Чтение 188–й страницы книги ~Граф Монте-Кристо~

- В таком случае, - сказала она, - посмотри хорошенько на этого чело-
века.

Старик испытующе и слегка удивленно посмотрел па Морреля.

- Это Максимилиан Моррель, сын почтенного марсельского негоцианта, о
котором ты, наверно, слышал.

- Да, - показал старик.

- Это незапятнанное имя, и Максимилиан украсит его славой, потому что
в тридцать лет он уже капитан спаги, кавалер Почетного легиона.

Старик показал, что помнит это.

- Так вот, дедушка, - сказала Валентина, опускаясь на колени перед
стариком и указывая на Максимилиана, - я люблю его и буду принадлежать
только ему! Если меня заставят выйти замуж за другого, я умру или убью
себя.

В глазах паралитика был целый мир взволнованных мыслей.

- Тебе нравится Максимилиан Моррель, правда, дедушка? - спросила Ва-
лентина.

- Да, - показал неподвижный старик.

- И ты можешь нас защитить, нас, твоих детей, от моего отца?

Нуартье устремил свой вдумчивый взгляд на Морреля, как бы говоря:
"Это смотря по обстоятельствам".

Максимилиан понял.

- Мадемуазель, - сказал он, - в комнате вашей бабушки вас ждет свя-
щенный долг; разрешите мне побеседовать несколько минут с господином Ну-
артье?

- Да, да, именно этою я и хочу, - сказали глаза старика.

Потом он с беспокойством взглянул на Валентину.

- Ты хочешь спросить, как он поймет тебя, дедушка?

- Да.

- Не беспокойся; мы так часто говорили о тебе, что он отлично знает,
как я с тобой разговариваю. - И, обернувшись к Максимилиану с очарова-
тельной улыбкой, хоть и подернутой глубокой печалью, она добавила: - Он
знает все, что я знаю.

С этими словами Валентина поднялась с колец, придвинула Моррелю стул
и велела Барруа никого не впускать; затем нежно поцеловав деда и грустно
простившись с Моррелем, она ушла.

Тогда Моррель, чтобы доказать Нуартье, что он пользуется доверием Ва-
лентины и знает все их секреты, взял словарь, перо и бумагу и положил
все это на стол, подле лампы.

- Прежде всего, - сказал он, - разрешите мне, сударь, рассказать вам,
кто я такой, как я люблю мадемуазель Валентину и каковы мои намерения.

- Я слушаю, - показал Нуартье.

Внушительное зрелище представлял этот старик, казалось бы, бесполез-
ное бремя для окружающих, ставший таинственным защитником, единственной
опорой, единственным судьей двух влюбленных, молодых, красивых, сильных,
едва вступающих в жизнь.

Весь его вид, полный необычайного благородства и суровости, глубоко
подействовал на Морреля, и он начал говорить с дрожью в голосе.

Он рассказал, как познакомился с Валентиной, как полюбил ее и как Ва-
лентина, одинокая и несчастная, согласилась принять его преданность. Он
рассказал о своих родных, о своем положении, о своем состоянии; и не
раз, когда он вопросительно взглядывал на паралитика, тот взглядом гово-
рил ему:

- Хорошо, продолжайте.

- Вот, сударь, - сказал Моррель, окончив первую часть своею рассказа,
- я поведал вам о своей любви и о своих надеждах. Рассказывать ли теперь
о наших планах?

- Да, - показал старик.

- Итак, вот на чем мы порешили.

И он рассказал Нуартье: как ждал в огороде кабриолет, как он собирал-
ся увезти Валентину, отвезти ее к своей сестре, обвенчаться с ной и в
почтительном ожидании надеяться на прощение господина де Вильфор.

- Нет, - показал Нуартье.

- Нет? - спросил Моррель. - Значит, так поступать не следует?

- Нот.

- Вы не одобряете этот план?

- Нот.

- Тогда есть другой способ, - сказал Моррель.

Взгляд старика спросил: какой?

- Я отправлюсь к Францу д'Эпине, - продолжал Максимилиан, - я рад,
что могу вам это сказать в отсутствие мадемуазель де Вильфор, - и буду
вести себя так, что ему придется поступить, как порядочному человеку.

Взгляд Нуартье продолжал спрашивать.

