подставляя белые свои крылья попутному ветру.
воплощением грации, красоты и невинности и чье присутствие на корабле
доставляет радость и сулит благополучное плавание. Ночь, и они с Уолтером
сидят вдвоем, следя за блестящей полосой света на море между ними и месяцем.
ей глаза, и тогда она кладет голову ему на грудь, обнимает его за шею и
говорит:
сидят очень тихо, а величавый корабль безмятежно продолжает свой путь.
пробуждает столько воспоминаний. Оно заставляет меня думать о...
нашептывают Флоренс о любви - о любви вечной и безграничной, вне
пространства и вне времени, уводящей за пределы моря, за пределы неба, в
далекую, невидимую страну.
ГЛАВА LVIH
целого года ветры и облака налетали и исчезали; непрестанная работа времени
совершалась в ненастье и в ведро. В течение целого года чередовались приливы
и отливы людских удач и перемен. В течение целого года прославленная фирма
"Домби и Сын" сражалась не на жизнь, а на смерть с печальными
неожиданностями, с недостоверными слухами, с рискованными сделками,
неблагоприятными временами и, в первую очередь, с ослеплением своего
хозяина, который ни на волос не хотел сократить ее операции и не слушал,
когда его предостерегали, что судно, принуждаемое им идти навстречу шторму,
недостаточно прочно и не может этого выдержать.
замшелой церкви, на бирже начали жужжать и шептаться о крупном крахе.
Холодный, надменный человек, которого здесь хорошо знали, при этом не
присутствовал, не было здесь и его представителя. На следующий день широко
распространился слух, что Домби и Сын прекратили платежи, а вечером эта
фирма возглавляла опубликованный список банкротов.
сказать по этому поводу. Это было наивно-доверчивое общество, с которым
обошлись очень плохо. В этом обществе никогда не бывало банкротств.
религии, патриотизма, добродетели, чести. Не находились в обращении в нем
ничего не стоящие бумаги, на которые кое-кто жил очень неплохо, суля
уплатить большие деньги бог знает из каких источников. Оно не ведало никаких
нужд - разве что в деньгах. Общество было не на шутку разгневано, а больше
всего негодовали те, кто - живи они в худшем обществе - сами могли бы
показаться банкротами, прикрывающимися маскою и мишурным плащом.
мистера Перча, рассыльного! Видно, суждено было мистеру Перчу вечно
просыпаться знаменитостью *. Можно сказать, не дальше чем вчера он вернулся
к частной жизни после того, как побег и последовавшие за этим события
создали ему славу; а теперь благодаря банкротству он стал особой более
важной, чем когда бы то ни было. Достаточно было мистеру Перчу слезть со
своей подставки в конторе, откуда он созерцал незнакомые физиономии
счетоводов, которые заменили почти всех прежних клерков, - достаточно ему
было слезть с нее и появиться во дворе или не дальше чем в трактире
"Королевский герб", как его забрасывали множеством вопросов, в числе которых
почти всегда бывал и такой интересный вопрос: чего он хочет выпить? Тогда
начинал мистер Перч повествовать о часах жестокой тревоги, пережитых им и
миссис Перч в Болс-Понд, когда они впервые заподозрили, что "дело неладно".
Тогда начинал мистер Перч рассказывать развесившим уши слушателям,
рассказывать тихим голосом, словно в соседней комнате лежал непогребенный
труп почившей фирмы, о том, как у миссис Перч впервые мелькнула мысль, что
дело неладно, когда она услышала, что он (Перч) стонет во сне: "Двенадцать
шиллингов и девять пенсов в фунте, двенадцать шиллингов и девять пенсов в
фунте!" * Это сомнамбулическое состояние он объяснял тем впечатлением, какое
произвело на него изменившееся лицо мистера Домби. И он сообщал слушателям о
том, как сказал однажды: "Осмелюсь спросить вас, сэр, нет ли у вас
чего-нибудь тяжелого на душе?" И как мистер Домби ответил: "Мой верный
Перч... но нет, этого не может быть!" - и с этими словами хлопнул себя по
лбу и сказал: "Оставьте меня одного, Перч!" Тут, короче говоря, начинал
мистер Перч, жертва своего положения, рассказывать всевозможные небылицы,
доводя самого себя до слез трогательными выдумками и искренне веря, что
вчерашняя ложь, повторенная сегодня, уподобляется истине.
