для этого выигрывает в карты у вольняшек! Как будто на [
анекдот!
лег животом на подоконник третьего этажа и сильным голосом стал петь одну
блатную песню за другой. Песни его легко переходили через вахту, через
колючую проволоку, их слышно было на тротуаре Большой Калужской, на
троллейбусной остановке и в ближней части Нескучного сада. В песнях этих
воспевалась "легкая жизнь", убийства, кражи, налёты. И не только никто из
надзирателей, воспитателей, вахтёров не помешал ему -- но даже окрикнуть его
никому не пришло в голову. Пропаганда блатных взглядов, стало быть, вовсе не
противоречила строю нашей жизни, не угрожала ему. Я сидел в зоне и думал: а
что если бы сейчас на третий этаж поднялся я, да из того же окна с той же
силой голоса пропел что-нибудь о судьбе военнопленного, вроде "Где ты, где
ты?", слышанное мной во фронтовой контрразведке, или сочинил бы что-нибудь о
судьбе униженного растоптанного фронтовика, -- что' бы тут поднялось! Как бы
забегали! Да тут бы в суете пожарную лестницу на меня надвинули, не стали бы
ждать, пока кругом обегут. Рот бы мне заткнули, руки связали, [намотали] бы
новый [срок!] А блатной поёт, вольные москвичи слушают -- и как будто так и
надо...
старой России существовал (а на Западе и существует) неверный взгляд на
воров как на неисправимых, как на постоянных преступников ("костяк
преступности"). Оттого на этапах и в тюрьмах от них обороняли политических.
Оттого администрация, как свидетельствует П. Якубович, ломала их вольности и
верховенство в арестантском мире, запрещала им занимать артельные должности,
доходные места, решительно становилась на сторону прочих каторжан. "Тысячи
их поглотил Сахалин и не выпустил". В старой России к
рецидивистам-уголовникам была одна формула: "Согните им голову под железное
ярмо закона!" (Урусов). Так к 1914 году воры не хозяйничали ни в стране, ни
в русских тюрьмах.
потом за гражданскую войну все человеческие страсти очень распустились, а
воровские первее всех, и уж никак не хотели головы гнуться под ярмо, да им
объявили, что и не надо. Находили очень полезным и забавным, что они --
враги частной собственности, а значит сила революционная, надо ввести её в
русло пролетариата, да это и затруднений не составит. Тут подросла им и
небывалая многолюдная смена из сирот гражданской войны -- беспризорники,
шпана. Они грелись у асфальтовых котлов НЭПа и в виде первых уроков обрезали
дамские сумочки с руки, рвали крючьями чемоданы из вагонных окон. Социально
рассуждая: ведь во всём виновата [среда?] Так перевоспитаем этих здоровых
люмпенов и включим в строй сознательной жизни! Тут были и первые коммуны, и
колонии, и "Путёвка в жизнь". (Только не заметили: беспризорники -- это еще
не были [воры в законе], и исправление беспризорников ни о чём не говорило:
они еще не все испортиться-то успели.)
кто ж кого перевоспитал: чекисты ли -- у'рок? или урки -- чекистов? Урка,
принявший чекистскую веру -- это уже [сука], урки его режут. Чекист же,
усвоивший психологию урки, -- это [напористый] следователь 30-40-х годов или
[волевой] лагерный начальник, они в чести, они продвигаются по службе.
заступайся за тех, кого бьют. Жди своей очереди.)
делал Гитлер. Так делал Сталин.
их "честном" слове. Почитаешь -- и Дон-Кихоты и патриоты! А встретишься с
этим мурлом в камере или в воронке...
перила парохода да через стол следователя! Вы, никогда не встречавшиеся с
блатными в вашей беззащитности!
доходяг! Когда нужно с замерзающего снять последние портянки -- они не
брезгуют и ими. Их великий лозунг -- "умри ты сегодня, а я завтра!"
Почему они не грабят [особых] дач? Почему не останавливают длинных чёрных
автомобилей? Потому что ожидают там встретить победителя Колчака? Нет,
потому что автомобили и дачи хорошо защищены. А магазины и склады находятся
под сенью закона. Потому что реалист Сталин давно понял, что всё это --
жужжанье одно -- перевоспитание урок. И перекинул их энергию, натравил на
граждан собственной страны.
государственная, казенная кража? ящик со склада? три картофелины из колхоза?