- Вам угодно знать, что я сделаю?

- Да.

- Вот что. Как я уже сказал, я отправлюсь к нему и расскажу ему об
узах, связывающих меня с мадемуазель Валентиной. Если он человек чуткий,
он сам откажется от руки своей невесты, и с этого часа я до самой своей
смерти буду ему проданным и верным другом. Если же он не согласится на
это из соображений выгоды или из гордости, нелепой после того, как я до-
кажу ему, что это будет насилием над моей нареченной женой, что Валенти-
на любит меня и никогда не полюбит никого другого, тогда я буду с ним
драться, предоставив ему все преимущества, и я убью его, или он убьет
меня. Если я его убью, он не сможет жениться на Валентине; если он меня
убьет, я убежден, что Валентина за него не выйдет.

Нуартье с величайшей радостью смотрел на это благородное и открытое
лицо; оно отражало все чувства, о которых говорил Моррель, и подкрепляло
их своим прекрасным выражением, как краски усиливают впечатление от
твердого и верного рисунка.

Однако, когда Моррель кончил, Нуартье несколько раз закрыл глаза, что
у пего, как известно, означало отрицание.

- Нет? - сказал Моррель. - Значит, вы не одобряете этот план, как и
первый?

- Да, не одобряю, - показал старик.

- Но что же тогда делать, сударь? - спросил Моррель. - Последними
словами госпожи де Сен-Меран было приказание не откладывать свадьбу ее
внучки; неужели я должен дать этому свершиться?

Нуартье остался недвижим.

- Понимаю, - сказал Моррель, - я должен ждать.

- Да.

- Но всякая отсрочка погубит пас, сударь. Валентина одна по в силах
бороться, и ее принудят, как ребенка. Я чудом попал сюда и узнал, что
здесь происходит; я чудом оказался у вас, но могу же я все-таки рассчи-
тывать, что счастливый случай снова поможет мне. Поверьте, возможен
только какой-нибудь из двух выходов, которые я предложил, - простите мне
такую самоуверенность. Скажите мне, который из них вы предпочитаете?
Разрешаете ли вы мадемуазель Валентине довериться моей чести?

- Нет.

- Предпочитаете ли вы, чтобы я отправился к господину д'Эпине?

- Нет.

- Но, господи, кто же тогда окажет нам помощь, которой мы просим у
неба?

В глазах старика мелькнула улыбка, как бывало всякий раз, когда ему
говорили о небе. Старый якобинец все еще был атеистом.

- Счастливый случай? - продолжал Моррель.

- Нет.

- Вы?

- Да.

- Вы?

- Да, - повторил старик.

- Вы хорошо понимаете, о чем я спрашиваю, сударь? Простите мою нас-
тойчивость, но от вашего ответа зависит моя жизнь: наше спасение придет
от вас?

- Да.

- Вы в этом уверены?

- Да.

- Вы ручаетесь?

- Да.

И во взгляде, утверждавшем это, было столько твердости, что нельзя
было сомневаться в воле, если не во власти.

- О, благодарю вас, тысячу раз благодарю! Но, сударь, если только бог
чудом не вернет вам речь и движение, каким образом сможете вы, прикован-
ный к этому креслу, немой и неподвижный, воспротивиться этому браку?

Улыбка осветила лицо старика, странная улыбка глаз на этом неподвиж-
ном лице.

- Так, значит, я должен ждать? - спросил Моррель.

- Да.

- А договор?

Глаза снова улыбнулись.

- Неужели вы хотите сказать, что он не будет подписан?

- Да, - показал Нуартье.

- Так, значит, договор даже не будет подписан! - воскликнул Моррель.
- О, простите меня! Ведь можно сомневаться, когда тебе объявляют об ог-
ромном счастье: договор не будет подписан?

- Нет, - ответил паралитик.

Несмотря на это, Моррель все еще не верил. Это обещание беспомощного
старика было так странно, что его можно было приписать не силе воли, а
телесной немощи: разве не естественно, что безумный, не ведающий своего
безумия, уверяет, будто может выполнить то, что превосходит его силы?
Слабый толкует о неимоверных тяжестях, которые он поднимает, робкий - о
великанах, которых он побеждает, бедняк - о сокровищах, которыми он вла-