что, каковы бы ни были его подозрения (словно они могли у него зародиться!),
ему не подобает быть предателем, не так ли? По мнению слушателей (среди
которых никогда не бывало ни одного кредитора), такие чувства делали ему
честь. Таким образом, он вызывал к себе общее расположение, возвращался с
успокоенной совестью к своей подставке и снова созерцал незнакомые
физиономии счетоводов, которые так небрежно обращались с великим тайнами -
бухгалтерскими книгами, или шел на цыпочках в опустевший кабинет мистера
Домби и помешивал угли в камине, или выходил подышать свежим воздухом и
снова с грустью беседовал с каким-нибудь случайно заглянувшим знакомым, или
оказывал различные мелкие услуги старшему бухгалтеру; с его помощью мистер
Перч надеялся получить место рассыльного в Обществе страхования от огня,
когда дела фирмы будут окончательно ликвидированы.
не из тех, кто умеет думать о ближнем - все его внимание сосредоточивалось
на Дж. Б., - не был он также и слишком чувствителен, если не считать
чувствительности к одышке и удушью. Но он столько болтал в клубе о своем
друге Домби, так превозносил его перед членами клуба, так унижал их,
хвастаясь его богатством, что члены клуба - всего-навсего люди - были в
восторге и мстили майору, притворяясь крайне озабоченными и спрашивая его,
можно ли было предвидеть такое ужасное разорение и как это переносит его
друг Домби. На такие вопросы майор, густо багровея, отвечал, что мы, сэр,
живем в очень скверном мире, что Джой кое-что разумеет, но его надули, сэр,
надули, как грудного младенца; что, если бы вы, сэр, предсказали это Дж.
Бегстоку, когда он отправился с Домби за границу и гонялся за этим бродягой
Каркером по всей Франции,
был обманут, сэр, одурачен, застигнут врасплох и ослеплен, но теперь он
бодрствует и снова смотрит в оба, и если бы отец Джо восстал завтра из
могилы, он, Джо, не дал бы старику ни единого пенни в долг, а сказал бы ему,
что его сын Джо - слишком старый вояка, чтобы его можно было еще раз надуть,
сэр! Что он, Дж. Б., стал подозрительным, сварливым, капризным, усталым и ни
во что не верит, сэр, и если бы совместимо было с достоинством грубого и
непреклонного старого майора старой школы, который имел честь быть лично
известным их королевским высочествам, покойным герцогам Кентскому и
Йоркскому, и заслужить их похвалу, - если бы совместимо было с его
достоинством искать уединения в бочке и жить в ней, ей-богу, он завтра же
поселился бы в бочке на Пэлл-Мэлл *, чтобы заявить о своем презрении к
человечеству!
апоплексическими симптомами, майор столь отчаянно вращал головой и столь
энергически кряхтел, свидетельствуя о своем гневе и обиде, что младшие члены
клуба предположили, будто он вложил деньги в фирму своего друга Домби и
понес убытки. Но более старые вояки и более проницательные хитрецы, которые
хорошо знали Джо, и слушать об этом не хотели. Злосчастный туземец, не
высказывая никаких соображений, претерпевал ужасные страдания: страдали не
только его чувства, которые майор ежедневно и ежечасно обстреливал и вконец
изрешетил, но и тело, пребывавшее в постоянном напряжении от ударов и
толчков. Целых шесть недель после банкротства этот несчастный чужестранец
жил под градом щеток и колодок для снимания сапог.
судьбы. Первая сводилась к тому, что миссис Чик не может этого понять.
Вторая - что ее брат "не сделал надлежащего усилия". Третья - что, если бы
ее пригласили на обед в день празднования новоселья, Этого никогда бы не
случилось, о чем она тогда же и Заявила.
предотвратить, усугубить ее тяжесть или облегчить. Стало известно, что фирма
ликвидирует свои дела с наибольшей выгодой для всех заинтересованных лиц, а
мистер Домби добровольно отказывается от всего своего имущества и ни у кого
не просит снисхождения. Стало известно, что ни о каком возобновлении
торговых операций не может быть и речи, так как он уклонился от всяких
дружеских переговоров, имевших целью прийти к такому компромиссу, а также
отказался от всяких почетных и ответственных постов, какие занимал в
качестве лица, пользующегося уважением в торговом мире; что, по одним
слухам, он при смерти, а по другим - заболел черной меланхолией, но что, во
всяком случае, он - человек конченный.
знак соболезнования, который оживлялся веселыми песнями и оказался весьма
удачным. Одни получили место за границей, другие нашли службу на родине;
некоторые, внезапно вспомнив о горячо любимых родственниках, проживающих в
деревне, отправились к ним, а кое-кто печатал объявления в газете. Из
прежних служащих остался один мистер Перч, созерцавший со своей подставки
счетоводов или соскакивавший с нее, чтобы завоевать расположение старшего
бухгалтера, который мог устроить его в Общество страхования от огня. Контора
Зыков Виталий
Лукин Евгений
Херберт Фрэнк
Ковальчук Вера
Андреев Николай
Чернецов Андрей