Десять лет! (А с 47-го и двадцать!) [Вольная] кража? Обчистили квартиру, на
грузовике увезли всё, что семья нажила за жизнь? Если при этом не было
убийства, то [до одного года], иногда -- 6 месяцев...
воруй у частных лиц! Ведь частная собственность -- отрыжка прошлого. (А
персональная собственность -- надежда будущего...)
они брать там, где трудно, опасно, сносят головы? Нет. Трусливо и алчно
попёрли туда, куда их поноравливали -- раздевать одиноких прохожих, воровать
из неогражденных квартир.
вечно висящей над гражданином угрозы: не иди в темноте! не возвращайся
поздно! не носи часов! не имей при себе денег! не оставляй квартиру пустую!
Замки! Ставни! Собаки! (Не обчищенные вовремя фельетонисты теперь высмеивают
дворовых верных собак... *(1)
преступников, даже дела не стали заводить, чтобы не портить себе отчётности:
потеть ли его ловить, если ему дадут шесть месяцев, а по зачётам сбросят
три? Да и пойманных бандитов еще будут ли судить? Ведь прокуроры *(2)
"снижают преступность" (этого требуют от них на каждом совещании) тем
странным способом, что просто заминают дела, особенно если по делу
предвидится много обвиняемых.
уголовников. Эй, поберегись свидетель на суде! -- они скоро все вернутся, и
нож в бок тому, кто свидетельствовал!
чемодан твоего соседа -- зажмурься! иди мимо! ты ничего не видел! Так
воспитали нас и воры и -- законы!
только не о литературе) проливала крокодиловы слёзы в большой статье: ночью
на московской улице под окнами двух семей с шумом убивали и убили человека.
Выяснилось позже, что обе семьи (наши! советские!) были разбужены,
поглядывали в окна, но не вышли на помощь: жены не пустили мужей. И какой-то
их однодомец (может быть и он был тогда разбужен? но об этом не пишется),
член партии с 1916 года, полковник в отставке (и, видимо, томясь от
безделья) взял на себя обязанность общественного обвинителя. Он ходит по
редакциям и судам и требует привлечь эти две семьи за [соучастие] в
убийстве! Гремит и журналист: это не подпадает под кодекс, но это -- позор!
позор!
этой написано всё, кроме главного. Кроме того, что:
народа затопила всю страну волной убийц, бандитов и воров, которых с трудом
переловили после войны. (Вора миловать -- доброго погубить.)
пределе необходимой обороны" -- и ты имеешь право обнажать нож не раньше,
чем преступник занесёт над тобой свой нож, и пырнуть его не раньше, чем он
тебя пырнёт. В противном случае будут судить [тебя!] (А статьи о том, что
самый большой преступник -- это нападающий на слабого -- в нашем
законодательстве нет!..) Эта боязнь превзойти меру необходимой обороны
доводят до полного расслабления национального характера. Красноармейца
Александра Захарова у клуба стал бить хулиган. Захаров вынул складной
перочинный нож и убил хулигана. Получил за это -- 10 лет как за чистое
убийство! "А что я должен был делать?" -- удивлялся он. Прокурор Арцишевский
ответил ему: "Надо было убежать!" -Так [[кто]] выращивает хулиганов?!
огнестрельное либо холодное оружие -- но и [не берет] их защиты на себя!
Государство отдаёт своих граждан во власть бандитов -- и через прессу смеет
призывать к "общественному сопротивлению" этим бандитам! Сопротивлению --
[чем?] Зонтиками? Скалками? -- Сперва развели бандитов, потом начали
собирать против них народные дружины, которые, действуя [вне
законодательства], иногда и сами превращаются в тех же. А ведь как можно
было просто с самого начала "Согните им голову под ярмо закона!" Так
Единственно-Верное Учение поперёк дороги!
палками? Либо бандиты убили бы их, это скорей. Либо они убили бы бандитов --
и сели бы в тюрьму за превышение необходимой обороны. Полковник в отставке
на утреннем выводе своей собаки мог бы в обоих случаях посмаковать событие.
"Набережная утренней зари", где рабочие без ведома властей сами вылавливают
воров и сами их наказывают, -- такая самодеятельность не была бы у нас
обрублена как самовольство? Такой ход мысли и фильм такой -- разве у нас
возможны?
Посняков Андрей
Панов Вадим
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Вронский Константин
Белогорский Евгений