проводит вас.
Уэстлока? Какие непонятливые эти старики!
несколько минут вышли за ними, тоже рука об руку, последний все еще улыбался
- и, право, для человека его склада довольно-таки проницательной улыбкой!
ГЛАВА LIII
Пинча Джону Уэстлоку; что сказал Том Пинч им обоим и как все они провели
остаток дня
влажная музыка, весело плясали шаловливые капельки воды, то забавы ради
взлетая над деревьями, то снова легко ныряя вниз и прячась, когда Руфь со
своим спутником подходили к нему.
вовсе нечего было там делать. Это было им не по дороге, совсем не по дороге.
До фонтана им было столько же дела, сколько, скажем, до любви, или еще до
чего-нибудь в том же роде.
но это совсем другая статья. Разумеется, когда ей нужно было подождать
минутку-другую, было бы очень неудобно остановиться где-нибудь, кроме самого
тихого и уединенного места; а это и было именно такое уединенное место -
лучше не подберешь. Но теперь, когда ее провожал Джон Уэстлок и она шла с
ним под руку к себе домой (причем совершенно в обратную сторону), очень
удивительно, что они вообще очутились поблизости от фонтана.
как видно, пришли туда по взаимному согласию. Однако, попав туда, оба они
немножко смутились; и это было самое странное, потому что в фонтане
положительно нет ничего такого, отчего можно было бы смутиться. Всякому это
известно.
прекрасным.
тенистое!
выдался прелестный; и было вполне естественно - ничего не могло быть
естественнее, - что, остановившись, они стали смотреть во двор, потому что
двор выходит в сад, а сад выходит на реку, и в летний день нет ничего
приятнее, и свежее, и блистательнее этого вида. Так почему же тогда, о
маленькая Руфь, не смотреть на него смело? Зачем же засовывать такой
крохотный, милый, прелестный башмачок в отбитый угол бесчувственной старой
плиты на мостовой, да еще стараться, чтобы он уместился в этом уголке как
можно аккуратнее?
возвращались оттуда, сколько отступного взяло бы Огненное лицо за свое место
прачки у мистера Уэстлока в Фэрнивелс-Инне!
волшебному городу, вымощенному облаками, где все грубые городские шумы
смягчались в тихую музыку; где все казались счастливыми, где не существовало
ни расстояния, ни времени. Им попались два добродушных дюжих возчика,
которые спускали большие бочки пива в какой-то подвал, и когда Джон помог ей
перешагнуть через канат, почти приподняв ее, такую легкую, изящную,
воздушную, они сказали, что Джон у них в долгу за то, что они доставили ему
такой случай. Божественные возчики!
клевера - и все это тому благородному коню, который упрямо становился на
дыбы на тротуаре, с риском перевернуть кабриолет, и напугал ее до того, что
она схватилась за плечо Джона обеими руками (обеими руками, так трогательно
положив их одну на другую) и упросила его спрятаться от опасности в
кондитерской; а после с такой робостью выглядывала из-за дверей; а потом,
глядя на него своими милыми глазами, спрашивала, уверен ли он - да, уверен
ли он, - что им можно без всякой опасности идти дальше? Хоть бы им попался
целый табун вздыбившихся лошадей, хоть бы лев, хоть бы медведь или бешеный
бык - что угодно, лишь бы эти ручки снова скрестились на его плече!
переменах, и что мистер Чезлвит привязался к нему, и какое блестящее будущее
предстоит ему с таким другом, и о многом еще в том же роде. Чем больше они
разговаривали, тем больше боялась маленькая Руфь каждой паузы; лишь бы не
молчать, она готова была повторять одно и то же; а когда у нее не хватало на
это храбрости или присутствия духа (сказать по правде, не хватало очень
часто), она становилась в десять тысяч раз милей и привлекательней, чем
была.
женщина не высказывала своих предположений таким слабым голосом, как Руфь.
заметила, что у него будет, красавица жена. А что думает мистер Уэстлок?
вкус трудно угодить, - он говорил так равнодушно.
видел ее. Мне не хотелось на нее смотреть. Мне было не до нее сегодня утром.
дальше. Невозможно идти, когда так дрожишь.
Огненное лицо, Огненное лицо, сколько же ты возьмешь теперь отступного?
с ней и очень близко - очень, очень близко. О быстро бьющееся,
переполненное, трепетное сердечко, ты знало, что это придет, и надеялось на
это. Так зачем же биться так бурно?
сказать вам, что люблю вас. Я полюбил вас с первого взгляда. Никогда никого
не любили так беззаветно, как люблю вас я, дорогая Руфь!
радости, гордости, надежды и чистой любви. Они поднялись из ее
переполненного юного сердца в ответ на его слова.
смею надеяться, - то не могу высказать, какое это для меня счастье! Милая
Руфь! Моя добрая, кроткая, прелестная Руфь! Я знаю, чего стоит ваше сердце;
надеюсь, я сумею оценить ваш ангельский характер. Позвольте мне доказать вам
это, и вы сделаете меня счастливее, Руфь...
может быть счастливее, Джон, чем вы сделали меня.
предупреждение. Все кончено, Огненное лицо! Мы в вас больше не нуждаемся.
вздыбленных коней. Не нужно было больше ни львов, ни медведей, ни бешеных
быков. Все это выходило без их помощи и даже гораздо лучше. В оправдание не
требовалось больше ни дюжих возчиков, ни бочек с пивом. Вообще не
требовалось никаких предлогов. Нежная, легкая рука ложилась робко, но вполне
естественно, на плечо возлюбленного; гибкая талия, поникшая голова,
краснеющая щека, милые глаза, прелестный ротик - все это было как нельзя
более естественно. Если бы все лошади Аравии взбесились разом, дело не могло
бы пойти лучше.
глазами.
Томом. Я уверена, что ты это знаешь.
важно, с чем именно.
на глазах.
с Томом! Странно было бы начинать с этого. Расстаться с Томом, дорогая! Если
мы с Томом не будем неразлучны и если Тома (благослови его бог!) не будут
больше всех любить и уважать в нашем доме, моя милая жена, то такого дома
нам не нужно! Крепче этой клятвы быть не может, Руфь!
простоте, и невинности, и чистоте сердца, и все же застенчиво, грациозно и
нерешительно, она запечатлела эту клятву розовой печатью, цвет которой
разлился по всему ее лицу, до самых корней ее темно-каштановых волос.
маленькие ручки. - Он так удивится! Я думаю, ему это и в голову не
приходило.
состоянии, когда простительно очень многое), давно ли ей самой это пришло в
голову, что немножко отвлекло их разговор в другую сторону, - отклонение
очаровательное для них, но не очень интересное для нас, - после чего они
снова вернулись к Тому.
Нортон Андрэ
Суворов Виктор
Маккарти Кормак
Андреев Николай
Корнев Павел
Распопов Дмитрий