быть огорчения! Просто обыкновенное горе. - И каким-то деревянным тоном
сообщил: - Ну, надо было ознакомиться с комплектом секретных чертежей.
Жена правильно рассчитала: бомбежка, пожар - наиболее для этого
благоприятное время, но почему-то замешкалась. Сначала рухнул лестничный
пролет, а потом обвалилась стена. Сейчас бомбят, знаете ли, ежедневно, так
что, пожалуй, учтите. - Встал, подал руку. - Да, чуть не забыл. Ваш
Алексей Зубов в Берлине.
Посмотрел на потолок, видимо не желая встречаться глазами с Вайсом,
сказал: - Зубов командует военнопленными, которых присылают из лагерей для
разборки развалин после бомбежек, но работают они также и во время
бомбежек: спасают погребенных в бомбоубежищах немцев.
изощренная тонкость ума. Типичный боевик. Он, знаете ли, во время
восстания пробрался в варшавское гетто, говорят, совмещал в своем лице и
Давида и Голиафа. Таскал на спине станковый пулемет, меняя огневую позицию
на крышах, и прошивал фашистов словно мишени на полигоне. Двое из боевой
группы приволокли его домой чуть живого. И, представьте, эта его Бригитта
через свои связи добилась для него назначения на работу в Берлин. Странная
особа. Меня представили ей случайно в доме, где я массирую одного видного
имперского сановника. И сразу же она вцепилась в меня, умоляя лечить ее
супруга. Еле отбился.
предпочитаю держаться подальше: любители висеть на волоске - самая
трудновоспитуемая публика. - Насмешливо заметил: - Вы, кажется, тоже
некогда обнаруживали склонность к этому занятию? - И вдруг лицо его
побелело, профессор схватился за сердце. - Идите, идите, - махнул он
рукой, - это у меня быстро проходит... - И сердито прикрикнул, так как
Вайс не двинулся с места. - Я же вам сказал - вон!
Вайса. - Это такое счастье, что ты живой!
признался: - Разумеется, я вспоминал о тебе, Генрих, беспокоился главным
образом о том, чтобы ты не допустил какого-нибудь промаха. Клял себя за
то, что не проэкзаменовал тебя по всей нашей технике. Это было мое
упущение.
иронически осведомился Генрих.
скрывать свои чувства.
Вайс. - Мне в самом деле не терпится узнать, что тут происходило с тобой.
услышал то, что хотел. Ну что, доволен ли мной Штутгоф?
радионавигационные приборы, которые изготовлял секретный цех, где она
работала, предназначались для "Фау". Что-то неладное происходило в этом
цехе: большинство снарядов почему-то не достигало цели, падало в море.
Дело в том, что в особых маслах для смазки механизмов оказались ничтожные
доли эфирного вещества, оно испарялось особо интенсивно в период полета
снаряда, смазка затвердевала, и траектория полета изменялась.
человека с инженерным образованием, в техническую группу гестапо, которой
было поручено произвести следствие по этому делу.
остроумную порчу смазочных масел, я склонил комиссию гестапо к тому, что
дефект снарядов заключается в некоторых просчетах, связанных с недоучетом
силы притяжения водной поверхности. Мне пришлось немало потрудиться над
проблемами баллистики. Моя аргументация выглядела весьма убедительной.
Через профессора я посоветовал его супруге впредь производить смазку
навигационных механизмов только после их сдачи техническим представителям
ВВС. Только и всего.
летающего снаряда. Она, очевидно, хотела узнать, в чем заключалось его
отличие от прежнего...
заключением, его сочли наивным и беспомощным. И я отделался сравнительно
легко: лишился права принимать участие в подобных технических экспертизах.
Занят главным образом тем, что помогаю дяде. На него возложены обязанности
управляющего делами СС. Чисто финансовая и хозяйственная деятельность. -
Пожаловался: - Когда я был уверен, что тебя убили, ты думаешь, мне было
легко сидеть с ним по ночам в его кабинете и заниматься этой проклятой
канцелярщиной? А он, как назло, проникся ко мне особо нежными родственными
чувствами, то обнимет меня, то положит руку на плечо, заботливо спрашивая:
"Мой дорогой, налить тебе еще кофе?" Чувствуя на своем плече руку убийцы
отца, я содрогался от ненависти и омерзения. Мне стоило неимоверного труда
вести себя спокойно: так хотелось влепить ему пулю в лоб!
то, что, мне казалось, представляло интерес. А потом стал думать: когда ты
был со мной, ты мне верил. А когда ты погиб, нет никого из твоих, кто бы
захотел мне верить. Я решил, что меня просто используют - используют, не
доверяя мне. Эти сомнения были очень мучительны. Тогда я вместо информации
положил в тайник письмо, неизвестно кому адресованное, в котором изложил
свои чувства и сомнения. И профессор назначил мне встречу.
по-человечески он понимает меня и поэтому не мог не откликнуться на мое
письмо. - Генрих задумчиво усмехнулся. - А вообще странно и даже как-то
смешно: когда я думал, что ты погиб и я очутился в одиночестве, я
почувствовал себя несчастным, каким-то брошенным, но отнюдь не свободным.
Тебя нет, а я все равно должен исполнять свой долг перед тобой.
сущности, именно сейчас ты совершенно свободен, внутренне свободен от
власти тех, кого ты сам считаешь позором Германии. Разве это не настоящая
свобода?
войну, имел георгиевские кресты всех степеней, ну, вроде ваших железных, а
был судим военно-полевым судом за то, что призывал солдат повернуть оружие
против царя. Ты не изменник, нет. Ты враг врагов Германии, фашистской
клики. Послушай, я тебе расскажу... Там, в тюрьме, я познакомился с
несколькими участниками заговора против фюрера. Одни из них хотели убить
Гитлера толко для того, чтобы убрать одиозную личность, ставшую символом
фашизма. Заменить его другим, не столь скомпрометированным перед мировой
общественностью лицом, которому уже в блоке с США и Англией удалось бы
продолжить то, что не удалось сделать Гитлеру... А другие, - сказал с
волнением Вайс, - надеялись на то, что убийство Гитлера послужит сигналом
для восстания антифашистских сил, на то, что Советская Армия не даст
подавить это восстание и немецкий народ получит возможность избрать
народное правительство. - Произнес грустно: - Мне как-то довелось
встретиться с полковником Штауфенбергом - тем самым, что потом совершил
покушение на Гитлера. Так вот, когда он беседовал со мной, он все старался
выведать у меня, как у абверовца, какие-нибудь сведения о подпольных
организациях немцев и военнопленных. Должно быть, он искал связи с ними и,
возможно, с советским командованием. - Вайс развел руками, произнес
грустно: - Потом, когда я узнал в тюрьме, какой это человек, мне было
горько думать, что я ничем не помог ему.
впечатлениями узника. Когда тебя приговорили к смерти, о чем ты думал?
нелепости такой смерти. Представляешь: пасть жертвой вражды между двумя
фашистскими службами - и только. Перед казнью человек, если он настоящий
человек, борется с собой, собирает все свои силы, чтобы умереть достойно,
он весь поглощен этой мыслью. А я что мог? Для чего мне было
демонстрировать гестаповцам, каким стойким может быть немецкий фашистский
офицер перед казнью? Да на черта мне это нужно! И поэтому смерть мне
казалась особенно подлой, ужасной, и я не просто трусил, а прямо вся душа
корчилась.