Клему. - Береги себя. И его.
свет, и ей не удалось разглядеть Милягу. Только когда она вышла за дверь, и
на улице раздался рев мотора, он обнаружил свое присутствие.
этаже.
Синод.
будет уязвимо.
ястреб.
занял его пост у парадной двери; Он сел на пороге, прислонившись к косяку, и
стал наслаждаться еле уловимым ночным ветерком. Фонари на улице не работали.
Лишь свет луны и звезд выхватывали из темноты отдельные фрагменты дома
напротив и бледную изнанку колышущихся листьев. Убаюканный этим зрелищем, он
задремал и пропустил целый дождь падающих звезд.
когда она смеялась (этой ночью кавалер часто смешил ее), ей можно было дать
еще меньше. Но в настоящий момент на лице ее не было улыбки. Она стояла в
темноте и смотрела на метеоритный дождь, в то время как Сартори восхищенно
наблюдал за ее лицом.
проводят накануне летнего солнцестояния на Хэмстедской пустоши, и с
легкостью очаровал ее. Дела на ярмарке шли довольно худо - народа почти не
было, и когда закрыли карусели, а произошло это при первом же приближении
сумерек, он убедил ее отправиться вместе с ним в город - выпить вина,
побродить и найти место, где можно поговорить и посмотреть на звезды. Прошло
уже много лет с тех пор, как он в последний раз занимался ремеслом
соблазнителя - с Юдит был совсем другой случай, - но подобные навыки
восстанавливаются быстро, и удовлетворение, которое он испытал, видя, как
она уступает его напору, вкупе с приличной дозой вина почти успокоили боль
недавних поражений.
поначалу она встречала его взгляд с застенчивостью, но это входило в правила
игры, и он нисколько не возражал против того, чтобы немного поиграть в нее,
ненадолго отвлекшись от предстоящей трагедии. При всей своей застенчивости
она не отказалась, когда он предложил прогуляться по кварталу снесенных
зданий на задворках Шиверик-сквер, хотя и заметила, что ей хотелось бы,
чтобы он обращался с ней как можно более нежно. Так он и сделал. В темноте
они набрели на небольшую уютную рощицу. Небо над головой было ясным, и ей
представилась прекрасная возможность полюбоваться головокружительным
зрелищем метеоритного дождя.
грубоватом кокни (Кокни - так называют уроженцев Ист-Энда - восточной (не
аристократической) части Лондона и тот жаргон, на котором они изъясняются -
прим. перев.). - Я имею в виду, глядеть на звезды.
изложила ему несколько обрывков своей биографии: сначала о парне по имени
Тревор, который говорил, что любит ее, но потом сбежал с ее лучшей подругой,
потом о принадлежащей ее матери коллекции фарфоровых лягушек и о том; как
хорошо жить в Испании, потому что все там гораздо счастливее. Но потом, без
дополнительных вопросов с его стороны, она сообщила ему, что ей плевать и на
Испанию, и на Тревора, и на фарфоровых лягушек. Она сказала, что счастлива,
и звезды, которые обычно пугали ее, теперь вызывают в ней желание летать, на
что он ответил, что они могут действительно вдвоем немного полетать, стоит
ей сказать лишь слово.
смиренным вздохом.
хм? Это что, так у тебя называется?
для того, чтобы мять ее и лапать. Это унизило бы их обоих!
Второй по важности акт в жизни человека - после того, что был у нее на уме.
Сопротивление ее было почти таким же смиренным, как и вздох, и меньше, чем
через минуту, ее труп уже лежал на траве. Звезды в небе продолжали падать с
изобилием, знакомым ему по воспоминаниям двухсотлетней давности. Неожиданный
дождь небесных светил - дурное предзнаменование того, что должно произойти
завтрашней ночью.
разложил куски по рощице - в освященном веками порядке. Торопиться было
некуда. Это заклинание лучше всего совершать в унылое предрассветное время,
так что в запасе у него еще несколько часов. Когда же время придет, и ритуал
свершится, должны оправдаться его самые смелые надежды. Когда он использовал
тело Годольфина, оно было уже остывшим, да и человека, которому оно
принадлежало, трудно было назвать невинным. Как он и предполагал, на такую
неаппетитную наживку клюнули лишь самые примитивные обитатели Ин Ово. Что же
касается Моники, то она, во-первых, была теплой, а во-вторых, прожила еще
слишком мало, чтобы успеть стать великой грешницей. Ее смерть откроет в Ин
Ово куда более широкую трещину, чем смерть Годольфина, а уж он постарается
привлечь сквозь нее такие разновидности Овиатов, которые как нельзя лучше
подходят для завтрашней работенки. Это будут длинные, лоснящиеся твари с
ядовитой слюной, которые помогут ему показать, на что способен рожденный для
разрушения.
Глава 53
пустынным, но это оказалось не так. За время, прошедшее с его возвращения с
Южного Берега и до начала их поездки в Поместье, лондонские улицы, на
которых, в соответствии с утверждениями Понедельника, действительно не было
видно ни романтически настроенных туристов, ни идущих на вечеринки гостей,
превратились во владение третьего и куда более странного племени. Это были
мужчины и женщины, которые просто, ни с того ни с сего, встали со своих
постелей и отправились бродить по городу. Почти все они бродили в одиночку,
словно та тревога, что вывела их этой ночью на улицы, была слишком
болезненна, чтобы ей можно было поделиться с близкими. Некоторые были одеты
так, словно направлялись в контору на работу: костюмы и галстуки, юбки и
туфли на низком каблуке. Одежда других с трудом укладывалась в рамки
приличий: многие были босыми, а еще больше людей разгуливало обнаженными по
пояс. У всех была одинаковая вялая походка; все глаза были устремлены на
небо.
предзнаменованиями. Несколько раз краем глаза она заметила падающие звезды,
но для ясной летней ночи в этом зрелище не было ничего необычного. Ей
оставалось только предположить, что эти люди вбили себе в головы идею, что
откровение должно прийти сверху, и, проснувшись среди ночи с необъяснимым
подозрением, что это откровение вот-вот должно произойти, отправились на
улицы на его поиски.
пижамах и ночных рубашках стояли на углах улиц или на лужайках перед домом и
наблюдали за небом. Чем дальше от центра Лондона - возможно, от Клеркенуэлла
в частности - они отъезжали, тем менее выраженным становилось это загадочное
явление, чтобы вновь проявиться во всем своем блеске в деревушке Йоук, где,
промокнув до нитки, они с Милягой стояли на почте всего лишь несколько дней
назад. Проезжая по тем же самым улочкам, где они плелись под дождем, она
вспомнила о той наивной мысли, с которой она вернулась в Пятый Доминион, -
это была мысль о возможности воссоединения между ней и Милягой. Теперь она
ехала обратно тем же маршрутом, и все ее надежды на подобное воссоединение
были перечеркнуты, а в животе она вынашивала ребенка его злейшего врага. Ее
двухсотлетний роман с Милягой подошел к неизбежному и необратимому концу
воротам, уже недостаточно было бы того прутика, которым Эстабрук некогда
расчищал здесь путь. Несмотря на свой пышный вид, растительность воняла
разложением, словно процесс распада шел в ней с такой же скоростью, как и
процесс роста, и набухшие бутоны были обречены сгнить, так никогда и не
превратившись в цветы. Размахивая налево и направо своим ножом, Понедельник
расчистил путь к воротам, и сквозь дыру в проржавевшем железе они проникли в
парк. Несмотря на то что был час сов и мотыльков, парк кишел всеми формами
дневной жизни. Птицы кружили в воздухе, словно внезапное смещение магнитных