начальником строительного отряда (то есть распоряжалась уже и инженерами!) И
на всех красных досках ДмитЛага красовалась эта зубастая [сука] (см. фото) в
кожанке и с полевой сумкой (сдрюченных с кого-нибудь). Её руки умеют бить
мужчин, глаза у неё ведьмины. Её-то и прославляет Авербах!
бей и топчи!
хранят воровской закон. А я сколько не смотрел на тех и других, не замечал,
чтобы одно отребье было благороднее другого. Воры выламывали у эстонцев
золотые зубы кочергой. Воры (в КрасЛаге, 1941 год) топили литовцев в уборной
за отказ отдать им посылку. Воры грабили осужденных на смерть. Воры шутя
убивают первого попавшегося однокамерника, чтобы только затеять новое
следствие и суд, пересидеть зиму в тепле или уйти из тяжелого лагеря, куда
уже попали. Что ж говорить о такой мелочи, как раздеть-разуть кого-то на
морозе? Что говорить об отнятых пайках?
настоящими людьми (и тем, мол, выдают свою звериную сущность).
их "романтическая вольница" есть вольница вурдалаков. *(8)
кодекс" и своеобразное понятие о чести. Но не в том, что они патриоты, как
хотелось бы нашим администраторам и литераторам, а в том, что они совершенно
последовательные материалисты и последовательные пираты. И хотя за ними так
ухаживала диктатура пролетариата -- не уважали они её ни минуты.
приходится почти столько же, сколько и на волю, то они и в тюрьме хотят
срывать цветы жизни, и какое им дело -- для чего эта тюрьма задумана и как
страдают другие тут рядом. Они -- непокорны, и вот пользуются плодами этой
непокорности -- и почему им заботиться о тех, кто гнет голову и умирает
рабом? Им нужно есть -- и они отнимают всё, что видят съедобное и вкусное.
Им нужно пить -- и они за водку продают конвою вещи отобранные у соседей. Им
нужно мягко спать -- и при их мужественном виде считается у них вполне
почётным возить с собой подушку и ватное одеяло или перину (тем более, что
там хорошо прячется нож). Они любят лучи благодатного солнца, и если не
могут выехать на черноморский курорт, то загорают на крышах строительств, на
каменных карьерах, у входов в шахту (под землю пусть спускаются кто дурней).
У них великолепно откормленные мускулы, собирающиеся в шары. Бронзовую кожу
свою они отдают под татуировку, и так постоянно удовлетворена их
художественная, эротическая и даже нравственная потребность: на грудях, на
животах, на спинах друг у друга они разглядывают могучих орлов, присевших на
скалу или летящих в небе; [балдоху] (солнце) с лучами во все стороны; женщин
и мужчин в слиянии; и отдельные органы их наслаждений; и вдруг около сердца
-- Ленина или Сталина, или даже обоих (но это стоит ровно столько, сколько и
крестик на шее у блатного). Иногда посмеются забавному кочегару,
закидывающему уголь в самую задницу или обезьяне, предавшейся онанизму. И
прочтут друг на друге хотя и знакомые, но дорогие в своём повторении
надписи: "Всех дешевок в рот...!" (Звучит победно, как "Я -- царь
Ассаргодон!") Или на животе у блатной девчонки: "Умру за горячую...!" И даже
скромную некрупную мораль на руке, всадившей уже десяток ножей под ребра:
"Помни слова матери!" Или: "Я помню ласки, я помню мать." (У блатных --
культ матери, но формальный, без выполнения её заветов.)
Доступней всех наркотиков -- анаша' (из конопли), она же [плантчик],
заворачиваемая в закурку. С благодарностью они об этом и поют:
чужды буржуа и тем коммунистам, которые имеют дачи и автомобили. Всё, что
они встречают на жизненном пути, они берут как своё (если это не слишком
опасно). Даже когда у них всего вдоволь, они тянутся взять чужое, потому что
приедчив вору некраденный кусок. Отобранное из одежки они носят, пока не
надоест, пока внове, а вскоре проигрывают в карты. Карточная игра ночами
напролёт приносит им самые сильные ощущения, и тут они далеко превзошли
русских дворян прошлых веков. Они могут играть на [глаз] (и у проигравшего
тут же вырывают глаз), играть [под себя], то есть проигрывать себя для
неестественного употребления. Проигравшись, объявляют на барже или в бараке
[шмон], еще находят что-нибудь у фраеров, и игра продолжается.
кормятся, поются и одеваются без него? Конечно, это мешает им сблизиться с
рабочим классом (но так ли уж любит трудиться и рабочий класс? не из-за
горьких ли денег он напрягается, не имея других путей заработать?) Блатные
не только не могут "увлечься азартом труда", но труд им отвратителен и они
умеют это театрально выразить. Например, попав на сельхозкомандировку и
вынужденные выйти за зону сгребать вику с овсом на сено, они не просто сядут
отдыхать, но соберут все грабли и вилы в кучу, подожгут и у этого костра
греются. (Социально-чуждый десятник! -- принимай решение...)
