ей пришлось отложить поездку в город, она хотела посмотреть на свой
разрушенный, сгоревший дом.
стирала и сушила пеленки над жестяной печной трубой, выносила на
лестничную площадку куски штукатурки, даже пробовала носить снизу воду.
холодной кухне на лбу ее вдруг выступал пот.
самочувствие. Но как-то утром, выйдя в кухню за дровами, Александра
Владимировна потеряла сознание, упала на пол и расшибла себе в кровь
голову. Степан Федорович и Вера уложили ее в постель.
только для вас сюда приехала, но и для себя. Боюсь только, замучишься ты
со мной, пока я на ноги стану.
трудом, - вода, дрова, молоко. На дворе пригревало солнце, а в комнатах
было сыро и холодно, приходилось много топить.
не хватало. Весь день Вера топталась в комнате и в кухне, то ходила за
молоком и хлебом, стирала, мыла посуду, таскала снизу воду. Руки у нее
стали красные, лицо обветрилось, покрылось пятнами. От усталости, от
постоянной работы на сердце стояла ровная серая тяжесть. Она не
причесывалась, редко мылась, не смотрелась в зеркало, тяжесть жизни
подмяла ее. Все время мучительно хотелось спать. К вечеру руки, ноги,
плечи ныли, тосковали по отдыху. Она ложилась, и Митя начинал плакать. Она
вставала к нему, кормила, перепеленывала, носила на руках по комнате.
Через час он вновь начинал плакать, и она опять вставала. На рассвете он
просыпался и уж больше не засыпал, и она в полумраке начинала новый день,
не выспавшись, с тяжелой, мутной головой, шла на кухню за дровами,
растапливала печь, ставила греть воду - чай для отца и бабушки принималась
за стирку. Но удивительно, она никогда теперь не раздражалась, стала
кроткой и терпеливой.
северную часть Сталинграда, в заводской поселок. То ли он хотел посмотреть
свой дом и завод, то ли рассердился на невестку, оставившую сына в
Ленинске, то ли не хотел, чтобы она ела спиридоновский хлеб, и уехал,
оставив ей свою карточку.
ведра, выварка, полная воды, мешок угля, едва ее сильные, молодые руки
брались за работу.
камешек, смотрела, как блестит весенняя вода, как подымается пар над
степью.
покой не вернулся с тишиной. С тишиной пришла тоска, и, казалось, легче
было, когда ныли в воздухе немецкие самолеты, гремели снарядные разрывы и
жизнь была полна огня, страха, надежды.
охватывала ее. И одновременно мучительно жалко становилось Викторова -
Боже, Боже, бедный Ваня, какой у него хиленький, худенький, плаксивый
сынок.
на третий этаж, бралась за работу, и тоска тонула в суете, в мутной,
мыльной воде, в печном дыму, в сырости, текущей со стен.
Владимировны, всегда спокойных и ясных, появлялось невыносимо печальное и
нежное выражение.
пятимесячным Митей не говорила о Викторове.
плесень со стен, побелила темные углы, отмыла грязь, казалось, намертво
въевшуюся в паркетины. Она устроила великую стирку, которую Вера
откладывала до теплых времен, этаж за этажом очистила лестницу от мусора.
трубой, - труба безобразно провисла, на стыках из нее капала смолянистая
жижа, собиралась лужицами на полу. Наталья обмазала трубу известкой,
выпрямила, подвязала проволоками, повесила на стыках пустые консервные
банки, куда капала смола.
казалось, что шумная и дерзкая женщина, любившая говорить глупости о бабах
и мужиках, должна была не понравиться Шапошниковой. С Натальей сразу
оказались знакомы множество людей - и линейный монтер, и машинист из
турбинного зала, и водители грузовых машин.
придет. Свататься ко мне надумал, носатый.
лестницу мыла.
свезет. Ты в кабину с ребенком сядешь, а я в кузове.
получше, и я бы с вами поехала.
вчера стирала, у него и белье, и носки совсем рваные.
Владимировне, дважды привозил к ней из города врача, помогал Вере ставить
ей банки, иногда совал в руку конфету и говорил:
неприятности. Но когда она спрашивала его, есть ли новости из обкома,
Степан Федорович качал головой и начинал говорить о чем-нибудь другом.
Степан Федорович, придя домой, сел на кровать рядом с Александрой
Владимировной и сказал:
сильная, упрямая красота, с которой тяжелая жизнь ничего не может
поделать. Все в Наталье было красиво - и шея, и молодая грудь, и ноги, и
обнаженные почти до плеч стройные руки. "Философ без философии", -
подумала Александра Владимировна. Она часто замечала, как не привыкшие к
нужде женщины блекли, попав в тяжелые условия, переставали следить за
своей наружностью, - вот и Вера так. Ей нравились девушки-сезонницы,
работницы в тяжелых цехах, военные регулировщицы, которые, живя в бараках,
работая в пыли, грязи, накручивали перманент, гляделись в зеркальце,
пудрили облупившиеся носы; упрямые птицы в непогоду, вопреки всему, пели
свою птичью песню.
Веру, подтянул ее к себе, обнял и, точно прося прощения, поцеловал.
собираюсь выздороветь и жить на свете.
воды, поставила таз на пол возле кровати и, став на колени, проговорила:
сейчас.
Владимировна.
60
улыбнулось, - она в этот день впервые поднялась на ноги, бледная и худая,
сидела у стола, надев очки, читала книгу.
изрыто окопами, воронка на воронке, черепки да ямы.
есть. О бойцах народного ополчения ничего узнать не пришлось. Хоронят
бойцов, хоронят, и все новых находят, то в подвалах, то в окопчиках. А
металлу, лома там...