побег из города, обращение зла во благо, ребеночек, прекрасный маленький
ребеночек... Но не ощущая больше его прикосновения, Целестина вновь начала
соскальзывать в слепые глубины сна без сновидений, и голос ее становился все
менее разборчивым. Миляга встал и попятился к двери, а она тем временем
шепотом завершила очередной круг.
одну историю.
и открыл дверь.
она. - Я хочу... чтобы ты... запомнил... дитя мое.
звуки показались бы бессмыслицей для любого уха, кроме его собственного, но
он-то сумел угадать, что прошептали ее губы, пока она падала в черную яму
сна без сновидений.
головы его охватила дрожь, и, лишь помедлив несколько секунд на пороге, он
сумел частично взять себя в руки. Повернувшись, он увидел у подножия
лестницы Клема, который копался в коробке со свечами.
Про женщину по имени Низи Нирвана. Ты знаешь, что это значит?
посылала Юдит привести меня, она велела ей передать мне его.
протянул одну из них обратно.
вслед. Конечно, это не шедевр поварского искусства, но ведь надо чем-то
поддержать силы. И если ты не возьмешь ее сейчас, считай, что ее не было -
скоро возвращается Понедельник.
пива и вернулся в Комнату Медитации, тщательно закрыв за собой дверь.
Воспоминания о Пае не ждали его у порога - возможно, потому, что мысли его
до сих пор были заняты тем, что он услышал от своей матери. И лишь когда он
расставил свечи на каминной полке и стал зажигать одну из них, за спиной у
него раздался мягкий голос Пая.
был озабоченный и смущенный.
любопытство. Я слышал, как Эбилав спрашивал у Люциуса пару дней назад, и был
очень удивлен.
Сосок во рту.
его разговоров с мистифом такой фрагмент, который имел прямое отношение к
его теперешним заботам. Вот в этой самой комнате они говорили о первых
воспоминаниях детства, и Маэстро овладела та же самая боль, которую он
чувствовал в себе сейчас, по той же самой причине.
нравится...
всяком случае, она не пугала меня, как какая-нибудь история о привидениях.
Все было гораздо хуже...
Миляга подумал, что разговор на этом и оборвется, причем он не был уверен,
что это не соответствует его тайному желанию. Но, похоже, одно из неписаных
правил этого дома состояло в том, что ни один из вопросов, заданных
прошлому, не оставался без исчерпывающего ответа, пусть даже и самого
неприятного.
иногда бывает трудно определить, чего боится ребенок.
сердцем ребенка, - сказал Пай.
запомнил, дитя мое, - и я уже знал, что за этим последует. - Жила-была
женщина, звали ее Низи Нирвана, и отправилась она в город злодейств и
беззаконий...
собственных уст. Женщина, город, преступление, ребенок, а потом, с
тошнотворной неизбежностью, история начиналась снова, и вновь была женщина,
и вновь - город, и вновь - преступление...
заметил Пай.
это была тайна его матери, боль его матери. Ну, конечно, чья же еще? Низи
Нирвана была Целестиной, а город злодейств и беззаконий - Первым Доминионом.
Она рассказывала ребенку историю своей собственной жизни, зашифрованной в
коротенькой мрачной сказке. Но, что еще более странно, она включала и
слушателя в ткань этой сказки, а вместе с ним - и сам акт рассказывания,
создавая круг, за пределы которого невозможно выйти, потому что все его
составляющие элементы пойманы в ловушку и заперты внутри. Может быть, именно
эта безвыходность угнетала его, когда он был ребенком? Однако у Пая была
другая теория, и он высказал ее из далекого прошлого.
знал, в чем заключается преступление, но знал, что оно ужасно. Твое
воображение, наверное, просто подняло бунт.
знал больше, чем знало прошлое, и от этого несоответствия стекло, в которое
он наблюдал за ним, треснуло. К тому ощущению боли, которое он принес с
собой в эту комнату, добавилось горькое чувство потери. Сказка о Низи
Нирване словно стала границей между тем человеком, который жил в этих
комнатах двести лет назад, не подозревая о своем божественном происхождении,
и тем, кем он был сейчас - человеком, который знал, что сказка эта была
историей его собственной матери, а преступление, о котором в ней шла речь, и
было тем событием, в результате которого он появился на свет. На этом свой
флирт с прошлым пора было кончать. Он узнал все необходимое о Примирении, и
дальнейшим блужданиям просто нет оправдания. Настало время распрощаться с
убежищем воспоминаний, а вместе с ним - и с Паем.
благоразумно пить алкоголь в такой момент, но ему хотелось выпить за свое
прошлое, прежде чем оно окончательно скроется из виду. Ему пришло в голову,
что, наверное, перед Примирением им с Паем доводилось пить за скорое
наступление Золотого века. Интересно, сможет ли он вызвать этот момент в
памяти и присоединить свое сегодняшнее желание к желаниям прошлого - еще
один, самый последний раз? Он поднес бутылку к губам и, отхлебнув пива,
услышал в противоположном конце комнаты смех Пая. Он посмотрел туда и увидел
образ своего возлюбленного, таящий на глазах, - даже не со стаканом, а с
целым графином в руке мистиф поднимал тост за будущее. Он протянул вперед
руку с бутылкой, но мистиф таял слишком быстро. Прежде чем прошлое и будущее
успели чокнуться, видение исчезло. Настало время действовать.
бутылку на каминную полку, Миляга вышел на площадку, чтобы выяснить, по
какому поводу стоит такой гвалт. Мальчик стоял в дверях и описывал Клему и
Юдит загадочное состояние города. Он заявил, что никогда еще не видел такой
странной субботней ночи. Улицы практически пусты; единственная штука,
которая движется, - это светофоры.
не трахает, чем ты занят!
нас рассчитывает.
Слушай, присматривай за нашим Боссом, о'кей? Если что не так, всегда можно
позвать Ирландца и остальных.
лично так понимаю: чем больше друзей, тем лучше. - Он повернулся к Юдит. - Я
тебя жду, - сказал он и вышел на улицу.