земля. Мобилизованные урки ехали в воинских эшелонах и напевали,
раскачиваясь: "Наше дело правое! -- Наше дело левое! -- Почему все драпают?
-- ды да почему?" Потом воровали что-нибудь, арестовывались и родным этапом
возвращались в тыловую тюрьму. Даже когда уцелевшие троцкисты подавали
заявления из лагерей на фронт, урки не подавали. Но когда действующая армия
стала переваливать в Европу и запахло трофеями, -- они надели обмундирование
и поехали грабить вослед за армией (они называли это шутя "Пятый Украинский
Фронт" ).
Женька Жоголь или Васька Кишкеня с завернутыми голенищами, однощекою
гримасою уважительно выговаривающий священное слово "вор" -- никогда не
поможет [укреплять тюрьму]: врывать столбы, натягивать колючку, вскапывать
предзонник, ремонтировать вахту, чинить освещение зоны. В этом -- честь
блатаря. Тюрьма создана против его свободы -- и он не может работать на
тюрьму! (Впрочем, он не рискует за этот отказ получить 58-ю, а бедному врагу
народа сразу бы припаяли контрреволюционный саботаж. По безнаказанности
блатные и смелы, а кого медведь драл, тот и пня боится.)
установлено, что политика -- щебет, не относящийся к подлинной жизни. Книг
блатные тоже не читают, очень редко. Но они любят литературу устную, и тот
рассказчик, который после отбоя им бесконечно [тискает ро'маны], всегда
будет сыт от их добычи и в почёте, как все сказочники и певцы у примитивных
народов. Ро'маны эти -- фантастическое и довольно однообразное смешение
дешевой бульварщины из великосветской (обязательно великосветской!) жизни,
где мелькают титулы виконтов, графов, маркизов, с собственными блатными
легендами, самовозвеличением, блатным жаргоном и блатными представлениями о
роскошной жизни, которой герой всегда в конце добивается: графиня ложится в
его "койку", курит он только "Казбек", имеет "луковицу" (часы), а его
"прохоря'" (ботинки) начищены до блеска.
там немало казны, -- а ничего в блатных не разглядел, ничего не понял, обо
всём солгал. Так как в нашей литературе 40 лет ничего о лагерях не было,
кроме его пьесы (и фильма потом), то приходится тут на неё отозваться.
учащихся жить, даже не требует отзыва. Но -- о его [аристократах], о
блатных. Погодин умудрился не заметить в них даже той простой черты, что они
[отнимают по праву сильного], а не тайно воруют из кармана. Он их всех
поголовно изобразил мелкими карманными ворами и до надоедания, больше дюжины
раз, обыгрывает это в пьесе и даже у него урки воруют друг у друга
(совершенный вздор! -- воруют только у фраеров, и всё сдается пахану). Так
же не понял Погодин (или не захотел понять) подлинных стимулов лагерной
работы -- голода, битья, бригадной круговой поруки. Даже не разобрался он,
кто в лагере "товарищ", а кто "гражданин". Ухватился же за одно: за
"социальную близость" блатных (это подсказали ему в Управлении канала в
Медвежке, а то еще раньше в Москве Горький) -- и бросился он показывать
[перековку] блатных. И получился пасквиль на блатных, от которого даже мне
хочется их защитить.
[перековку] их не купишь, просто потому, что мировоззрение их ближе к жизни,
чем у тюремщиков, цельнее и не содержит никаких элементов идеализма! -- а
все заклинания, чтоб голодные люди трудились и умирали в труде -- есть
чистый идеализм. И если в разговоре с гражданином начальником или
корреспондентом из Москвы или на дурацком митинге у них слеза на глазах и
голос дрожит -- то это рассчитанная актёрская игра, чтобы получить льготу
или скидку срока -- а внутри урка смеется в этот момент! Урки прекрасно
понимают забавную шутку (а приехавшие столичные писатели -- не понимают). --
Это невозможно, чтобы [сука] Митя вошел безоружный и без надзирателя в
камеру РУРа, -- а местный пахан Костя уполз бы от него под нары! Костя
конечно приготовил нож, а если его нет -- то бросится Митю душить, и один из
них будет мёртв. Вот тут наоборот -- не шутка, а Погодин лепит пошлую шутку.
-- Ужасающая фальшь с "перевоспитанием" Сони (почему? что заставило её взять
тачку?) -- и через неё Кости?! -- и переход двух воров в стрелки? (это
бытовики могут сделать, но не блатные!). И невозможное для трезвых циничных
урок соревнование между бригадами (разве только для смеха над вольняшками).
И самая раздирающе-фальшивая нота: блатные просят дать им правила создания
коммуны!
Контровский Владимир
Юрьев Сергей
Бажанов Олег
Суворов Виктор
Андреев Николай
Ибсен Генрик