чала ее появление очень их испугало, но затем они признались ей, почему
они тут. Им велено было отдежурить четверть ночи у тела господина графа,
но страх помешал им, и они предпочли дежурить и молиться у дверей.
душный хозяин уже не возбуждает в своих слугах иного чувства, кроме ужа-
са.
приходило, что перед ними вдова графа Альберта, - у нашего молодого ба-
рина были непонятные знакомства и сношения с миром духов. Он разговари-
вал с умершими, находил скрытые вещи, не бывал никогда в церкви, ел
вместе с цыганами... словом, трудно сказать, что может случиться с тем,
кто проведет нынешнюю ночь в часовне. Хоть убейте, а мы не остались бы
там. Взгляните на Цинабра! Его не впускают в священное место, и он целый
день пролежал у двери, не евши, не двигаясь и не воя. Он прекрасно пони-
мает, что там его хозяин и что он мертв. Потому-то пес ни разу и не про-
сился к нему. Но как только пробило полночь, тут он стал метаться, обню-
хивать, скрестись в дверь и подвывать, словно чувствуя, что хозяин его
там не один и не лежит покойно.
сердце потеплее, умишко ваш не был бы так слаб! - и она вошла в часовню,
к великому изумлению и ужасу трусливых сторожей.
всей пышностью католической обрядности, и боялась разгневать его душу,
продолжавшую жить в ее душе, принимая хотя бы внешнее участие в обрядах,
которые он всегда отвергал. Консуэло ждала этой минуты. Приготовившись к
мрачной обстановке, какою должна была окружить покойного католическая
церковь, она подошла к катафалку и стала глядеть на Альберта без страха.
Она сочла бы оскорблением дорогих, священных останков проявить чувство,
которое было бы так тяжело умершим, если бы они могли узнать о нем. А
кто может нам поручиться, что их душа, оторвавшись от трупа, не видит
нашего ужаса и не испытывает из-за этого горькой скорби? Боязнь мертвых
- отвратительная слабость. Это самое обыденное и жестокое кощунство. Ма-
тери этой боязни не знают.
ми гербами. Голова его покоилась на подушке черного бархата, усеянного
серебряными блестками. Из такого же бархата был сооружен балдахин. Трой-
ной ряд свечей освещал его бледное лицо, спокойное, чистое, мужествен-
ное; казалось, будто он мирно спит. Последнего из Рудольштадтов, по обы-
чаю их семьи, одели в древний костюм его предков. На голове была графс-
кая корона, сбоку - шпага, в ногах - щит с гербом, а на груди - распя-
тие. Длинные волосы и черная борода довершали его сходство с древними
рыцарями, чьи изваяния, распростертые на могилах его предков, покоились
вокруг. Пол был усыпан цветами, и благовония медленно сгорали в позоло-
ченных курильницах, стоявших по четырем углам его смертного ложа...
его величественное спокойствие. Смерть, придав его лицу несколько более
темный оттенок, мало изменила его, и Консуэло, любуясь его красотой, по-
рою забывала, что он перестал жить. Ей чудилось даже, что она слышит его
дыхание, а когда она отходила на минуту, чтобы подбросить благовоний в
курильницы и сменить свечи, ей казалось, будто она слышит слабый шорох и
видит легкое колебание занавесей и драпировок. Тотчас же она возвраща-
лась к нему, но, глядя на холодные уста и угасшее сердце, отрешалась от
мимолетных безумных надежд.
супруга; это был ее первый и последний поцелуй любви.
экстазом. - Ты теперь, без сомнения, читаешь в моем сердце. Нет больше
туч между нами, и ты знаешь, как я тебя люблю. Ты знаешь, если я и поки-
даю твои священные останки и предоставляю их твоей семье, которая завтра
придет взирать на тебя, и покидаю, уже не падая духом, то это не значит,
что я расстаюсь с вечной памятью о тебе и перестаю думать о твоей неру-
шимой любви. Ты знаешь, что не забывчивая вдова, а верная жена уходит из
твоего дома и уносит тебя навеки в своей душе. Прощай, Альберт! Ты верно
сказал: "Смерть проходит между нами и, по видимости, разлучает нас
только для того, чтобы соединить в вечности". Преданная вере, которую ты
преподал мне, убежденная, что ты заслужил любовь и благодать твоего бо-
га, я не плачу о тебе, и никогда в моих мыслях не явишься ты мне в лож-
ном и нечестивом образе покойника. Нет смерти, Альберт! Ты был прав,
сердце мое чувствует так, раз теперь я люблю тебя больше, чем когда-ли-
бо!
балдахина вдруг заколебались, приоткрылись, и в них показалось бледное
лицо Зденко. В первую минуту она испугалась, привыкнув смотреть на него
как на своего смертельного врага. Но в глазах Зденко светилась кротость,
и, протягивая ей поверх смертного ложа свою грубую руку, которую она не
колеблясь, пожала, он, улыбаясь, сказал:
ние, и Альберт доволен тобой. Поверь, он счастлив в эту минуту; он так
хорошо спит, милый Альберт! Я простил его, ты видишь. Я снова пришел к
нему, как только узнал, что он спит. Теперь уж больше я его не покину,
уведу его завтра в пещеру, и там мы снова будем говорить с ним о Консуэ-
ло - Consuelo de mi alma. Иди отдохни, детка! Альберт не один: Зденко
тут, всегда тут. Ему ничего не нужно. Ему так хорошо со своим другом.
Несчастье отвращено, зло уничтожено, смерть побеждена... Трижды счастли-
вый день настал... "Обиженный да поклонится тебе!.."
безумца. Она нежно с ним простилась и когда открыла дверь часовни, Ци-
набр бросился к своему старому другу и, радостно лая, стал без конца об-
нюхивать его.
ворил Зденко, лаская его с такой нежностью, словно он был его ребенком.
- Иди, иди, мой Цинабр! Вот мы все трое и соединились! Больше уж не
расстанемся!
ту Христиана и стала между его кроватью и кроватью канониссы.
удивления. - Очень счастлив вас видеть. Не будите моей сестры, - она,
слава богу, хорошо спит. Идите отдохните вы. Я совсем покоен. Сын мой
спасен; скоро и я поправлюсь.
от него свои слезы, которые могли, быть может, вывести его из заблужде-
ния. Она не решилась поцеловать канониссу, заснувшую наконец впервые
после месяца бессонных ночей.
суэло. - О! Если б эти несчастные могли подольше оставаться во власти
благодетельной усталости!"
Порпорой и Консуэло, чье сердце разрывалось на части оттого, что ей
пришлось покинуть этих благородных стариков. И она даже не подумала, что
грозный замок, где за столькими рвами и решетчатыми воротами было скрыто
столько богатств и столько страданий, стал достоянием графини фон Ру-
дольштадт...
среди ее бесконечных приключений и опасностей, могут теперь отдохнуть.
Те же, менее многочисленные, конечно, у которых еще хватает мужества,
узнают из следующего романа о продолжении странствований Консуэло и о
том, что случилось с графом Альбертом после его смерти.
Венеции. (Прим. автора.)
сонской, впоследствии французской дофине, матери Людовика XVI, Людовика
XVIII и Карла X. (Прим. автора.)