спросил Маникан.

- Уверена.

- Будь по-вашему. Я остаюсь на каштане, хотя мне здесь очень неуютно.

- Господин Маникан, вы отвлеклись от темы.

- Это правда.

- Вы мне писали?

- Писал.

- Зачем же вы писали?

- Представьте себе, что сегодня в два часа де Гиш уехал.

- А дальше?

- Видя, что он уезжает, я, по своему обыкновению, последовал за ним.

- Вижу, потому что вы здесь.

- Погодите-ка. Вам ведь известно, не правда ли, что бедняга де Гиш
был в ужасной немилости?

- Увы, да!

- Следовательно, с его стороны было верхом неблагоразумия ехать в
Фонтенбло, к тем, кто изгнал его из Парижа, и особенно к тем, от которых
его удалили.

- Вы рассуждаете, как покойный Пифагор, господин Маникан.

- А нужно сказать, что де Гиш упрям, как всякий влюбленный, он не
прислушался ни к одному из моих доводов. Я просил его, умолял - он и
слушать ничего не хотел... Ах, черт возьми!

- Что с вами?

- Простите, мадемуазель, это все проклятая ветка, о которой я уже
имел честь упомянуть вам, она только что разорвала мне панталоны.

- Не беда, сейчас темно, - смеясь, отвечала Монтале, - продолжайте,
господин Маникан.

- Итак, де Гиш отправился верхом, крупной рысью, а я последовал за
ним пешком. Вы понимаете, что только дурак или сумасшедший спешит, бро-
саясь в воду за своим другом. И вот я пустил де Гиша скакать вперед, а
сам поехал не торопясь, в полной уверенности, что несчастного не примут,
а если примут, то так, что при первом же суровом слове ему придется по-
вернуть назад, и, следовательно, я увижу, как он скачет домой где-нибудь
в Ри или в Мелуне; согласитесь, что и это уже много: одиннадцать лье ту-
да и столько же обратно.

Монтале пожала плечами.

- Смейтесь, если вам угодно, сударыня; но если бы вы не сидели с
удобством на гладких камнях ограды, взобрались бы верхом на ветку, то и
вы, подобно мне, желали бы сойти вниз как можно скорее.

- Минуточку терпения, дорогой Маникан, одну минуточку. Итак, вы гово-
рите, что вы миновали Ри и Мелун?

- Да, я миновал Ри и Мелун, я продолжал путь, удивляясь, что он не
едет назад, наконец, приехав в Фонтенбло, расспрашиваю, осведомляюсь у
всех, где де Гиш, никто не видел его, никто не разговаривал с ним в го-
роде, оказывается, он прискакал галопом, въехал в ворота замка и исчез.
С восьми часов вечера я ищу его по всему Фонтенбло, спрашиваю о нем всех
и каждого, нет де Гиша! Я умираю от беспокойства Вы понимаете, не мог же
я броситься прямо в волчью пасть, не мог сам войти в замок, подобно мое-
му неосторожному другу; я пошел к службам и вызвал вас письмом. Теперь,
мадемуазель, ради самого неба, успокойте меня.

- Это совсем не трудно, дорогой Маникан; ваш друг де Гиш бью принят
как нельзя лучше.

- Да неужели?

- Король обласкал его.

- Как? Король, который сам отправил его в изгнание?

- Принцесса улыбалась ему; принц, кажется, полюбил его больше, чем
прежде.

- Вот как, - протянул Маникан. - Теперь понятно, почему он остался. А
обо мне он ничего не говорил?

- Ни слова.

- Очень дурно с его стороны. Что он теперь делает?